Юшков, Александр Иванович

Александр Иванович Юшков 1-й
Портрет А. И. Юшкова мастерской Джорджа Доу. Военная галерея Зимнего Дворца, Государственный Эрмитаж (Санкт-Петербург)
Дата рождения	1773(1773)
Дата смерти	24 июня 1859(1859-06-24)
Место смерти	Пенза
Принадлежность	Россия Россия
Род войск	пехота
Годы службы	1792—1835
Звание	генерал-лейтенант
Командовал	2-я бриг. 27-й пех. див., 2-я бриг. 15-й пех. див., 2-я бриг. 8-й пех. див., 3-я бриг. 15-й пех. див., 5-я пех. див.,
Сражения/войны	Война четвёртой коалиции, Отечественная война 1812 года, Заграничные походы 1813 и 1814 гг., Русско-турецкая война 1828—1829
Награды и премии	Орден Святого Георгия 4-й ст. (1824), Орден Святого Владимира 3-й ст., Орден Святого Владимира 2-й ст., Орден Святой Анны 2-й ст., Орден Святой Анны 1-й ст., Золотое оружие «За храбрость», Кульмский крест

Александр Иванович Юшков 1-й (1773 — 24 июня 1859, Пенза) — русский генерал, участник Наполеоновских войн.

Биография

Родился в 1773 году в семье председателя казанского верхнего земского суда Ивана Иосифовича Юшкова (ум. 1811) и Натальи Ипатьевны Полянской (ум. 1815). У него было по крайней мере 4 сестры и 4 брата: гвардии капитан Николай (1777—1828), Иван, Иосиф (1788—1849), полковник Владимир (1789—1869), женатый на родной тётке Льва Толстого.

На службу Юшков поступил подпрапорщиком 23 января 1792 года в лейб-гвардии Преображенский полк и, прослужив в полку нижним чином, 22 декабря 1798 года был произведён в прапорщики и в 1800 году — в поручики.

В 1807 году он был в заграничном походе в Пруссии, где в мае сражался под Гейльсбергом, после чего вернулся через Тильзит в Россию.

Произведённый 12 февраля 1810 года в полковники и назначенный 7 октября того же года командиром батальона Переображенского полка, Юшков в 1812 году принял участие в Отечественной войне и в августе сражался с французами при Бородине (награждён орденом Св. Анны 2-й степени).

В 1813 году, перейдя границу России, он сражался в апреле и мае при Люцене и Бауцене (орден Св. Владимира 3-й степени), затем, по выступлении войск через Богемию в Саксонию, находился в боях при Пирне и в кровопролитном сражении под Кульмом, где вдвое сильнейший враг был наголову разбит русскими, причём французы потеряли 80 орудий, два обоза и 10 тысяч пленными, среди которых находился Вандам. 15 сентября 1813 года произведён за отличие при Кульме в генерал-майоры (со старшинством от 16 августа), 28 сентября назначен шефом Якутского полка и затем был (с 8 января 1814 года) бригадным командиром (2-й бригады) 9-й пехотной дивизии. В октябре Юшков бился под стенами Лейпцига, в декабре участвовал в блокаде крепости Майнц со стороны Рейна.

В середине января 1814 года Юшков переправился через Рейн и вступил во французские владения, где принял участие в боях при Бриенне, Ла-Ротьере (алмазные знаки к ордену Св. Анны 2-й степени), Этоже и Шампобере. Отступив в феврале месяце к Шалону, он преследовал неприятеля через Седан за Сену, после чего сражался при Нельи, Суассоне и Лаоне. В марте Юшков был в сражениях у села Вертио, в монмартрском предместье Парижа, при занятии его русскими и покорении города и крепости Сенделии.

В 1815 году после взятия Парижа русскими войсками был назначен губернатором (комендантом) Парижа.

После окончания кампании Юшков вернулся в Польшу, откуда в 1815 году был снова послан во Францию в отдельный корпус. Пробыв там три года в составе российского Оккупционного корпуса, он вернулся в Россию в 1818 году. За это время Юшков командовал 2-й бригадой 27-й пехотной дивизии, 21 марта 1816 года назначен состоять при начальнике 9-й пехотной дивизии.

22 февраля 1819 года Юшков назначен командиром 2-й бригады 15-й пехотной дивизии, затем командовал 2-й бригадой 8-й пехотной дивизии и с 8 июня 1821 года 3-й бригадой 15-й пехотной дивизии. Назначенный 24 октября 1824 года дивизионным начальником 5-й пехотной дивизии, Юшков 22 августа 1826 года за отличие по службе был произведён в генерал-лейтенанты.

Во время Турецкой кампании 1828—1829 годов Юшков, командуя 7-й пехотной дивизией (с 14 апреля по 4 октября 1829 года), находился в августе при блокаде Силистрии, после чего, оставив наблюдательный корпус при крепости, отступил через Каургу и Енибазар на позиции к крепости Шумле, где под главным начальством генерала Дибича разбил турок 30 мая 1829 года в битве у деревни Кулевчи.

Отсюда русские решили перейти Балканы. Имея это в виду, они оставили лагерь у Шумлы и, направившись через Девно, приблизились в начале июля к реке Камчик, где дали сражение, во время которого Юшков был контужен ядром в левый бок. Переправившись через реку и разгромив укрепленный лагерь у деревни Джеваны, Юшков, следуя в авангарде по Балканским горам, прибыл 10 июля к крепости Месемврии, где оборонялся двухбунчужный паша Осман.

По сдаче крепости Юшков выступил с дивизией через Айдос и участвовал в деле при селе Сливии, после чего, следуя через Ямболь, подошёл 4 августа к Адрианополю, который 8 августа был взят русскими. После падения города Юшков оставил Адрианополь и направился к Бургасу, где и оставался до окончания военных действий с Турцией.

23 октября 1835 года Юшков был уволен в отставку и награждён мундиром и пенсией полного оклада.

Заслуги Юшкова на военном поприще и храбрость и мужество, проявленные им в многочисленных боях, в которых он участвовал, были отмечены многими орденами: св. Георгия 4-й степени (12 декабря 1824 г., № 3792 по списку Григоровича — Степанова), св. Владимира 2-й и 3-й степени, св. Анны 1-й и 2-й степени с алмазами. Кроме того, он имел золотую шпагу, украшенную алмазами, с надписью «За храбрость», серебряные медали в память 1812 г. за взятие Парижа и за Турецкую кампанию 1828—1829 гг. и знак отличия беспорочной службы за XXV лет а также ряд иностранных наград, среди которых и Кульмский крест.

Поселился в Пензе, где и умер. Похоронен там же на кладбище Спасо-Преображенского мужского монастыря. Его сын Константин (1831-1905) устроил фабрику в принадлежавшем ему селе Константиновском Малмыжского уезда, долгое время служил в Казани гласным и мировым судьёй. С 1879 года был женат на Ольге Петровне Булгаковой. В Казани на улице Театральной сохранился дом четы Юшковых.

Источники

• И. Н. Артамонова. Юшков I, Александр Иванович // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб.—М., 1896—1918.
• [www.museum.ru/museum/1812/Persons/slovar/sl_yu04.html Словарь русских генералов, участников боевых действий против армии Наполеона Бонапарта в 1812—1815 гг.] // Российский архив : Сб. — М., студия «ТРИТЭ» Н. Михалкова, 1996. — Т. VII. — С. 634.

Отрывок, характеризующий Юшков, Александр Иванович

То самое, чем он прежде мучился, чего он искал постоянно, цели жизни, теперь для него не существовало. Эта искомая цель жизни теперь не случайно не существовала для него только в настоящую минуту, но он чувствовал, что ее нет и не может быть. И это то отсутствие цели давало ему то полное, радостное сознание свободы, которое в это время составляло его счастие.
Он не мог иметь цели, потому что он теперь имел веру, – не веру в какие нибудь правила, или слова, или мысли, но веру в живого, всегда ощущаемого бога. Прежде он искал его в целях, которые он ставил себе. Это искание цели было только искание бога; и вдруг он узнал в своем плену не словами, не рассуждениями, но непосредственным чувством то, что ему давно уж говорила нянюшка: что бог вот он, тут, везде. Он в плену узнал, что бог в Каратаеве более велик, бесконечен и непостижим, чем в признаваемом масонами Архитектоне вселенной. Он испытывал чувство человека, нашедшего искомое у себя под ногами, тогда как он напрягал зрение, глядя далеко от себя. Он всю жизнь свою смотрел туда куда то, поверх голов окружающих людей, а надо было не напрягать глаз, а только смотреть перед собой.
Он не умел видеть прежде великого, непостижимого и бесконечного ни в чем. Он только чувствовал, что оно должно быть где то, и искал его. Во всем близком, понятном он видел одно ограниченное, мелкое, житейское, бессмысленное. Он вооружался умственной зрительной трубой и смотрел в даль, туда, где это мелкое, житейское, скрываясь в тумане дали, казалось ему великим и бесконечным оттого только, что оно было неясно видимо. Таким ему представлялась европейская жизнь, политика, масонство, философия, филантропия. Но и тогда, в те минуты, которые он считал своей слабостью, ум его проникал и в эту даль, и там он видел то же мелкое, житейское, бессмысленное. Теперь же он выучился видеть великое, вечное и бесконечное во всем, и потому естественно, чтобы видеть его, чтобы наслаждаться его созерцанием, он бросил трубу, в которую смотрел до сих пор через головы людей, и радостно созерцал вокруг себя вечно изменяющуюся, вечно великую, непостижимую и бесконечную жизнь. И чем ближе он смотрел, тем больше он был спокоен и счастлив. Прежде разрушавший все его умственные постройки страшный вопрос: зачем? теперь для него не существовал. Теперь на этот вопрос – зачем? в душе его всегда готов был простой ответ: затем, что есть бог, тот бог, без воли которого не спадет волос с головы человека.


Пьер почти не изменился в своих внешних приемах. На вид он был точно таким же, каким он был прежде. Так же, как и прежде, он был рассеян и казался занятым не тем, что было перед глазами, а чем то своим, особенным. Разница между прежним и теперешним его состоянием состояла в том, что прежде, когда он забывал то, что было перед ним, то, что ему говорили, он, страдальчески сморщивши лоб, как будто пытался и не мог разглядеть чего то, далеко отстоящего от него. Теперь он так же забывал то, что ему говорили, и то, что было перед ним; но теперь с чуть заметной, как будто насмешливой, улыбкой он всматривался в то самое, что было перед ним, вслушивался в то, что ему говорили, хотя очевидно видел и слышал что то совсем другое. Прежде он казался хотя и добрым человеком, но несчастным; и потому невольно люди отдалялись от него. Теперь улыбка радости жизни постоянно играла около его рта, и в глазах его светилось участие к людям – вопрос: довольны ли они так же, как и он? И людям приятно было в его присутствии.
Прежде он много говорил, горячился, когда говорил, и мало слушал; теперь он редко увлекался разговором и умел слушать так, что люди охотно высказывали ему свои самые задушевные тайны.
Княжна, никогда не любившая Пьера и питавшая к нему особенно враждебное чувство с тех пор, как после смерти старого графа она чувствовала себя обязанной Пьеру, к досаде и удивлению своему, после короткого пребывания в Орле, куда она приехала с намерением доказать Пьеру, что, несмотря на его неблагодарность, она считает своим долгом ходить за ним, княжна скоро почувствовала, что она его любит. Пьер ничем не заискивал расположения княжны. Он только с любопытством рассматривал ее. Прежде княжна чувствовала, что в его взгляде на нее были равнодушие и насмешка, и она, как и перед другими людьми, сжималась перед ним и выставляла только свою боевую сторону жизни; теперь, напротив, она чувствовала, что он как будто докапывался до самых задушевных сторон ее жизни; и она сначала с недоверием, а потом с благодарностью выказывала ему затаенные добрые стороны своего характера.
Самый хитрый человек не мог бы искуснее вкрасться в доверие княжны, вызывая ее воспоминания лучшего времени молодости и выказывая к ним сочувствие. А между тем вся хитрость Пьера состояла только в том, что он искал своего удовольствия, вызывая в озлобленной, cyхой и по своему гордой княжне человеческие чувства.
– Да, он очень, очень добрый человек, когда находится под влиянием не дурных людей, а таких людей, как я, – говорила себе княжна.
Перемена, происшедшая в Пьере, была замечена по своему и его слугами – Терентием и Васькой. Они находили, что он много попростел. Терентий часто, раздев барина, с сапогами и платьем в руке, пожелав покойной ночи, медлил уходить, ожидая, не вступит ли барин в разговор. И большею частью Пьер останавливал Терентия, замечая, что ему хочется поговорить.
– Ну, так скажи мне… да как же вы доставали себе еду? – спрашивал он. И Терентий начинал рассказ о московском разорении, о покойном графе и долго стоял с платьем, рассказывая, а иногда слушая рассказы Пьера, и, с приятным сознанием близости к себе барина и дружелюбия к нему, уходил в переднюю.
Доктор, лечивший Пьера и навещавший его каждый день, несмотря на то, что, по обязанности докторов, считал своим долгом иметь вид человека, каждая минута которого драгоценна для страждущего человечества, засиживался часами у Пьера, рассказывая свои любимые истории и наблюдения над нравами больных вообще и в особенности дам.
– Да, вот с таким человеком поговорить приятно, не то, что у нас, в провинции, – говорил он.
В Орле жило несколько пленных французских офицеров, и доктор привел одного из них, молодого итальянского офицера.
Офицер этот стал ходить к Пьеру, и княжна смеялась над теми нежными чувствами, которые выражал итальянец к Пьеру.
Итальянец, видимо, был счастлив только тогда, когда он мог приходить к Пьеру и разговаривать и рассказывать ему про свое прошедшее, про свою домашнюю жизнь, про свою любовь и изливать ему свое негодование на французов, и в особенности на Наполеона.
– Ежели все русские хотя немного похожи на вас, – говорил он Пьеру, – c'est un sacrilege que de faire la guerre a un peuple comme le votre. [Это кощунство – воевать с таким народом, как вы.] Вы, пострадавшие столько от французов, вы даже злобы не имеете против них.
И страстную любовь итальянца Пьер теперь заслужил только тем, что он вызывал в нем лучшие стороны его души и любовался ими.
Последнее время пребывания Пьера в Орле к нему приехал его старый знакомый масон – граф Вилларский, – тот самый, который вводил его в ложу в 1807 году. Вилларский был женат на богатой русской, имевшей большие имения в Орловской губернии, и занимал в городе временное место по продовольственной части.
Узнав, что Безухов в Орле, Вилларский, хотя и никогда не был коротко знаком с ним, приехал к нему с теми заявлениями дружбы и близости, которые выражают обыкновенно друг другу люди, встречаясь в пустыне. Вилларский скучал в Орле и был счастлив, встретив человека одного с собой круга и с одинаковыми, как он полагал, интересами.