Юшкевич, Тарас Васильевич

К:Википедия:Страницы на КУ (тип: не указан)

Тарас Васильевич Юшкевич
Дата рождения	21 ноября 1895(1895-11-21)
Место рождения	Святица, Полоцкий уезд, Витебская губерния, Российская империя
Дата смерти	3 декабря 1981(1981-12-03) (86 лет)
Место смерти	Киев, УССР, СССР
Принадлежность	СССР СССР
Род войск	Пехота, Кавалерия
Годы службы	1914—1917 1918—1938
Звание	в связи с репрессиями разжалован, звание не восстановлено
Сражения/войны	Советско-польская война (1919—1921)
Награды и премии

Юшкевич Тарас Васильевич (белор. Юшкевіч Тарас Васільевіч, 22.02.1896, Святица, Полоцкий уезд, Витебская губерния, Российская империя — 03.12.1981, Киев, УССР, СССР) — украинский и советский военачальник белорусского происхождения. Репрессирован.

Biografiq

Родился в деревне Святица, в семье крестьянина-бедняка.

С 9 лет отдан в батраки, работал по найму в чужих семьях. С 14 лет отправился на заработки в Ригу.

С возрастом призван на военную службу, в Гвардейский Семёновский полк. Участник 1-й Мировой (Европейской) Войны.

С декабря 1917 боец РККА, кузнец в эскадроне.

В 1919—1920 гг. являлся курсантом 1-х московских кавалерийских курсов красных командиров (краскомов).

С мая 1920 направлен в ряды Красно-Казачьего Корпуса Украинской Республики. Сначала командир взвода, потом помощник командира сотни, командир 2-й сотни (сотник), помощник командира полка, а с ноября 1922 — командир 1-го полка червонного казачества (43 кавалерийского полка).

В 1924—1927 являлся слушателем Военной Академии имени Михаила Фрунзе.

В 1927—1929 — начальник оперативной части штаба кавалерийского корпуса.

В 1929—1932 по распоряжению 4-го Управления РККА командирован в Монгольскую Республику, где занимался подготовкой военнослужащих, участвовал в подавлении прояпонского мятежа. Полгода находился в пустыне Гоби, без связи с Улан-Батором и пополнения продовольствия и боеприпасов, за данную операцию награждён Орденами Боевого Красного Знамени СССР и Монголии.

По возвращении в СССР стал слушателем оперативного факультета Военной Академии имени Михаила Фрунзе.

В 1933—1935 служил начальником штаба кавалерийской дивизии.

В 1935—1936 служил помощником комдивизии.

25 июня 1938 был арестован. Следствие длилось 13 месяцев.

Приговор 8 лет ИТЛ на реке Индигирка, прииск Ледяной, командировка Пурга.

Потом попал на Магадан. После этого работал на лесопильном заводе в городе Александрове.

В 1949 был арестован вторично. Приговор — бессрочная ссылка в Красноярский край.

Реабилитирован в 1955 году.

До 1957 года добивался возможности вернутся в Киев вместе с семьей.

Награды

• медаль «ХХ лет РККА» ,орден Боевого Красного Знамени СССР № 109, Орден Боевого Красного Знамени МНР

Семья

В 1952 в ссылке познакомился с репрессированной переводчицей одесского инфлота и преподавателем английского языка Родиной Антониной Ивановной (14.10.1921-08.11.2004), в январе 1953 у них родилась дочь Анна.

Источники

• [ru.rodovid.org/wk/Запись:981683 Юшкевич, Тарас Васильевич] на «Родоводе». Дерево предков и потомков
• uenc.ru/ruwiki/547015/
• Мартынов А. Червонное казачество 1918—1923. «Путь просвещения». 1923 г. 304 с.
• Червонное казачество. Воспоминания ветеранов. Ордена Трудового Красного Знамени Военное издательство Министерства обороны СССР. Москва, 1969, редакторы-составители Е. П. Журавлёв, М. А. Жохов.
• rkka.ru/cavalry/30/001_kd.html

Отрывок, характеризующий Юшкевич, Тарас Васильевич

– Давай сюда. Во важно то!
Дрова наломали, надавили, поддули ртами и полами шинелей, и пламя зашипело и затрещало. Солдаты, придвинувшись, закурили трубки. Молодой, красивый солдат, который притащил дрова, подперся руками в бока и стал быстро и ловко топотать озябшими ногами на месте.
– Ах, маменька, холодная роса, да хороша, да в мушкатера… – припевал он, как будто икая на каждом слоге песни.
– Эй, подметки отлетят! – крикнул рыжий, заметив, что у плясуна болталась подметка. – Экой яд плясать!
Плясун остановился, оторвал болтавшуюся кожу и бросил в огонь.
– И то, брат, – сказал он; и, сев, достал из ранца обрывок французского синего сукна и стал обвертывать им ногу. – С пару зашлись, – прибавил он, вытягивая ноги к огню.
– Скоро новые отпустят. Говорят, перебьем до копца, тогда всем по двойному товару.
– А вишь, сукин сын Петров, отстал таки, – сказал фельдфебель.
– Я его давно замечал, – сказал другой.
– Да что, солдатенок…
– А в третьей роте, сказывали, за вчерашний день девять человек недосчитали.
– Да, вот суди, как ноги зазнобишь, куда пойдешь?
– Э, пустое болтать! – сказал фельдфебель.
– Али и тебе хочется того же? – сказал старый солдат, с упреком обращаясь к тому, который сказал, что ноги зазнобил.
– А ты что же думаешь? – вдруг приподнявшись из за костра, пискливым и дрожащим голосом заговорил востроносенький солдат, которого называли ворона. – Кто гладок, так похудает, а худому смерть. Вот хоть бы я. Мочи моей нет, – сказал он вдруг решительно, обращаясь к фельдфебелю, – вели в госпиталь отослать, ломота одолела; а то все одно отстанешь…
– Ну буде, буде, – спокойно сказал фельдфебель. Солдатик замолчал, и разговор продолжался.
– Нынче мало ли французов этих побрали; а сапог, прямо сказать, ни на одном настоящих нет, так, одна названье, – начал один из солдат новый разговор.
– Всё казаки поразули. Чистили для полковника избу, выносили их. Жалости смотреть, ребята, – сказал плясун. – Разворочали их: так живой один, веришь ли, лопочет что то по своему.
– А чистый народ, ребята, – сказал первый. – Белый, вот как береза белый, и бравые есть, скажи, благородные.
– А ты думаешь как? У него от всех званий набраны.
– А ничего не знают по нашему, – с улыбкой недоумения сказал плясун. – Я ему говорю: «Чьей короны?», а он свое лопочет. Чудесный народ!
– Ведь то мудрено, братцы мои, – продолжал тот, который удивлялся их белизне, – сказывали мужики под Можайским, как стали убирать битых, где страженья то была, так ведь что, говорит, почитай месяц лежали мертвые ихние то. Что ж, говорит, лежит, говорит, ихний то, как бумага белый, чистый, ни синь пороха не пахнет.
– Что ж, от холода, что ль? – спросил один.
– Эка ты умный! От холода! Жарко ведь было. Кабы от стужи, так и наши бы тоже не протухли. А то, говорит, подойдешь к нашему, весь, говорит, прогнил в червях. Так, говорит, платками обвяжемся, да, отворотя морду, и тащим; мочи нет. А ихний, говорит, как бумага белый; ни синь пороха не пахнет.
Все помолчали.
– Должно, от пищи, – сказал фельдфебель, – господскую пищу жрали.
Никто не возражал.
– Сказывал мужик то этот, под Можайским, где страженья то была, их с десяти деревень согнали, двадцать дён возили, не свозили всех, мертвых то. Волков этих что, говорит…
– Та страженья была настоящая, – сказал старый солдат. – Только и было чем помянуть; а то всё после того… Так, только народу мученье.
– И то, дядюшка. Позавчера набежали мы, так куда те, до себя не допущают. Живо ружья покидали. На коленки. Пардон – говорит. Так, только пример один. Сказывали, самого Полиона то Платов два раза брал. Слова не знает. Возьмет возьмет: вот на те, в руках прикинется птицей, улетит, да и улетит. И убить тоже нет положенья.