Юшков, Серафим Владимирович
Поделись знанием:
– К его величеству с поручением.
– Вот он! – сказал Борис, которому послышалось, что Ростову нужно было его высочество, вместо его величества.
И он указал ему на великого князя, который в ста шагах от них, в каске и в кавалергардском колете, с своими поднятыми плечами и нахмуренными бровями, что то кричал австрийскому белому и бледному офицеру.
– Да ведь это великий князь, а мне к главнокомандующему или к государю, – сказал Ростов и тронул было лошадь.
– Граф, граф! – кричал Берг, такой же оживленный, как и Борис, подбегая с другой стороны, – граф, я в правую руку ранен (говорил он, показывая кисть руки, окровавленную, обвязанную носовым платком) и остался во фронте. Граф, держу шпагу в левой руке: в нашей породе фон Бергов, граф, все были рыцари.
Берг еще что то говорил, но Ростов, не дослушав его, уже поехал дальше.
Проехав гвардию и пустой промежуток, Ростов, для того чтобы не попасть опять в первую линию, как он попал под атаку кавалергардов, поехал по линии резервов, далеко объезжая то место, где слышалась самая жаркая стрельба и канонада. Вдруг впереди себя и позади наших войск, в таком месте, где он никак не мог предполагать неприятеля, он услыхал близкую ружейную стрельбу.
«Что это может быть? – подумал Ростов. – Неприятель в тылу наших войск? Не может быть, – подумал Ростов, и ужас страха за себя и за исход всего сражения вдруг нашел на него. – Что бы это ни было, однако, – подумал он, – теперь уже нечего объезжать. Я должен искать главнокомандующего здесь, и ежели всё погибло, то и мое дело погибнуть со всеми вместе».
Дурное предчувствие, нашедшее вдруг на Ростова, подтверждалось всё более и более, чем дальше он въезжал в занятое толпами разнородных войск пространство, находящееся за деревнею Працом.
– Что такое? Что такое? По ком стреляют? Кто стреляет? – спрашивал Ростов, ровняясь с русскими и австрийскими солдатами, бежавшими перемешанными толпами наперерез его дороги.
– А чорт их знает? Всех побил! Пропадай всё! – отвечали ему по русски, по немецки и по чешски толпы бегущих и непонимавших точно так же, как и он, того, что тут делалось.
– Бей немцев! – кричал один.
– А чорт их дери, – изменников.
– Zum Henker diese Ruesen… [К чорту этих русских…] – что то ворчал немец.
Несколько раненых шли по дороге. Ругательства, крики, стоны сливались в один общий гул. Стрельба затихла и, как потом узнал Ростов, стреляли друг в друга русские и австрийские солдаты.
«Боже мой! что ж это такое? – думал Ростов. – И здесь, где всякую минуту государь может увидать их… Но нет, это, верно, только несколько мерзавцев. Это пройдет, это не то, это не может быть, – думал он. – Только поскорее, поскорее проехать их!»
Мысль о поражении и бегстве не могла притти в голову Ростову. Хотя он и видел французские орудия и войска именно на Праценской горе, на той самой, где ему велено было отыскивать главнокомандующего, он не мог и не хотел верить этому.
Около деревни Праца Ростову велено было искать Кутузова и государя. Но здесь не только не было их, но не было ни одного начальника, а были разнородные толпы расстроенных войск.
Он погонял уставшую уже лошадь, чтобы скорее проехать эти толпы, но чем дальше он подвигался, тем толпы становились расстроеннее. По большой дороге, на которую он выехал, толпились коляски, экипажи всех сортов, русские и австрийские солдаты, всех родов войск, раненые и нераненые. Всё это гудело и смешанно копошилось под мрачный звук летавших ядер с французских батарей, поставленных на Праценских высотах.
– Где государь? где Кутузов? – спрашивал Ростов у всех, кого мог остановить, и ни от кого не мог получить ответа.
Наконец, ухватив за воротник солдата, он заставил его ответить себе.
– Э! брат! Уж давно все там, вперед удрали! – сказал Ростову солдат, смеясь чему то и вырываясь.
Оставив этого солдата, который, очевидно, был пьян, Ростов остановил лошадь денщика или берейтора важного лица и стал расспрашивать его. Денщик объявил Ростову, что государя с час тому назад провезли во весь дух в карете по этой самой дороге, и что государь опасно ранен.
– Не может быть, – сказал Ростов, – верно, другой кто.
– Сам я видел, – сказал денщик с самоуверенной усмешкой. – Уж мне то пора знать государя: кажется, сколько раз в Петербурге вот так то видал. Бледный, пребледный в карете сидит. Четверню вороных как припустит, батюшки мои, мимо нас прогремел: пора, кажется, и царских лошадей и Илью Иваныча знать; кажется, с другим как с царем Илья кучер не ездит.
Ростов пустил его лошадь и хотел ехать дальше. Шедший мимо раненый офицер обратился к нему.
– Да вам кого нужно? – спросил офицер. – Главнокомандующего? Так убит ядром, в грудь убит при нашем полку.
– Не убит, ранен, – поправил другой офицер.
– Да кто? Кутузов? – спросил Ростов.
– Не Кутузов, а как бишь его, – ну, да всё одно, живых не много осталось. Вон туда ступайте, вон к той деревне, там всё начальство собралось, – сказал этот офицер, указывая на деревню Гостиерадек, и прошел мимо.
Ростов ехал шагом, не зная, зачем и к кому он теперь поедет. Государь ранен, сражение проиграно. Нельзя было не верить этому теперь. Ростов ехал по тому направлению, которое ему указали и по которому виднелись вдалеке башня и церковь. Куда ему было торопиться? Что ему было теперь говорить государю или Кутузову, ежели бы даже они и были живы и не ранены?
– Этой дорогой, ваше благородие, поезжайте, а тут прямо убьют, – закричал ему солдат. – Тут убьют!
– О! что говоришь! сказал другой. – Куда он поедет? Тут ближе.
Ростов задумался и поехал именно по тому направлению, где ему говорили, что убьют.
«Теперь всё равно: уж ежели государь ранен, неужели мне беречь себя?» думал он. Он въехал в то пространство, на котором более всего погибло людей, бегущих с Працена. Французы еще не занимали этого места, а русские, те, которые были живы или ранены, давно оставили его. На поле, как копны на хорошей пашне, лежало человек десять, пятнадцать убитых, раненых на каждой десятине места. Раненые сползались по два, по три вместе, и слышались неприятные, иногда притворные, как казалось Ростову, их крики и стоны. Ростов пустил лошадь рысью, чтобы не видать всех этих страдающих людей, и ему стало страшно. Он боялся не за свою жизнь, а за то мужество, которое ему нужно было и которое, он знал, не выдержит вида этих несчастных.
Французы, переставшие стрелять по этому, усеянному мертвыми и ранеными, полю, потому что уже никого на нем живого не было, увидав едущего по нем адъютанта, навели на него орудие и бросили несколько ядер. Чувство этих свистящих, страшных звуков и окружающие мертвецы слились для Ростова в одно впечатление ужаса и сожаления к себе. Ему вспомнилось последнее письмо матери. «Что бы она почувствовала, – подумал он, – коль бы она видела меня теперь здесь, на этом поле и с направленными на меня орудиями».
В деревне Гостиерадеке были хотя и спутанные, но в большем порядке русские войска, шедшие прочь с поля сражения. Сюда уже не доставали французские ядра, и звуки стрельбы казались далекими. Здесь все уже ясно видели и говорили, что сражение проиграно. К кому ни обращался Ростов, никто не мог сказать ему, ни где был государь, ни где был Кутузов. Одни говорили, что слух о ране государя справедлив, другие говорили, что нет, и объясняли этот ложный распространившийся слух тем, что, действительно, в карете государя проскакал назад с поля сражения бледный и испуганный обер гофмаршал граф Толстой, выехавший с другими в свите императора на поле сражения. Один офицер сказал Ростову, что за деревней, налево, он видел кого то из высшего начальства, и Ростов поехал туда, уже не надеясь найти кого нибудь, но для того только, чтобы перед самим собою очистить свою совесть. Проехав версты три и миновав последние русские войска, около огорода, окопанного канавой, Ростов увидал двух стоявших против канавы всадников. Один, с белым султаном на шляпе, показался почему то знакомым Ростову; другой, незнакомый всадник, на прекрасной рыжей лошади (лошадь эта показалась знакомою Ростову) подъехал к канаве, толкнул лошадь шпорами и, выпустив поводья, легко перепрыгнул через канаву огорода. Только земля осыпалась с насыпи от задних копыт лошади. Круто повернув лошадь, он опять назад перепрыгнул канаву и почтительно обратился к всаднику с белым султаном, очевидно, предлагая ему сделать то же. Всадник, которого фигура показалась знакома Ростову и почему то невольно приковала к себе его внимание, сделал отрицательный жест головой и рукой, и по этому жесту Ростов мгновенно узнал своего оплакиваемого, обожаемого государя.
«Но это не мог быть он, один посреди этого пустого поля», подумал Ростов. В это время Александр повернул голову, и Ростов увидал так живо врезавшиеся в его памяти любимые черты. Государь был бледен, щеки его впали и глаза ввалились; но тем больше прелести, кротости было в его чертах. Ростов был счастлив, убедившись в том, что слух о ране государя был несправедлив. Он был счастлив, что видел его. Он знал, что мог, даже должен был прямо обратиться к нему и передать то, что приказано было ему передать от Долгорукова.
Но как влюбленный юноша дрожит и млеет, не смея сказать того, о чем он мечтает ночи, и испуганно оглядывается, ища помощи или возможности отсрочки и бегства, когда наступила желанная минута, и он стоит наедине с ней, так и Ростов теперь, достигнув того, чего он желал больше всего на свете, не знал, как подступить к государю, и ему представлялись тысячи соображений, почему это было неудобно, неприлично и невозможно.
«Как! Я как будто рад случаю воспользоваться тем, что он один и в унынии. Ему неприятно и тяжело может показаться неизвестное лицо в эту минуту печали; потом, что я могу сказать ему теперь, когда при одном взгляде на него у меня замирает сердце и пересыхает во рту?» Ни одна из тех бесчисленных речей, которые он, обращая к государю, слагал в своем воображении, не приходила ему теперь в голову. Те речи большею частию держались совсем при других условиях, те говорились большею частию в минуту побед и торжеств и преимущественно на смертном одре от полученных ран, в то время как государь благодарил его за геройские поступки, и он, умирая, высказывал ему подтвержденную на деле любовь свою.
«Потом, что же я буду спрашивать государя об его приказаниях на правый фланг, когда уже теперь 4 й час вечера, и сражение проиграно? Нет, решительно я не должен подъезжать к нему. Не должен нарушать его задумчивость. Лучше умереть тысячу раз, чем получить от него дурной взгляд, дурное мнение», решил Ростов и с грустью и с отчаянием в сердце поехал прочь, беспрестанно оглядываясь на всё еще стоявшего в том же положении нерешительности государя.
В то время как Ростов делал эти соображения и печально отъезжал от государя, капитан фон Толь случайно наехал на то же место и, увидав государя, прямо подъехал к нему, предложил ему свои услуги и помог перейти пешком через канаву. Государь, желая отдохнуть и чувствуя себя нездоровым, сел под яблочное дерево, и Толь остановился подле него. Ростов издалека с завистью и раскаянием видел, как фон Толь что то долго и с жаром говорил государю, как государь, видимо, заплакав, закрыл глаза рукой и пожал руку Толю.
«И это я мог бы быть на его месте?» подумал про себя Ростов и, едва удерживая слезы сожаления об участи государя, в совершенном отчаянии поехал дальше, не зная, куда и зачем он теперь едет.
Его отчаяние было тем сильнее, что он чувствовал, что его собственная слабость была причиной его горя.
Он мог бы… не только мог бы, но он должен был подъехать к государю. И это был единственный случай показать государю свою преданность. И он не воспользовался им… «Что я наделал?» подумал он. И он повернул лошадь и поскакал назад к тому месту, где видел императора; но никого уже не было за канавой. Только ехали повозки и экипажи. От одного фурмана Ростов узнал, что Кутузовский штаб находится неподалеку в деревне, куда шли обозы. Ростов поехал за ними.
Впереди его шел берейтор Кутузова, ведя лошадей в попонах. За берейтором ехала повозка, и за повозкой шел старик дворовый, в картузе, полушубке и с кривыми ногами.
– Тит, а Тит! – сказал берейтор.
– Чего? – рассеянно отвечал старик.
– Тит! Ступай молотить.
– Э, дурак, тьфу! – сердито плюнув, сказал старик. Прошло несколько времени молчаливого движения, и повторилась опять та же шутка.
В пятом часу вечера сражение было проиграно на всех пунктах. Более ста орудий находилось уже во власти французов.
Пржебышевский с своим корпусом положил оружие. Другие колонны, растеряв около половины людей, отступали расстроенными, перемешанными толпами.
Остатки войск Ланжерона и Дохтурова, смешавшись, теснились около прудов на плотинах и берегах у деревни Аугеста.
В 6 м часу только у плотины Аугеста еще слышалась жаркая канонада одних французов, выстроивших многочисленные батареи на спуске Праценских высот и бивших по нашим отступающим войскам.
В арьергарде Дохтуров и другие, собирая батальоны, отстреливались от французской кавалерии, преследовавшей наших. Начинало смеркаться. На узкой плотине Аугеста, на которой столько лет мирно сиживал в колпаке старичок мельник с удочками, в то время как внук его, засучив рукава рубашки, перебирал в лейке серебряную трепещущую рыбу; на этой плотине, по которой столько лет мирно проезжали на своих парных возах, нагруженных пшеницей, в мохнатых шапках и синих куртках моравы и, запыленные мукой, с белыми возами уезжали по той же плотине, – на этой узкой плотине теперь между фурами и пушками, под лошадьми и между колес толпились обезображенные страхом смерти люди, давя друг друга, умирая, шагая через умирающих и убивая друг друга для того только, чтобы, пройдя несколько шагов, быть точно. так же убитыми.
Каждые десять секунд, нагнетая воздух, шлепало ядро или разрывалась граната в средине этой густой толпы, убивая и обрызгивая кровью тех, которые стояли близко. Долохов, раненый в руку, пешком с десятком солдат своей роты (он был уже офицер) и его полковой командир, верхом, представляли из себя остатки всего полка. Влекомые толпой, они втеснились во вход к плотине и, сжатые со всех сторон, остановились, потому что впереди упала лошадь под пушкой, и толпа вытаскивала ее. Одно ядро убило кого то сзади их, другое ударилось впереди и забрызгало кровью Долохова. Толпа отчаянно надвинулась, сжалась, тронулась несколько шагов и опять остановилась.
Пройти эти сто шагов, и, наверное, спасен; простоять еще две минуты, и погиб, наверное, думал каждый. Долохов, стоявший в середине толпы, рванулся к краю плотины, сбив с ног двух солдат, и сбежал на скользкий лед, покрывший пруд.
– Сворачивай, – закричал он, подпрыгивая по льду, который трещал под ним, – сворачивай! – кричал он на орудие. – Держит!…
Лед держал его, но гнулся и трещал, и очевидно было, что не только под орудием или толпой народа, но под ним одним он сейчас рухнется. На него смотрели и жались к берегу, не решаясь еще ступить на лед. Командир полка, стоявший верхом у въезда, поднял руку и раскрыл рот, обращаясь к Долохову. Вдруг одно из ядер так низко засвистело над толпой, что все нагнулись. Что то шлепнулось в мокрое, и генерал упал с лошадью в лужу крови. Никто не взглянул на генерала, не подумал поднять его.
– Пошел на лед! пошел по льду! Пошел! вороти! аль не слышишь! Пошел! – вдруг после ядра, попавшего в генерала, послышались бесчисленные голоса, сами не зная, что и зачем кричавшие.
Одно из задних орудий, вступавшее на плотину, своротило на лед. Толпы солдат с плотины стали сбегать на замерзший пруд. Под одним из передних солдат треснул лед, и одна нога ушла в воду; он хотел оправиться и провалился по пояс.
Ближайшие солдаты замялись, орудийный ездовой остановил свою лошадь, но сзади всё еще слышались крики: «Пошел на лед, что стал, пошел! пошел!» И крики ужаса послышались в толпе. Солдаты, окружавшие орудие, махали на лошадей и били их, чтобы они сворачивали и подвигались. Лошади тронулись с берега. Лед, державший пеших, рухнулся огромным куском, и человек сорок, бывших на льду, бросились кто вперед, кто назад, потопляя один другого.
Ядра всё так же равномерно свистели и шлепались на лед, в воду и чаще всего в толпу, покрывавшую плотину, пруды и берег.
На Праценской горе, на том самом месте, где он упал с древком знамени в руках, лежал князь Андрей Болконский, истекая кровью, и, сам не зная того, стонал тихим, жалостным и детским стоном.
К вечеру он перестал стонать и совершенно затих. Он не знал, как долго продолжалось его забытье. Вдруг он опять чувствовал себя живым и страдающим от жгучей и разрывающей что то боли в голове.
«Где оно, это высокое небо, которое я не знал до сих пор и увидал нынче?» было первою его мыслью. «И страдания этого я не знал также, – подумал он. – Да, я ничего, ничего не знал до сих пор. Но где я?»
Он стал прислушиваться и услыхал звуки приближающегося топота лошадей и звуки голосов, говоривших по французски. Он раскрыл глаза. Над ним было опять всё то же высокое небо с еще выше поднявшимися плывущими облаками, сквозь которые виднелась синеющая бесконечность. Он не поворачивал головы и не видал тех, которые, судя по звуку копыт и голосов, подъехали к нему и остановились.
Подъехавшие верховые были Наполеон, сопутствуемый двумя адъютантами. Бонапарте, объезжая поле сражения, отдавал последние приказания об усилении батарей стреляющих по плотине Аугеста и рассматривал убитых и раненых, оставшихся на поле сражения.
– De beaux hommes! [Красавцы!] – сказал Наполеон, глядя на убитого русского гренадера, который с уткнутым в землю лицом и почернелым затылком лежал на животе, откинув далеко одну уже закоченевшую руку.
– Les munitions des pieces de position sont epuisees, sire! [Батарейных зарядов больше нет, ваше величество!] – сказал в это время адъютант, приехавший с батарей, стрелявших по Аугесту.
– Faites avancer celles de la reserve, [Велите привезти из резервов,] – сказал Наполеон, и, отъехав несколько шагов, он остановился над князем Андреем, лежавшим навзничь с брошенным подле него древком знамени (знамя уже, как трофей, было взято французами).
– Voila une belle mort, [Вот прекрасная смерть,] – сказал Наполеон, глядя на Болконского.
Князь Андрей понял, что это было сказано о нем, и что говорит это Наполеон. Он слышал, как называли sire того, кто сказал эти слова. Но он слышал эти слова, как бы он слышал жужжание мухи. Он не только не интересовался ими, но он и не заметил, а тотчас же забыл их. Ему жгло голову; он чувствовал, что он исходит кровью, и он видел над собою далекое, высокое и вечное небо. Он знал, что это был Наполеон – его герой, но в эту минуту Наполеон казался ему столь маленьким, ничтожным человеком в сравнении с тем, что происходило теперь между его душой и этим высоким, бесконечным небом с бегущими по нем облаками. Ему было совершенно всё равно в эту минуту, кто бы ни стоял над ним, что бы ни говорил об нем; он рад был только тому, что остановились над ним люди, и желал только, чтоб эти люди помогли ему и возвратили бы его к жизни, которая казалась ему столь прекрасною, потому что он так иначе понимал ее теперь. Он собрал все свои силы, чтобы пошевелиться и произвести какой нибудь звук. Он слабо пошевелил ногою и произвел самого его разжалобивший, слабый, болезненный стон.
– А! он жив, – сказал Наполеон. – Поднять этого молодого человека, ce jeune homme, и свезти на перевязочный пункт!
Сказав это, Наполеон поехал дальше навстречу к маршалу Лану, который, сняв шляпу, улыбаясь и поздравляя с победой, подъезжал к императору.
Князь Андрей не помнил ничего дальше: он потерял сознание от страшной боли, которую причинили ему укладывание на носилки, толчки во время движения и сондирование раны на перевязочном пункте. Он очнулся уже только в конце дня, когда его, соединив с другими русскими ранеными и пленными офицерами, понесли в госпиталь. На этом передвижении он чувствовал себя несколько свежее и мог оглядываться и даже говорить.
Первые слова, которые он услыхал, когда очнулся, – были слова французского конвойного офицера, который поспешно говорил:
– Надо здесь остановиться: император сейчас проедет; ему доставит удовольствие видеть этих пленных господ.
– Нынче так много пленных, чуть не вся русская армия, что ему, вероятно, это наскучило, – сказал другой офицер.
– Ну, однако! Этот, говорят, командир всей гвардии императора Александра, – сказал первый, указывая на раненого русского офицера в белом кавалергардском мундире.
Болконский узнал князя Репнина, которого он встречал в петербургском свете. Рядом с ним стоял другой, 19 летний мальчик, тоже раненый кавалергардский офицер.
Бонапарте, подъехав галопом, остановил лошадь.
– Кто старший? – сказал он, увидав пленных.
Назвали полковника, князя Репнина.
– Вы командир кавалергардского полка императора Александра? – спросил Наполеон.
– Я командовал эскадроном, – отвечал Репнин.
– Ваш полк честно исполнил долг свой, – сказал Наполеон.
– Похвала великого полководца есть лучшая награда cолдату, – сказал Репнин.
– С удовольствием отдаю ее вам, – сказал Наполеон. – Кто этот молодой человек подле вас?
Князь Репнин назвал поручика Сухтелена.
Посмотрев на него, Наполеон сказал, улыбаясь:
– II est venu bien jeune se frotter a nous. [Молод же явился он состязаться с нами.]
– Молодость не мешает быть храбрым, – проговорил обрывающимся голосом Сухтелен.
– Прекрасный ответ, – сказал Наполеон. – Молодой человек, вы далеко пойдете!
Князь Андрей, для полноты трофея пленников выставленный также вперед, на глаза императору, не мог не привлечь его внимания. Наполеон, видимо, вспомнил, что он видел его на поле и, обращаясь к нему, употребил то самое наименование молодого человека – jeune homme, под которым Болконский в первый раз отразился в его памяти.
– Et vous, jeune homme? Ну, а вы, молодой человек? – обратился он к нему, – как вы себя чувствуете, mon brave?
Несмотря на то, что за пять минут перед этим князь Андрей мог сказать несколько слов солдатам, переносившим его, он теперь, прямо устремив свои глаза на Наполеона, молчал… Ему так ничтожны казались в эту минуту все интересы, занимавшие Наполеона, так мелочен казался ему сам герой его, с этим мелким тщеславием и радостью победы, в сравнении с тем высоким, справедливым и добрым небом, которое он видел и понял, – что он не мог отвечать ему.
Да и всё казалось так бесполезно и ничтожно в сравнении с тем строгим и величественным строем мысли, который вызывали в нем ослабление сил от истекшей крови, страдание и близкое ожидание смерти. Глядя в глаза Наполеону, князь Андрей думал о ничтожности величия, о ничтожности жизни, которой никто не мог понять значения, и о еще большем ничтожестве смерти, смысл которой никто не мог понять и объяснить из живущих.
Император, не дождавшись ответа, отвернулся и, отъезжая, обратился к одному из начальников:
– Пусть позаботятся об этих господах и свезут их в мой бивуак; пускай мой доктор Ларрей осмотрит их раны. До свидания, князь Репнин, – и он, тронув лошадь, галопом поехал дальше.
На лице его было сиянье самодовольства и счастия.
Солдаты, принесшие князя Андрея и снявшие с него попавшийся им золотой образок, навешенный на брата княжною Марьею, увидав ласковость, с которою обращался император с пленными, поспешили возвратить образок.
Князь Андрей не видал, кто и как надел его опять, но на груди его сверх мундира вдруг очутился образок на мелкой золотой цепочке.
«Хорошо бы это было, – подумал князь Андрей, взглянув на этот образок, который с таким чувством и благоговением навесила на него сестра, – хорошо бы это было, ежели бы всё было так ясно и просто, как оно кажется княжне Марье. Как хорошо бы было знать, где искать помощи в этой жизни и чего ждать после нее, там, за гробом! Как бы счастлив и спокоен я был, ежели бы мог сказать теперь: Господи, помилуй меня!… Но кому я скажу это! Или сила – неопределенная, непостижимая, к которой я не только не могу обращаться, но которой не могу выразить словами, – великое всё или ничего, – говорил он сам себе, – или это тот Бог, который вот здесь зашит, в этой ладонке, княжной Марьей? Ничего, ничего нет верного, кроме ничтожества всего того, что мне понятно, и величия чего то непонятного, но важнейшего!»
Носилки тронулись. При каждом толчке он опять чувствовал невыносимую боль; лихорадочное состояние усилилось, и он начинал бредить. Те мечтания об отце, жене, сестре и будущем сыне и нежность, которую он испытывал в ночь накануне сражения, фигура маленького, ничтожного Наполеона и над всем этим высокое небо, составляли главное основание его горячечных представлений.
Тихая жизнь и спокойное семейное счастие в Лысых Горах представлялись ему. Он уже наслаждался этим счастием, когда вдруг являлся маленький Напoлеон с своим безучастным, ограниченным и счастливым от несчастия других взглядом, и начинались сомнения, муки, и только небо обещало успокоение. К утру все мечтания смешались и слились в хаос и мрак беспамятства и забвения, которые гораздо вероятнее, по мнению самого Ларрея, доктора Наполеона, должны были разрешиться смертью, чем выздоровлением.
– C'est un sujet nerveux et bilieux, – сказал Ларрей, – il n'en rechappera pas. [Это человек нервный и желчный, он не выздоровеет.]
Князь Андрей, в числе других безнадежных раненых, был сдан на попечение жителей.
В начале 1806 года Николай Ростов вернулся в отпуск. Денисов ехал тоже домой в Воронеж, и Ростов уговорил его ехать с собой до Москвы и остановиться у них в доме. На предпоследней станции, встретив товарища, Денисов выпил с ним три бутылки вина и подъезжая к Москве, несмотря на ухабы дороги, не просыпался, лежа на дне перекладных саней, подле Ростова, который, по мере приближения к Москве, приходил все более и более в нетерпение.
«Скоро ли? Скоро ли? О, эти несносные улицы, лавки, калачи, фонари, извозчики!» думал Ростов, когда уже они записали свои отпуски на заставе и въехали в Москву.
– Денисов, приехали! Спит! – говорил он, всем телом подаваясь вперед, как будто он этим положением надеялся ускорить движение саней. Денисов не откликался.
– Вот он угол перекресток, где Захар извозчик стоит; вот он и Захар, и всё та же лошадь. Вот и лавочка, где пряники покупали. Скоро ли? Ну!
– К какому дому то? – спросил ямщик.
– Да вон на конце, к большому, как ты не видишь! Это наш дом, – говорил Ростов, – ведь это наш дом! Денисов! Денисов! Сейчас приедем.
Денисов поднял голову, откашлялся и ничего не ответил.
– Дмитрий, – обратился Ростов к лакею на облучке. – Ведь это у нас огонь?
– Так точно с и у папеньки в кабинете светится.
– Еще не ложились? А? как ты думаешь? Смотри же не забудь, тотчас достань мне новую венгерку, – прибавил Ростов, ощупывая новые усы. – Ну же пошел, – кричал он ямщику. – Да проснись же, Вася, – обращался он к Денисову, который опять опустил голову. – Да ну же, пошел, три целковых на водку, пошел! – закричал Ростов, когда уже сани были за три дома от подъезда. Ему казалось, что лошади не двигаются. Наконец сани взяли вправо к подъезду; над головой своей Ростов увидал знакомый карниз с отбитой штукатуркой, крыльцо, тротуарный столб. Он на ходу выскочил из саней и побежал в сени. Дом также стоял неподвижно, нерадушно, как будто ему дела не было до того, кто приехал в него. В сенях никого не было. «Боже мой! все ли благополучно?» подумал Ростов, с замиранием сердца останавливаясь на минуту и тотчас пускаясь бежать дальше по сеням и знакомым, покривившимся ступеням. Всё та же дверная ручка замка, за нечистоту которой сердилась графиня, также слабо отворялась. В передней горела одна сальная свеча.
| Серафим Владимирович Юшков | ||||||
 | ||||||
| Место рождения: |
с. Трофимовщина, Ромодановская волость, Саранский уезд, Пензенская губерния, Российская империя | |||||
|---|---|---|---|---|---|---|
| Место смерти: | ||||||
| Научная сфера: | ||||||
| Место работы: | ||||||
| Учёная степень: | ||||||
| Учёное звание: |
профессор | |||||
| Альма-матер: | ||||||
| Научный руководитель: | ||||||
| Известные ученики: | ||||||
| Известен как: |
основатель науки история государства и права, ему принадлежит название науки | |||||
| Награды и премии: |
| |||||
Серафи́м Влади́мирович Юшко́в (4 [17] апреля 1888 — 14 августа 1952, Малоярославец, Калужская область) — советский историк государства и права, доктор юридических наук, профессор, член-корреспондент АН УССР, академик АН Казахской ССР, Заслуженный деятель науки РСФСР.
Содержание
Биография
Родился 4 (17) апреля 1888 года в с. Трофимовщина, Ромодановская волость, Саранский уезд, Пензенская губерния ныне Республика Мордовия.
Семья
- Отец Владимир Иванович Юшков (? — 1952) — деятель Русской православной Церкви, с 1924 года епископ.
- Мать Надежда Николаевна Несмелова (? — 1892).
- Брат — (? — 1892/1893).
Образование
- С 1894 три года учился в церковной школе имени императора Александра III, д. Александровка Пензенской губернии.
- В 1897 поступает в подготовительный класс Пензенской I гимназии, где обучается с сыном художника-передвижника К. А. Савицкого.[1],
- С 1898 по 1906 обучается в Четвёртой Ларинской казенной классической гимназии в один период с И. Ф. Гайлитом.[2] в Санкт-Петербурге, окончив её с серебряной медалью.
- 1906—1910 — обучение на юридическом факультете Петербургского университета. Учился вместе с М. Я. Лазерсоном, А. А. Боголеповым, М. О. Косвеном.
- 1908—1912 — обучение на историко-филологическом факльтете Петербургского университета. Учился вместе с В. М. Жирмунским.
В 1913 его оставляют, по ходатайству профессора В. Н. Бенешевича, при кафедре церковного русского права для «приготовления к профессорскому званию».[3] Незадолго до окончания С. В. Юшков женится на Е. П. Болдовой, а затем, в 1913, его отправляют во Фрайбургский университет для повышения знаний по правовым наукам. По возвращении оттуда сдаёт магистерские экзамены и допускается к чтению лекций по истории русского права становится с 1916 года — ассистентом Петроградского университета[4][5]
- 1919—1927 годы — ввиду закрытия юридических подразотделений высшей школы после 1918, вынужден, как и его старший друг, юрист А. Л. Саккетти, уехать в Саратов, где работает на историко-филологическом факультете Саратовского университета.[6] В это время заложил основы саратовской научной школы истории государства и права.
- 1927—1930 — на преподавательской работе в Ленинградском университете.
- С 1930—1933— избирается по всесоюзному конкурсу профессором по кафедре «История народов СССР» в Узбекскую государственную педагогическую академию в Самарканде.
- В 1933—1934 годах — преподаватель Дагестанского агро-педагогического института в Махачкале.
- С 1934—1937 — преподаватель Свердловского государственного педагогического института, Сибирского института советского права, с 1935, Свердловского правового института.
- В 1935 году ВАК— присуждена ученая степень доктора исторических наук без защиты диссертации (honoris causa).
- В 1938 году — переезжает из Свердловска в Москву[7], становится преподавателем Московского юридического института, сотрудником ВИЮН.[8]
- С 1939 года — член-корреспондент АН УССР.[9]
- C 1941—1943 — преподаватель I-го государственного юридического института НКЮ СССР в Алма-Ате.
- С 1944 — преподаватель юридического факультета МГУ, Военно-юридической академии, сотрудник ВИЮН.
- В 1946 году — утверждён в первом составе академиков Академии наук Казахской ССР[10] и стал директором Института истории, археологии и этнографии АН Казахской ССР.
- C 1948 года — старший научный сотрудник Всесоюзного юридического заочного института.
Юшков С. В. основоположник науки «история государства и права». Ему принадлежат фундаментальные исследования «Русской правды», о феодальных отношениях в Киевской Руси и приоритетные публикации источников русского права. Умер 14 августа 1952 года в Малоярославце[11]. Похоронен там же, 17 августа, на городском кладбище рядом со своим отцом епископом Серафимом[12].
Память
- Ошибка создания миниатюры: Файл не найден
Памятник на могиле С. В. Юшкова на кладбище Малоярославца.
- Ошибка создания миниатюры: Файл не найден
С. В. Юшков с любимой собакой Кольмой на даче в Малоярославце в короткие минуты отдыха.
- Ошибка создания миниатюры: Файл не найден
Б. Д. Греков, С. В. Юшков и В. М. Чхиквадзе в президиуме на научной конференции в Военно-юридической академии.
Награды
Ордена и медали
- Орден Трудового Красного Знамени 1944;
- Орден «Знак Почёта» 1945;
- Медаль «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.» (6 июня 1945[13]);
- Медаль «В память 800-летия Москвы» (7 февраля 1948[14])
Звания
Публикации
Монографии, книги, учебники
Список монографий, книг, учебников
- Юшков С. В. Очерки из истории приходской жизни на севере России в XV-XVII в. — СПб., 1913. — 134 с.
- Юшков С. В. Феодальные отношения и Киевская Русь. — Саратов, 1924.
- Юшков С. В. Исследования по истории русского права. Устав князя Владимира. (Историко-юридическое исследование). — Новоузенск, 1925. — С. 1-151.
- Юшков С. В. [elib.shpl.ru/ru/nodes/10925-yushkov-s-v-sudebnik-1497-goda-k-vneshney-istorii-pamyatnika-saratov-1926#page/1/mode/grid/zoom/1 Судебник 1497 года: (к внешней истории памятника). — Саратов, 1926. — 46 с.]
- Юшков С. В. M. H. Покровский как историк русского феодализма. — Л., 1927. — 28 с.
- Юшков С. В. Нариси з історії виникнення і початкового розвитку феодалізму в Київській Русі. — К., 1939. — 210 с.
- Юшков С. В. Очерки по истории феодализма в Киевской Руси. — М.: Изд-во Академии наук СССР, 1939. — 253 с.
- Юшков С. В. История государства и права СССР. Ч. 1: Учебник для вузов. — М., 1940. — 596 с.
- Юшков С. В. Конспект лекций по истории государства и права СССР (до Великой Октябрьской социалистической революции). — М., 1940. — 308 с. (на правах рукописи).
- Юшков С. В. Iсторiя Украiни / Пiд ред. M. H. Покровського. — Уфа, 1941. — T. 1. — 238 с. (в соавторстве).
- Юшков С. В. Учебное пособие по истории государства и права СССР. Для студентов-заочников. — Вып. 1/2 : Общественно-политический строй и право Киевской Руси. — М., 1944. — 64 с.
- Юшков С. В. Возникновение самодержавия при царе Алексее Михайловиче: Стенограмма лекции, читанной 27 января 1945 г. — М., 1945. — 24 с. (на правах рукописи).
- Юшков С. В. Сословные и административные реформы Петра Великого : Стенограмма лекции, читанной 10 марта 1945 г. — М., 1945. — 40 с. (на правах рукопису).
- Юшков С. В. Учебное пособие по истории государства и права СССР. Вып. 3: Общественно-политический строй и право феодальных княжеств (XI—XV вв.) и русского государства в период превращения его в централизованное (до середины XVI в.). — М., 1945. — 54 с.
- Юшков С. В. Учебное пособие по истории государства и права СССР. Вып. 4: Общественно-политический строй и право Литовского государства, Кавказских государств и государств Средней и Центральной Азии. — М., 1945. — 54 с.
- Юшков С. В. История государства и права СССР. Ч. 1. — М., 1946. — 323 с.
- Юшков С. В. Учебное пособие по истории государства и права СССР. Вып. 5/6: История государства и права в период превращения Русского государства в многонациональное. — М. — Л., 1946. — 84 с.
- Юшков С. В. История государства и права СССР. Ч. 1: Учебник для юридических вузов. — 2-е изд., испр. и доп. — М., 1947. — 767 с.
- Юшков С. В. Программа по истории государства и права СССР. (Для офицеров школ МВД СССР.) — М., 1947. - 19 с.
- Юшков С. В. Программа по истории государства и права СССР. (Для офицеров школ МВД СССР.) — М., 1947. — 32 с. (в соавторстве).
- Юшков С. В. Программа по истории государства и права СССР. (Для юридических факультетов университетов и юридических институтов.) — М., 1947. — 28 с.
- Юшков С. В. К проблеме образования феодального государства // Моск. юрид. ин-т. — 1947. — 72 с. (на правах рукописи).
- Юшков С. В. История государства и права. Т. 1. (Учебник для юридических вузов.) — М., 1949. — 535 с.
- Юшков С. В. Курс истории государства и права СССР. Т. 1 : Общественно-политический строй и право Киевского государства. — М., 1949. — 544 с.
- Юшков С. В. Программа по истории государства и права СССР (Высшая офицерская школа МВД СССР.) — 1949. — 37 с. (в соавторстве).
- Юшков С. В. История государства и права СССР. Ч. 1. — 3-е изд., доп. и перераб. — М., 1950. - 672 с.
- Юшков С. В. История государства и права СССР. (Учебник для юридических школ.) — Ч. 1. — 2-е изд., перераб. и доп. — М., 1950. — 427 с.
- Юшков С. В. Русская Правда: происхождение, источники, её значение. — М.: Гос. изд-во юрид. лит-ры, 1950. — 378 с.
- Юшков С. В. История государства и права СССР. — М.: Гос. изд-во юрид. лит-ры, 1950. — Т. 1. — 671 с.
- Юшков С. В., Черепнин Л. В. Памятники русского права / А. А. Зимин. — М.: Гос. изд-во юрид. лит-ры, 1952. — Т. 1.
- Юшков С. В., Черепнин Л. В. Памятники русского права / А. А. Зимин. — М.: Гос. изд-во юрид. лит-ры, 1953. — Т. 2.
- Юшков С. В. История государства и права СССР (Учебник для юридических вузов. Ч. 1.). — 4-е изд. — М., 1961. — 672 с.
- Юшков С. В., Софроненко К. А. История государства и права СССР. — М.: Гос. изд-во юрид. лит-ры, 1962. — Т. 2.
- Юшков С. В. Труды выдающихся юристов / ответ. ред. О. И. Чистяков, В. М. Клеандрова, В. Г. Филимонов, С. И. Штамм. — М.: Юридическая литература, 1989. — 462 с. — ISBN 5726000242.
- Юшков С. В. Избранное. — М.: Контракт, 2007. — 473 с. — (Юридическое наследие ХХ века). — ISBN 5982090379.
- У С. В. Юшкова осталась не опубликованной работа под названием: «Очерки по истории государства и права Казахстана». (сохраняется в архиве дочери Е. С. Юшковой, в Киеве)
Статьи
Список статей
- Очерки по истории приходской жизни на Севере России в ХV-XVII вв. // Летопись занятий археографической комиссии за 1913 г. — СПб., 1914. — Т. 26, Вып. 23. — С. 1-134.
- К истории древнерусских юридических сборников (ХIII в.). — Саратов, 1921. — С. 1-27.
- Рец.: Пресняков А. // Книга и революция. — СПб., 1921. — № 1 (13). — С. 45-47.
- О прикладниках (К истории феодальных институтов в древней Руси) // Культура. Научное приложение. — Саратов, 1922. — № 2—3. — С. 6-16.
- К вопросу о смердах // Учёные записки Саратовского университета. Правовое отделение факультета общественных наук. — Саратов, 1923. — Т. 1, Вып. 4. — С. 46-82.
- Феодальные отношения и Киевская Русь // Учёные записки Саратовского университета. Правовое отделение факультета общественных наук. — Саратов, 1925. — Т. 3, Вып. 4. — С. 1-108.
- Крепостное право // Энциклопедия государства и права. — М., 1926. — Т. 2. — Стб. 464—474.
- Судебник 1497 года (к внешней истории памятника) // Учёные записки Саратовского университета. — 1926. — Т. 5, Вып. 3: Факультет хозяйства и права. — С. 1—46.
- Устав князя Всеволода (до зовнішньої історії пам’ятки) // Ювілейний збірник на пошану акад. Д. І. Багалія. — К., 1927. — С. 405—427.
- К вопросу о методологии истории права // Записки Научного общества марксистов. — 1928. — № 1(9). — С. 115—122.
- Псковская аграрная революция в конце XV века // Там же. — № 3 (11). — С. 25-42.
- Правосудие митрополичье: Доклад, читанный в Подкомиссии по подготовке к изданию «Русской правды» 14 ноября 1928 г. // Летопись занятий Археографической комиссии за 1927—1928 гг. — Л., 1929. — Вып. 2 (35). — С. 115—120.
- Эволюция дани в феодальную ренту в Киевском государстве в X—XI веках // Историк-марксист. — 1936. — № 6. — С. 134—138.
- К вопросу о границах древней Албании // Исторические записки. — М., 1937. — Т. 1. — С. 129—148.
- Пушкин о русском феодализме // Историк-марксист. — 1937. — Кн. 1. — С. 48-62.
- К вопросу о развитии крепостного права в Московском государстве в XIV—XVI вв. // Учёные записки Свердловского педагогического института. — 1938. — Вып. 1 (исторический). — С. 43—63.
- К вопросу об особенностях феодализма в Дагестане (до русского завоевания) // Там же. — Вып. 1. — С. 65 — 86.
- Пушкин-историк. // Там же. — Вып. — 1. — С. 87 — 109.
- Программа по истории государства и права народов СССР для юридических институтов. — М., 1938. — 24 с.
- Отражение идей французской буржуазной революции в общественной мысли России (конец XVIII в.) // Информационный бюллетень Всесоюзного института юридических наук. — 1939. — № 7—8. — С. 2.
- «Русская правда» как кодекс русского феодального права // Проблемы социалистического права. — 1939. — № 3/4. — С. 72—89.
- К вопросу о происхождении русского государства // Учёные записки Московского юридического института. — 1940. — Вып. 2. — С. 37—59.
- M. H, Покровский о раннем периоде русского феодализма // Против антимарксистской концепции М. Н. Покровского. — М.; Л., 1940. — Ч. 2. — С. 25-58.
- О праве убежища в древнерусском праве // Учёные записки Всесоюзного института юридических наук. — М., 1940. — Вып. 1. — С. 236—244.
- Русская правда как кодекс русского феодального права (К 200-летию её открытия) // Труды первой научной сессии Всесоюзного института юридических наук. — М., 1940. — С. 106—139.
- До питання про походження Русі // Наукові записки. Інститут мовознавства АН УРСР. — К., 1941, — T. l. — C. 137—156.
- История права в отдельных юридических дисциплинах // Тезисы к докладу научной конференции по вопросу государства и права в работах Ф. Энгельса. 28 января — 1 февраля 1941 г. Всесоюзный институт юридических наук НКЮ СССР. — М., 1941. — С. 14—17.
- Ответ на рецензию С. Покровского // Советское государство и право. — 1941. — № 2. — С. 146—154.
- К вопросу о дофеодальном («варварском») государстве // Вопросы истории — 1946. — № 7. — С. 45—65.
- К вопросу об образовании русского государства в XIV—XVI веках (По поводу статьи проф. П. П. Смирнова) // Вопросы истории — 1946. — № 4. — С. 55—67.
- Киевское государство (К вопросу о социальной структуре Киевской Руси) // Преподавание истории в школе. — 1945. — № 6. — С. 22-40.
- О переименовании историко-правовых дисциплин // Вестник высшей школы. — 1946. — № 3/4. — С. 48—49 (в соавторстве).
- Основные моменты истории Русского государства до середины XIX в. // Научная сессия, посвящённая 20-летию существования Всесоюзного института юридических наук (1925—1945) : Тезисы докладов. — М., 1946. — С. 2—4.
- Про державний устрій Київської Русі: Перехід від варварської держави до феодалізму // Наук. зап. (Ін-т історії і археології України). — 1946. — Кн. 2. — С. 107—117.
- Развитие русского государства в связи с его борьбой за независимость (до XIX века) // Учёные записки Всесоюз. ин-та юрид. наук. — М., 1946. — С. 126—157.
- Книга о великом казахском просветителе и учёном Чокане Валиханове // Большевик Казахстана. — 1946. — № 8. — С. 47—50.
- Всеобщая история государства и права. Ч. 2. Феодализм (Учебник для юридических вузов). — М., 1947. — 272 с. (в соавторстве).
- К вопросу о дофеодальном («варварском») государстве // Учёные труды Всесоюзного института юридических наук. — М., 1947. — Вып. 10. — С. 37—87.
- К древнейшей истории института давности по русскому праву // Уч. зап. Всесоюз. ин-та юрид. наук. — М., 1947. — Вып. 5. — С. 140—144.
- О совещании авторского актива истории государства и права при редакции журнала «Советское государство и право» // Сов. госуд. и право. — 1950. — № 1. — С. 131—134.
- К вопросу о политических формах русского феодального государства до XIX века. (По поводу ст.: Базилевич К. В. Опыт периодизации истории СССР феодального периода. — Вопросы истории, 1949, № 11.) // Вопр. ист. — 1950. — № 1. — С. 71—93.
- К вопросу о сословно-представительной монархии в России // Советское государство и право. — 1950. — № 10. — С. 39—51.
- Основные моменты истории казахского государства (досоветский период). Краткое изложение доклада на первой научной сессии в секторе права Академии Наук Казахской ССР (26-29 ноября 1949 г.). // Советское государство и право. — 1950. — № 3. — С. 82.
- К вопросу о феодальной собственности в досоветском Казахстане // Вестник АН Казахской ССР. — Алма-Ата, 1951. — № 9(78). — С.59-69.
Ученики
- Аргунов, Павел Александрович
- Айдарова, Х.Г. — доктор исторических наук в Казахстане.
- Виленский, Борис Вениаминович
- Дорохова, Галина Александровна — доктор юридических наук.
- Клеандрова, Валентина Михайловна
- Курицын, Всеволод Михайлович
- Леонтьев, Алексей Константинович
- Мартысевич, Иосиф Демьянович
- Месяц, Владимир Д. — аспирант, погиб на фронте Великой Отечественной войны.
- Софроненко, Ксения Александровна (1905—1978) — доктор юридических наук, профессор.
- Стоян, Филипп Кузьмич
- Тайманов, Гильмант Тайманович
- Тилле, Анатолий Александрович
- Уразаев, Шавкад Закариевич
- Филимонов, Василий Георгиевич
- Чистяков, Олег Иванович
- Штамм, Светлана Ивановна
- Эдельштейн-Братусь, Рахиль Лазаревна
См. также
Напишите отзыв о статье "Юшков, Серафим Владимирович"
Примечания
- ↑ По воспоминаниям С. В. Юшкова, он недолго учился в приготовительном классе, с известным художником Г. К. Савицким и бывал в его доме.
- ↑ 4 Ларинская гимназия названа, по имени мецената-жертвователя П. Д. Ларина, открылась в 1836.
- ↑ «Серафим Юшков по кафедре церковного права (с 1 сентября 1913 г. по 1 сентября 1916 г.) со стипендией на 1915 год по 100 рублей в месяц из Министерских сумм».//Отчёт о состоянии и деятельности императорского Петроградского университета за 1915 год. Петроград, 1916. — С.55.
- ↑ Интересен тот факт, что свою первую лекцию он произнёс для одного студента, так как другие на лекцию не пришли.
- ↑ Утверждён сверхштатным ассистентом с 1.01.1916 г. «Серафим Владимирович Юшков по кафедре церковного права».//Отчёт о состоянии и деятельности императорского Петроградского университета за весеннее полугодие 1916 года. Петроград, 1916. — С.56.
- ↑ [old.sgu.ru/ie/hist/vipusk19/history.html Кафедра истории России СГУ]
- ↑ В последнее время проживал в Москве, по адресу: Собиновский переулок, д.2, кв.1.
- ↑ ВИЮН с 1963 — Всесоюзный научно-исследовательский институт советского законодательства (ВНИИСЗ), а потом — ВНИИ советского государственного строительства и законодательства (ВНИИСГСЗ). С 1991 года Институт перешёл в ведение Верховного Совета РСФСР и с этого времени до конца 1993 года назывался Институт законодательства и сравнительного правоведения. Ныне это Институт законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве Российской Федерации
- ↑ Был избран членом-корреспондентом АН УССР 22 февраля 1939.
- ↑ Был избран действительным членом АН Казахской ССР 1 июня 1946.
- ↑ В этом городе у С. В. Юшкова был деревянный дом-дача, с великолепным садом, где он проводил свободное от работы время, а также писал труды и принимал аспирантов. У него были собаки по кличке: «Бодо» и «Кольма». Любимые писатели: А. С. Пушкин, С. А. Есенин, А. П. Чехов, В. П. Катаев, Джек Лондон и Ч.Диккенс.
- ↑ [www.ortho-rus.ru/cgi-bin/ps_file.cgi?2_2900 Серафим (Юшков)]
- ↑ От имени Президиума Верховного Совета СССР медаль «Е» за № 0013123 вручена, 29 июня 1946, министром юстиции СССР Н. М. Рычковым.
- ↑ В ознаменование 800-летия Москвы был награждён от имени Президиума Верховного Совета СССР исполнительным комитетом московского городского Совета депутатов трудящихся медалью «В память 800-летия Москвы», за № 028514.
Литература
- Пресняков А. Е. Отзыв на книгу С. В. Юшкова «К истории древнерусских юридических сборников (ХIII в.)». Саратов, 1921 // Книга и пролетарская революция. — М.; Пг., 1921. — № 1(13).
- Иванов Ю. Отзыв на работу С. В. Юшкова «Феодальные отношения в Киевской Руси» // Славия. — Прага, 1926—1927. — Т. 5, № 3. — С.628-633.
- Ведомости Верховного Совета СССР. — М., 1944. — № 62.
- Ведомости Верховного Совета СССР. — М., 1945. — № 49.
- Ошерович Б., Утевский Б. С. Двадцать лет ВИЮН. — М., 1946.
- Чхиквадзе В. М. Серафим Владимирович Юшков: К 60-летию со дня рождения и 35-летию научно-педагогической и общественной деятельности. — М., 1948. — 9 с.
- Черепнин Л. В. К 60-летию со дня рождения СВ. Юшкова 1948 г. // Черепнин Л. В. Отечественные историки XVIII—XX вв.: сб. ст., выступлений, воспоминаний. — М., 1984. — С. 293—303.
- С. В. Юшков: Некролог // Вопросы истории. — М., 1952. — № 9. — С. 158—159.
- Серафим Владимирович Юшков: Некролог // Советское государство и право. — 1952. — № 8. — С. 94—95.
- С. В. Юшков(некролог) // Вестник АН Казахской ССР. — Алма-Ата, 1952. — № 8. — С. 95.
- Покровский B.C. Очерк общественной и научной деятельности проф. С. В. Юшкова // Юшков С. В. История государства и права СССР. — М., 1961. — Ч. 1. — С. 642—656.
- Н. К. Обсуждение учебника С. В. Юшкова по истории государства и права СССР // Советское государство и право. − 1963. — № 2. — С. 146—149.
- Юшков Серафим Володимирович // Історія Академії наук Української РСР. Кн. 2. — К., 1967. — С. 671—672.
- Иванова Л. В. У истоков советской исторической науки (подготовка кадров историков-марксистов 1917—1929 гг.) — М., 1968.
- Мартысевич И. Д. Профессор Московского университета Серафим Владимирович Юшков. К 80-летию со дня рождения // Вестн. Моск. ун-та Сер. 12. Право. — 1968. — № 5. — С. 86-88.
- Хачатуров Р. Л. Некоторые методологические и теоретические вопросы становления древнерусского права. — Иркутск, 1974. — С. 38-40, 101—102.
- Рукописное наследие академика М. Н. Тихомирова в Архиве АН СССР. — М., 1974. — Вып. 25.
- Зимин А. А. Из историографии советского источниковедения («Русская Правда» в трудах С. В. Юшкова) // Проблемы истории общественной мысли и историографии. — М., 1976. — С. 275—282.
- Назаров В. Д. Юшков Серафим Владимирович // Советская историческая энциклопедия. — М., 1976. — Т. 16. — С. 835—836.
- Большая Советская энциклопедия: В 30 т. — 3-е изд. — М., 1969—1978. — Т. 30. — С. 424.
- Юшков Серафим Владимирович // История Академии наук Украинской ССР. — Киев, 1979. — С. 795.
- Юшков Серафим Володимирович // Академія наук Української РСР. Персональний склад. — К., 1979. — С. 220.
- Дружинин Н. М. Воспоминания и мысли историка. — М., 1979.
- Штамм С. И. Советские юристы — ученые и педагоги. С. В. Юшков (1888—1952 гг.) // Сов. госуд. и право. — 1979. — № 4. — С. 114—121.
- Свердловский юридический институт 50 лет (1931—1981 гг.). — М., 1981.
- Дербов Л. А. Историческая наука в Саратовском университете. — Саратов, 1983.
- Смолій В. А., Ричка В. М., Стояк Я. К. Серафим Володимирович Юшков (до 100-річчя з дня народження) // Укр. іст. журн. — 1988. — № 5. — С. 148—153.
- Усенко І. В., Чехович В. А. Біля джерел радянської історико-правової науки: До 100-річчя з дня народження члена-кореспондента АН УРСР С. В. Юшкова // Вісн. Акад. наук Укр. РСР. — 1988. — № 5. — С. 90-94.
- Штамм С. И. Серафим Владимирович Юшков (1888—1952) // Правоведение. — 1988.- № 1. — С. 57-66.
- Траат А. 100 лет со дня рождения С. В. Юшкова // Советское право. — 1988. — № 3. — С. 212—214.
- Чистяков О. И., Штамм С. И. Основоположник науки истории государства и права СССР (к столетию со дня рождения С. В. Юшкова) // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 11. Право. — 1988. — № 2. — С. 64-72.
- Виленский Б. В. Из истории Саратовского юридического института и научная деятельность С. В. Юшкова в Саратове // Актуальные проблемы историко-правовой науки. История государственных учреждений, правовых институтов и политических воззрений: межвуз. науч. сб. — Саратов, 1988. — Вып. 3. — С 3-19.
- Смолій В. А., Ричка В. М., Стоян П. К. Серафим Володимирович Юшков: (До 100-річчя з дня народження) // Український історичний журнал. — Київ: Наукова думка, 1988. — № 4. — С. 148—153.
- Сурмачёв О. Г. Историк права: портрет С. В. Юшкова // Социалистическое правовое государство и личность. Методология, методика, проблемы и практика преподавания советского права. Организация юридического всеобуча. Тезисы региональной научно-практической конференции (Вологда, 21-25 ноября 1990 года). — Вологда, 1990. — С. 24-27.
- Ричка В. М. С. В. Юшков // УIЖ. — 1991. — № 7. — С. 90-96.
- Юшкова Є.С. Спогади про батька // Український історичний журнал. — Київ: Наукова думка, 1991. — № 7. — С. 99-102.
- Смыкалин А. С. Академик Юшков : Свердловский эпизод в научной жизни выдающего ученого //Вестник Московского университета. Серия 11, Право. − 2004. — № 4. — С. 105—112.
- Страницы истории Института законодательства и сравнительного правоведения. — М., 2005.
- Сырых В. М. Видные ученые-юристы России (Вторая половина XX века). Энциклопедический словарь биографий. — М.: РАП, 2006. — С. 503-504. — 548 с. — ISBN 5939160565.
- Блащук С. Видання «руської правди» Є. Карським та критика цього видання С. Юшковим // Український історичний збірник. — Київ: Інститут історії України НАН України, 2005. — № 8. — С. 429—436.
- Кондратенко О. Історія формування та склад документальної спадщини члена-кореспондента АН УРСР С. Юшкова // Український історичний збірник. — Київ: Інститут історії України НАН України, 2005. — № 8. — С. 437—447.
- Кострюков П. А. С. В. Юшков — основоположник советской историко-правовой науки // Вестник Тамбовского университета. − 2007. — № 2. — С. 92—97.
- Кривенький А. И. Становление концепции истории государства и права России (на примере трудов профессора С. В. Юшкова). — М.: Дашков и К⁰, 2012.
Ссылки
- [www.law.edu.ru/doc/document.asp?docID=1135178 100 лет со дня рождения С. В. Юшкова.]
- Колесников П. А. [www.booksite.ru/fulltext/cole/sni/kov/5.htm Путешествия в родословия]. — Вологда, 1997. — С.30—31.
- [www.az-libr.ru/index.shtml?Persons&YSA/b475a9a2/index Люди и Книги]
- [www.sgap.ru/showl.phtml?departments/007-history Саратовская государственная академия права]
- [www.hrono.ru/statii/2003/yushkov.html Александр Журавель — С. В. Юшков — наш современник]
- [law.edu.ru/book/book.asp?bookID=1356022 Государственно-правовые воззрения Серафима Владимировича Юшкова]
Отрывок, характеризующий Юшков, Серафим Владимирович
– Ты куда? – спросил Борис.– К его величеству с поручением.
– Вот он! – сказал Борис, которому послышалось, что Ростову нужно было его высочество, вместо его величества.
И он указал ему на великого князя, который в ста шагах от них, в каске и в кавалергардском колете, с своими поднятыми плечами и нахмуренными бровями, что то кричал австрийскому белому и бледному офицеру.
– Да ведь это великий князь, а мне к главнокомандующему или к государю, – сказал Ростов и тронул было лошадь.
– Граф, граф! – кричал Берг, такой же оживленный, как и Борис, подбегая с другой стороны, – граф, я в правую руку ранен (говорил он, показывая кисть руки, окровавленную, обвязанную носовым платком) и остался во фронте. Граф, держу шпагу в левой руке: в нашей породе фон Бергов, граф, все были рыцари.
Берг еще что то говорил, но Ростов, не дослушав его, уже поехал дальше.
Проехав гвардию и пустой промежуток, Ростов, для того чтобы не попасть опять в первую линию, как он попал под атаку кавалергардов, поехал по линии резервов, далеко объезжая то место, где слышалась самая жаркая стрельба и канонада. Вдруг впереди себя и позади наших войск, в таком месте, где он никак не мог предполагать неприятеля, он услыхал близкую ружейную стрельбу.
«Что это может быть? – подумал Ростов. – Неприятель в тылу наших войск? Не может быть, – подумал Ростов, и ужас страха за себя и за исход всего сражения вдруг нашел на него. – Что бы это ни было, однако, – подумал он, – теперь уже нечего объезжать. Я должен искать главнокомандующего здесь, и ежели всё погибло, то и мое дело погибнуть со всеми вместе».
Дурное предчувствие, нашедшее вдруг на Ростова, подтверждалось всё более и более, чем дальше он въезжал в занятое толпами разнородных войск пространство, находящееся за деревнею Працом.
– Что такое? Что такое? По ком стреляют? Кто стреляет? – спрашивал Ростов, ровняясь с русскими и австрийскими солдатами, бежавшими перемешанными толпами наперерез его дороги.
– А чорт их знает? Всех побил! Пропадай всё! – отвечали ему по русски, по немецки и по чешски толпы бегущих и непонимавших точно так же, как и он, того, что тут делалось.
– Бей немцев! – кричал один.
– А чорт их дери, – изменников.
– Zum Henker diese Ruesen… [К чорту этих русских…] – что то ворчал немец.
Несколько раненых шли по дороге. Ругательства, крики, стоны сливались в один общий гул. Стрельба затихла и, как потом узнал Ростов, стреляли друг в друга русские и австрийские солдаты.
«Боже мой! что ж это такое? – думал Ростов. – И здесь, где всякую минуту государь может увидать их… Но нет, это, верно, только несколько мерзавцев. Это пройдет, это не то, это не может быть, – думал он. – Только поскорее, поскорее проехать их!»
Мысль о поражении и бегстве не могла притти в голову Ростову. Хотя он и видел французские орудия и войска именно на Праценской горе, на той самой, где ему велено было отыскивать главнокомандующего, он не мог и не хотел верить этому.
Около деревни Праца Ростову велено было искать Кутузова и государя. Но здесь не только не было их, но не было ни одного начальника, а были разнородные толпы расстроенных войск.
Он погонял уставшую уже лошадь, чтобы скорее проехать эти толпы, но чем дальше он подвигался, тем толпы становились расстроеннее. По большой дороге, на которую он выехал, толпились коляски, экипажи всех сортов, русские и австрийские солдаты, всех родов войск, раненые и нераненые. Всё это гудело и смешанно копошилось под мрачный звук летавших ядер с французских батарей, поставленных на Праценских высотах.
– Где государь? где Кутузов? – спрашивал Ростов у всех, кого мог остановить, и ни от кого не мог получить ответа.
Наконец, ухватив за воротник солдата, он заставил его ответить себе.
– Э! брат! Уж давно все там, вперед удрали! – сказал Ростову солдат, смеясь чему то и вырываясь.
Оставив этого солдата, который, очевидно, был пьян, Ростов остановил лошадь денщика или берейтора важного лица и стал расспрашивать его. Денщик объявил Ростову, что государя с час тому назад провезли во весь дух в карете по этой самой дороге, и что государь опасно ранен.
– Не может быть, – сказал Ростов, – верно, другой кто.
– Сам я видел, – сказал денщик с самоуверенной усмешкой. – Уж мне то пора знать государя: кажется, сколько раз в Петербурге вот так то видал. Бледный, пребледный в карете сидит. Четверню вороных как припустит, батюшки мои, мимо нас прогремел: пора, кажется, и царских лошадей и Илью Иваныча знать; кажется, с другим как с царем Илья кучер не ездит.
Ростов пустил его лошадь и хотел ехать дальше. Шедший мимо раненый офицер обратился к нему.
– Да вам кого нужно? – спросил офицер. – Главнокомандующего? Так убит ядром, в грудь убит при нашем полку.
– Не убит, ранен, – поправил другой офицер.
– Да кто? Кутузов? – спросил Ростов.
– Не Кутузов, а как бишь его, – ну, да всё одно, живых не много осталось. Вон туда ступайте, вон к той деревне, там всё начальство собралось, – сказал этот офицер, указывая на деревню Гостиерадек, и прошел мимо.
Ростов ехал шагом, не зная, зачем и к кому он теперь поедет. Государь ранен, сражение проиграно. Нельзя было не верить этому теперь. Ростов ехал по тому направлению, которое ему указали и по которому виднелись вдалеке башня и церковь. Куда ему было торопиться? Что ему было теперь говорить государю или Кутузову, ежели бы даже они и были живы и не ранены?
– Этой дорогой, ваше благородие, поезжайте, а тут прямо убьют, – закричал ему солдат. – Тут убьют!
– О! что говоришь! сказал другой. – Куда он поедет? Тут ближе.
Ростов задумался и поехал именно по тому направлению, где ему говорили, что убьют.
«Теперь всё равно: уж ежели государь ранен, неужели мне беречь себя?» думал он. Он въехал в то пространство, на котором более всего погибло людей, бегущих с Працена. Французы еще не занимали этого места, а русские, те, которые были живы или ранены, давно оставили его. На поле, как копны на хорошей пашне, лежало человек десять, пятнадцать убитых, раненых на каждой десятине места. Раненые сползались по два, по три вместе, и слышались неприятные, иногда притворные, как казалось Ростову, их крики и стоны. Ростов пустил лошадь рысью, чтобы не видать всех этих страдающих людей, и ему стало страшно. Он боялся не за свою жизнь, а за то мужество, которое ему нужно было и которое, он знал, не выдержит вида этих несчастных.
Французы, переставшие стрелять по этому, усеянному мертвыми и ранеными, полю, потому что уже никого на нем живого не было, увидав едущего по нем адъютанта, навели на него орудие и бросили несколько ядер. Чувство этих свистящих, страшных звуков и окружающие мертвецы слились для Ростова в одно впечатление ужаса и сожаления к себе. Ему вспомнилось последнее письмо матери. «Что бы она почувствовала, – подумал он, – коль бы она видела меня теперь здесь, на этом поле и с направленными на меня орудиями».
В деревне Гостиерадеке были хотя и спутанные, но в большем порядке русские войска, шедшие прочь с поля сражения. Сюда уже не доставали французские ядра, и звуки стрельбы казались далекими. Здесь все уже ясно видели и говорили, что сражение проиграно. К кому ни обращался Ростов, никто не мог сказать ему, ни где был государь, ни где был Кутузов. Одни говорили, что слух о ране государя справедлив, другие говорили, что нет, и объясняли этот ложный распространившийся слух тем, что, действительно, в карете государя проскакал назад с поля сражения бледный и испуганный обер гофмаршал граф Толстой, выехавший с другими в свите императора на поле сражения. Один офицер сказал Ростову, что за деревней, налево, он видел кого то из высшего начальства, и Ростов поехал туда, уже не надеясь найти кого нибудь, но для того только, чтобы перед самим собою очистить свою совесть. Проехав версты три и миновав последние русские войска, около огорода, окопанного канавой, Ростов увидал двух стоявших против канавы всадников. Один, с белым султаном на шляпе, показался почему то знакомым Ростову; другой, незнакомый всадник, на прекрасной рыжей лошади (лошадь эта показалась знакомою Ростову) подъехал к канаве, толкнул лошадь шпорами и, выпустив поводья, легко перепрыгнул через канаву огорода. Только земля осыпалась с насыпи от задних копыт лошади. Круто повернув лошадь, он опять назад перепрыгнул канаву и почтительно обратился к всаднику с белым султаном, очевидно, предлагая ему сделать то же. Всадник, которого фигура показалась знакома Ростову и почему то невольно приковала к себе его внимание, сделал отрицательный жест головой и рукой, и по этому жесту Ростов мгновенно узнал своего оплакиваемого, обожаемого государя.
«Но это не мог быть он, один посреди этого пустого поля», подумал Ростов. В это время Александр повернул голову, и Ростов увидал так живо врезавшиеся в его памяти любимые черты. Государь был бледен, щеки его впали и глаза ввалились; но тем больше прелести, кротости было в его чертах. Ростов был счастлив, убедившись в том, что слух о ране государя был несправедлив. Он был счастлив, что видел его. Он знал, что мог, даже должен был прямо обратиться к нему и передать то, что приказано было ему передать от Долгорукова.
Но как влюбленный юноша дрожит и млеет, не смея сказать того, о чем он мечтает ночи, и испуганно оглядывается, ища помощи или возможности отсрочки и бегства, когда наступила желанная минута, и он стоит наедине с ней, так и Ростов теперь, достигнув того, чего он желал больше всего на свете, не знал, как подступить к государю, и ему представлялись тысячи соображений, почему это было неудобно, неприлично и невозможно.
«Как! Я как будто рад случаю воспользоваться тем, что он один и в унынии. Ему неприятно и тяжело может показаться неизвестное лицо в эту минуту печали; потом, что я могу сказать ему теперь, когда при одном взгляде на него у меня замирает сердце и пересыхает во рту?» Ни одна из тех бесчисленных речей, которые он, обращая к государю, слагал в своем воображении, не приходила ему теперь в голову. Те речи большею частию держались совсем при других условиях, те говорились большею частию в минуту побед и торжеств и преимущественно на смертном одре от полученных ран, в то время как государь благодарил его за геройские поступки, и он, умирая, высказывал ему подтвержденную на деле любовь свою.
«Потом, что же я буду спрашивать государя об его приказаниях на правый фланг, когда уже теперь 4 й час вечера, и сражение проиграно? Нет, решительно я не должен подъезжать к нему. Не должен нарушать его задумчивость. Лучше умереть тысячу раз, чем получить от него дурной взгляд, дурное мнение», решил Ростов и с грустью и с отчаянием в сердце поехал прочь, беспрестанно оглядываясь на всё еще стоявшего в том же положении нерешительности государя.
В то время как Ростов делал эти соображения и печально отъезжал от государя, капитан фон Толь случайно наехал на то же место и, увидав государя, прямо подъехал к нему, предложил ему свои услуги и помог перейти пешком через канаву. Государь, желая отдохнуть и чувствуя себя нездоровым, сел под яблочное дерево, и Толь остановился подле него. Ростов издалека с завистью и раскаянием видел, как фон Толь что то долго и с жаром говорил государю, как государь, видимо, заплакав, закрыл глаза рукой и пожал руку Толю.
«И это я мог бы быть на его месте?» подумал про себя Ростов и, едва удерживая слезы сожаления об участи государя, в совершенном отчаянии поехал дальше, не зная, куда и зачем он теперь едет.
Его отчаяние было тем сильнее, что он чувствовал, что его собственная слабость была причиной его горя.
Он мог бы… не только мог бы, но он должен был подъехать к государю. И это был единственный случай показать государю свою преданность. И он не воспользовался им… «Что я наделал?» подумал он. И он повернул лошадь и поскакал назад к тому месту, где видел императора; но никого уже не было за канавой. Только ехали повозки и экипажи. От одного фурмана Ростов узнал, что Кутузовский штаб находится неподалеку в деревне, куда шли обозы. Ростов поехал за ними.
Впереди его шел берейтор Кутузова, ведя лошадей в попонах. За берейтором ехала повозка, и за повозкой шел старик дворовый, в картузе, полушубке и с кривыми ногами.
– Тит, а Тит! – сказал берейтор.
– Чего? – рассеянно отвечал старик.
– Тит! Ступай молотить.
– Э, дурак, тьфу! – сердито плюнув, сказал старик. Прошло несколько времени молчаливого движения, и повторилась опять та же шутка.
В пятом часу вечера сражение было проиграно на всех пунктах. Более ста орудий находилось уже во власти французов.
Пржебышевский с своим корпусом положил оружие. Другие колонны, растеряв около половины людей, отступали расстроенными, перемешанными толпами.
Остатки войск Ланжерона и Дохтурова, смешавшись, теснились около прудов на плотинах и берегах у деревни Аугеста.
В 6 м часу только у плотины Аугеста еще слышалась жаркая канонада одних французов, выстроивших многочисленные батареи на спуске Праценских высот и бивших по нашим отступающим войскам.
В арьергарде Дохтуров и другие, собирая батальоны, отстреливались от французской кавалерии, преследовавшей наших. Начинало смеркаться. На узкой плотине Аугеста, на которой столько лет мирно сиживал в колпаке старичок мельник с удочками, в то время как внук его, засучив рукава рубашки, перебирал в лейке серебряную трепещущую рыбу; на этой плотине, по которой столько лет мирно проезжали на своих парных возах, нагруженных пшеницей, в мохнатых шапках и синих куртках моравы и, запыленные мукой, с белыми возами уезжали по той же плотине, – на этой узкой плотине теперь между фурами и пушками, под лошадьми и между колес толпились обезображенные страхом смерти люди, давя друг друга, умирая, шагая через умирающих и убивая друг друга для того только, чтобы, пройдя несколько шагов, быть точно. так же убитыми.
Каждые десять секунд, нагнетая воздух, шлепало ядро или разрывалась граната в средине этой густой толпы, убивая и обрызгивая кровью тех, которые стояли близко. Долохов, раненый в руку, пешком с десятком солдат своей роты (он был уже офицер) и его полковой командир, верхом, представляли из себя остатки всего полка. Влекомые толпой, они втеснились во вход к плотине и, сжатые со всех сторон, остановились, потому что впереди упала лошадь под пушкой, и толпа вытаскивала ее. Одно ядро убило кого то сзади их, другое ударилось впереди и забрызгало кровью Долохова. Толпа отчаянно надвинулась, сжалась, тронулась несколько шагов и опять остановилась.
Пройти эти сто шагов, и, наверное, спасен; простоять еще две минуты, и погиб, наверное, думал каждый. Долохов, стоявший в середине толпы, рванулся к краю плотины, сбив с ног двух солдат, и сбежал на скользкий лед, покрывший пруд.
– Сворачивай, – закричал он, подпрыгивая по льду, который трещал под ним, – сворачивай! – кричал он на орудие. – Держит!…
Лед держал его, но гнулся и трещал, и очевидно было, что не только под орудием или толпой народа, но под ним одним он сейчас рухнется. На него смотрели и жались к берегу, не решаясь еще ступить на лед. Командир полка, стоявший верхом у въезда, поднял руку и раскрыл рот, обращаясь к Долохову. Вдруг одно из ядер так низко засвистело над толпой, что все нагнулись. Что то шлепнулось в мокрое, и генерал упал с лошадью в лужу крови. Никто не взглянул на генерала, не подумал поднять его.
– Пошел на лед! пошел по льду! Пошел! вороти! аль не слышишь! Пошел! – вдруг после ядра, попавшего в генерала, послышались бесчисленные голоса, сами не зная, что и зачем кричавшие.
Одно из задних орудий, вступавшее на плотину, своротило на лед. Толпы солдат с плотины стали сбегать на замерзший пруд. Под одним из передних солдат треснул лед, и одна нога ушла в воду; он хотел оправиться и провалился по пояс.
Ближайшие солдаты замялись, орудийный ездовой остановил свою лошадь, но сзади всё еще слышались крики: «Пошел на лед, что стал, пошел! пошел!» И крики ужаса послышались в толпе. Солдаты, окружавшие орудие, махали на лошадей и били их, чтобы они сворачивали и подвигались. Лошади тронулись с берега. Лед, державший пеших, рухнулся огромным куском, и человек сорок, бывших на льду, бросились кто вперед, кто назад, потопляя один другого.
Ядра всё так же равномерно свистели и шлепались на лед, в воду и чаще всего в толпу, покрывавшую плотину, пруды и берег.
На Праценской горе, на том самом месте, где он упал с древком знамени в руках, лежал князь Андрей Болконский, истекая кровью, и, сам не зная того, стонал тихим, жалостным и детским стоном.
К вечеру он перестал стонать и совершенно затих. Он не знал, как долго продолжалось его забытье. Вдруг он опять чувствовал себя живым и страдающим от жгучей и разрывающей что то боли в голове.
«Где оно, это высокое небо, которое я не знал до сих пор и увидал нынче?» было первою его мыслью. «И страдания этого я не знал также, – подумал он. – Да, я ничего, ничего не знал до сих пор. Но где я?»
Он стал прислушиваться и услыхал звуки приближающегося топота лошадей и звуки голосов, говоривших по французски. Он раскрыл глаза. Над ним было опять всё то же высокое небо с еще выше поднявшимися плывущими облаками, сквозь которые виднелась синеющая бесконечность. Он не поворачивал головы и не видал тех, которые, судя по звуку копыт и голосов, подъехали к нему и остановились.
Подъехавшие верховые были Наполеон, сопутствуемый двумя адъютантами. Бонапарте, объезжая поле сражения, отдавал последние приказания об усилении батарей стреляющих по плотине Аугеста и рассматривал убитых и раненых, оставшихся на поле сражения.
– De beaux hommes! [Красавцы!] – сказал Наполеон, глядя на убитого русского гренадера, который с уткнутым в землю лицом и почернелым затылком лежал на животе, откинув далеко одну уже закоченевшую руку.
– Les munitions des pieces de position sont epuisees, sire! [Батарейных зарядов больше нет, ваше величество!] – сказал в это время адъютант, приехавший с батарей, стрелявших по Аугесту.
– Faites avancer celles de la reserve, [Велите привезти из резервов,] – сказал Наполеон, и, отъехав несколько шагов, он остановился над князем Андреем, лежавшим навзничь с брошенным подле него древком знамени (знамя уже, как трофей, было взято французами).
– Voila une belle mort, [Вот прекрасная смерть,] – сказал Наполеон, глядя на Болконского.
Князь Андрей понял, что это было сказано о нем, и что говорит это Наполеон. Он слышал, как называли sire того, кто сказал эти слова. Но он слышал эти слова, как бы он слышал жужжание мухи. Он не только не интересовался ими, но он и не заметил, а тотчас же забыл их. Ему жгло голову; он чувствовал, что он исходит кровью, и он видел над собою далекое, высокое и вечное небо. Он знал, что это был Наполеон – его герой, но в эту минуту Наполеон казался ему столь маленьким, ничтожным человеком в сравнении с тем, что происходило теперь между его душой и этим высоким, бесконечным небом с бегущими по нем облаками. Ему было совершенно всё равно в эту минуту, кто бы ни стоял над ним, что бы ни говорил об нем; он рад был только тому, что остановились над ним люди, и желал только, чтоб эти люди помогли ему и возвратили бы его к жизни, которая казалась ему столь прекрасною, потому что он так иначе понимал ее теперь. Он собрал все свои силы, чтобы пошевелиться и произвести какой нибудь звук. Он слабо пошевелил ногою и произвел самого его разжалобивший, слабый, болезненный стон.
– А! он жив, – сказал Наполеон. – Поднять этого молодого человека, ce jeune homme, и свезти на перевязочный пункт!
Сказав это, Наполеон поехал дальше навстречу к маршалу Лану, который, сняв шляпу, улыбаясь и поздравляя с победой, подъезжал к императору.
Князь Андрей не помнил ничего дальше: он потерял сознание от страшной боли, которую причинили ему укладывание на носилки, толчки во время движения и сондирование раны на перевязочном пункте. Он очнулся уже только в конце дня, когда его, соединив с другими русскими ранеными и пленными офицерами, понесли в госпиталь. На этом передвижении он чувствовал себя несколько свежее и мог оглядываться и даже говорить.
Первые слова, которые он услыхал, когда очнулся, – были слова французского конвойного офицера, который поспешно говорил:
– Надо здесь остановиться: император сейчас проедет; ему доставит удовольствие видеть этих пленных господ.
– Нынче так много пленных, чуть не вся русская армия, что ему, вероятно, это наскучило, – сказал другой офицер.
– Ну, однако! Этот, говорят, командир всей гвардии императора Александра, – сказал первый, указывая на раненого русского офицера в белом кавалергардском мундире.
Болконский узнал князя Репнина, которого он встречал в петербургском свете. Рядом с ним стоял другой, 19 летний мальчик, тоже раненый кавалергардский офицер.
Бонапарте, подъехав галопом, остановил лошадь.
– Кто старший? – сказал он, увидав пленных.
Назвали полковника, князя Репнина.
– Вы командир кавалергардского полка императора Александра? – спросил Наполеон.
– Я командовал эскадроном, – отвечал Репнин.
– Ваш полк честно исполнил долг свой, – сказал Наполеон.
– Похвала великого полководца есть лучшая награда cолдату, – сказал Репнин.
– С удовольствием отдаю ее вам, – сказал Наполеон. – Кто этот молодой человек подле вас?
Князь Репнин назвал поручика Сухтелена.
Посмотрев на него, Наполеон сказал, улыбаясь:
– II est venu bien jeune se frotter a nous. [Молод же явился он состязаться с нами.]
– Молодость не мешает быть храбрым, – проговорил обрывающимся голосом Сухтелен.
– Прекрасный ответ, – сказал Наполеон. – Молодой человек, вы далеко пойдете!
Князь Андрей, для полноты трофея пленников выставленный также вперед, на глаза императору, не мог не привлечь его внимания. Наполеон, видимо, вспомнил, что он видел его на поле и, обращаясь к нему, употребил то самое наименование молодого человека – jeune homme, под которым Болконский в первый раз отразился в его памяти.
– Et vous, jeune homme? Ну, а вы, молодой человек? – обратился он к нему, – как вы себя чувствуете, mon brave?
Несмотря на то, что за пять минут перед этим князь Андрей мог сказать несколько слов солдатам, переносившим его, он теперь, прямо устремив свои глаза на Наполеона, молчал… Ему так ничтожны казались в эту минуту все интересы, занимавшие Наполеона, так мелочен казался ему сам герой его, с этим мелким тщеславием и радостью победы, в сравнении с тем высоким, справедливым и добрым небом, которое он видел и понял, – что он не мог отвечать ему.
Да и всё казалось так бесполезно и ничтожно в сравнении с тем строгим и величественным строем мысли, который вызывали в нем ослабление сил от истекшей крови, страдание и близкое ожидание смерти. Глядя в глаза Наполеону, князь Андрей думал о ничтожности величия, о ничтожности жизни, которой никто не мог понять значения, и о еще большем ничтожестве смерти, смысл которой никто не мог понять и объяснить из живущих.
Император, не дождавшись ответа, отвернулся и, отъезжая, обратился к одному из начальников:
– Пусть позаботятся об этих господах и свезут их в мой бивуак; пускай мой доктор Ларрей осмотрит их раны. До свидания, князь Репнин, – и он, тронув лошадь, галопом поехал дальше.
На лице его было сиянье самодовольства и счастия.
Солдаты, принесшие князя Андрея и снявшие с него попавшийся им золотой образок, навешенный на брата княжною Марьею, увидав ласковость, с которою обращался император с пленными, поспешили возвратить образок.
Князь Андрей не видал, кто и как надел его опять, но на груди его сверх мундира вдруг очутился образок на мелкой золотой цепочке.
«Хорошо бы это было, – подумал князь Андрей, взглянув на этот образок, который с таким чувством и благоговением навесила на него сестра, – хорошо бы это было, ежели бы всё было так ясно и просто, как оно кажется княжне Марье. Как хорошо бы было знать, где искать помощи в этой жизни и чего ждать после нее, там, за гробом! Как бы счастлив и спокоен я был, ежели бы мог сказать теперь: Господи, помилуй меня!… Но кому я скажу это! Или сила – неопределенная, непостижимая, к которой я не только не могу обращаться, но которой не могу выразить словами, – великое всё или ничего, – говорил он сам себе, – или это тот Бог, который вот здесь зашит, в этой ладонке, княжной Марьей? Ничего, ничего нет верного, кроме ничтожества всего того, что мне понятно, и величия чего то непонятного, но важнейшего!»
Носилки тронулись. При каждом толчке он опять чувствовал невыносимую боль; лихорадочное состояние усилилось, и он начинал бредить. Те мечтания об отце, жене, сестре и будущем сыне и нежность, которую он испытывал в ночь накануне сражения, фигура маленького, ничтожного Наполеона и над всем этим высокое небо, составляли главное основание его горячечных представлений.
Тихая жизнь и спокойное семейное счастие в Лысых Горах представлялись ему. Он уже наслаждался этим счастием, когда вдруг являлся маленький Напoлеон с своим безучастным, ограниченным и счастливым от несчастия других взглядом, и начинались сомнения, муки, и только небо обещало успокоение. К утру все мечтания смешались и слились в хаос и мрак беспамятства и забвения, которые гораздо вероятнее, по мнению самого Ларрея, доктора Наполеона, должны были разрешиться смертью, чем выздоровлением.
– C'est un sujet nerveux et bilieux, – сказал Ларрей, – il n'en rechappera pas. [Это человек нервный и желчный, он не выздоровеет.]
Князь Андрей, в числе других безнадежных раненых, был сдан на попечение жителей.
В начале 1806 года Николай Ростов вернулся в отпуск. Денисов ехал тоже домой в Воронеж, и Ростов уговорил его ехать с собой до Москвы и остановиться у них в доме. На предпоследней станции, встретив товарища, Денисов выпил с ним три бутылки вина и подъезжая к Москве, несмотря на ухабы дороги, не просыпался, лежа на дне перекладных саней, подле Ростова, который, по мере приближения к Москве, приходил все более и более в нетерпение.
«Скоро ли? Скоро ли? О, эти несносные улицы, лавки, калачи, фонари, извозчики!» думал Ростов, когда уже они записали свои отпуски на заставе и въехали в Москву.
– Денисов, приехали! Спит! – говорил он, всем телом подаваясь вперед, как будто он этим положением надеялся ускорить движение саней. Денисов не откликался.
– Вот он угол перекресток, где Захар извозчик стоит; вот он и Захар, и всё та же лошадь. Вот и лавочка, где пряники покупали. Скоро ли? Ну!
– К какому дому то? – спросил ямщик.
– Да вон на конце, к большому, как ты не видишь! Это наш дом, – говорил Ростов, – ведь это наш дом! Денисов! Денисов! Сейчас приедем.
Денисов поднял голову, откашлялся и ничего не ответил.
– Дмитрий, – обратился Ростов к лакею на облучке. – Ведь это у нас огонь?
– Так точно с и у папеньки в кабинете светится.
– Еще не ложились? А? как ты думаешь? Смотри же не забудь, тотчас достань мне новую венгерку, – прибавил Ростов, ощупывая новые усы. – Ну же пошел, – кричал он ямщику. – Да проснись же, Вася, – обращался он к Денисову, который опять опустил голову. – Да ну же, пошел, три целковых на водку, пошел! – закричал Ростов, когда уже сани были за три дома от подъезда. Ему казалось, что лошади не двигаются. Наконец сани взяли вправо к подъезду; над головой своей Ростов увидал знакомый карниз с отбитой штукатуркой, крыльцо, тротуарный столб. Он на ходу выскочил из саней и побежал в сени. Дом также стоял неподвижно, нерадушно, как будто ему дела не было до того, кто приехал в него. В сенях никого не было. «Боже мой! все ли благополучно?» подумал Ростов, с замиранием сердца останавливаясь на минуту и тотчас пускаясь бежать дальше по сеням и знакомым, покривившимся ступеням. Всё та же дверная ручка замка, за нечистоту которой сердилась графиня, также слабо отворялась. В передней горела одна сальная свеча.
Категории:
- Персоналии по алфавиту
- Родившиеся в Мордовии
- Родившиеся в Пензенской губернии
- Умершие в Малоярославце
- Доктора исторических наук
- Члены-корреспонденты АН УССР
- Академики АН Казахской ССР
- Кавалеры ордена Трудового Красного Знамени
- Кавалеры ордена «Знак Почёта»
- Награждённые медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.»
- Заслуженные деятели науки РСФСР
- Учёные по алфавиту
- Историки по алфавиту
- Историки России
- Историки Казахстана
- Историки СССР
- Историки права
- Похороненные в Малоярославце
- Выпускники Ларинской гимназии
- Выпускники юридического факультета Санкт-Петербургского государственного университета
- Выпускники историко-филологического факультета Санкт-Петербургского университета
- Юристы СССР
- Правоведы России
- Преподаватели Саратовского университета
- Преподаватели Санкт-Петербургского государственного университета
- Преподаватели Самаркандского государственного университета
- Преподаватели Дагестанского государственного университета
- Преподаватели Уральского государственного педагогического университета
- Преподаватели Уральского государственного юридического университета
- Преподаватели юридического факультета МГУ
- Преподаватели Военно-юридической академии РККА
- Юристы по алфавиту
- Юристы Российской империи
- Авторы учебников
