Юэн Макдугалл

Юэн Eóghan
Король Островов
1248 — 1249
Предшественник:	Дональд
Преемник:	Дугал III
Король Островов
1266 — ок. 1270
Предшественник:	Дугал III
Преемник:	Ангус Мор
Король Аргайла
1247 — 1249
Предшественник:	Дункан
Преемник:	Дугал III
Король Аргайла
1255 — ок. 1270
Предшественник:	Дугал III
Преемник:	Александр
Король Мэна
1250 — 1252
Предшественник:	Гарольд II
Преемник:	Магнус III
Смерть:	ок. 1270
Род:	Макдугаллы
Отец:	Дункан
Дети:	Александр, Мария

Юэн Макдугалл (англ. Ewen MacDougall), Оэн, МакДувгалль (гэльск. Eóghan MacDubhghaill) — король Аргайла (1247—1249, 1255—ок. 1270), Островов (1248—1249, 1266—ок. 1270) и Мэна (1250—1252) из рода Макдугалл.

Юэн был сыном Дункана, короля Аргайла в 1200-х—1247 годах. Правление Юэна началось в условиях обострения норвежско-шотландского соперничества за власть над Гебридскими островами и западным побережьем Шотландии. В 1248 году Юэн предпринял поездку в Берген, ко двору короля Норвегии Хокона IV, принёс ему оммаж за свои земли и был утверждён в качестве короля Островов. Однако уже в 1249 году в Аргайл вторглась шотландская армия Александра II. Согласно норвежской «Саге о Хоконе», король Шотландии потребовал от Юэна уступки нескольких крепостей на островах и разрыва вассальной зависимости от Норвегии. Юэн отказался нарушить клятву верности норвежскому королю и под натиском шотландской армии был вынужден покинуть Аргайл. Шотландцы, правда, скоро ушли из Аргайла, однако власть над западным побережьем перешла к троюродному брату Юэна Дугалу III из рода Макруаири.

Покинув Аргайл, Юэн попытался укрепиться на острове Мэн. В 1250 году он возглавил мятеж на Мэне и провозгласил себя королём острова. Но возвращение в 1252 году Магнуса, сына короля Олафа II, заставило Юэна бежать. В следующем году Юэн в составе норвежской армии участвовал во вторжении Хокона IV в Данию. К середине 1250-х годов стало очевидным, однако, что перевес сил в регионе Гебридских островов переходит к Шотландии. В 1255 году Юэн примирился к шотландским королём, возможно, принеся ему оммаж, и был восстановлен в своих владениях. Интересно, что за Юэна ходатайствовал Генрих III, король Англии: с этого времени берут начало тесные связи между правителями Островов и английскими королями.

Когда в 1263 году на Гебриды прибыл мощный норвежский флот Хокона IV, Юэн отказался участвовать в экспедиции против Шотландии и был арестован. Вскоре, однако, Юэн был отпущен на свободу, видимо, чтобы служить посредником в переговорах между норвежским и шотландским королями. В начале октября 1263 года норвежская армия потерпела поражение в битве при Ларгсе, а в следующем году шотландцы вторглись в Аргайл и восстановили свою власть на западном побережье страны. Пертский договор 1266 года зафиксировал вхождение Гебридских островов в состав Шотландии.

В конце жизни Юэна его политика всё более ориентировалась на Шотландию. Во владения Макдугалов начал активно проникать феодализм, а сами они вошли в состав высшей шотландской аристократии: Александр, сын Юэна, женился на дочери Джона Комина, а дочь Мария вышла замуж за графа Стратерна. Королевство Островов неуклонно теряло остатки независимости. Около 1270 года Юэн скончался.

Правление Юэна в Аргайле ознаменовалось значительным строительством крепостей. С его именем связаны величественные замки Данстаффнэйдж и Данолли на побережье Лорна, а также Дуарт на острове Малл и Кэрнбург на двух островках в Трешнишском архипелаге. Некоторые историки считают время правления Юэна в конце 1240-х—начале 1260-х годов «золотым веком» королевства Островов, закончившимся в 1266 году потерей независимости и присоединением к Шотландии.

Литература

• McDonald, R. Andrew. The Kingdom of the Isles: Scotland's Western Seaboard, c.1100-c.1336. — Tuckwell Press, Ltd., 1998. — 280 p. — ISBN 1898410852.

Отрывок, характеризующий Юэн Макдугалл

В вечер 26 го августа и Кутузов, и вся русская армия были уверены, что Бородинское сражение выиграно. Кутузов так и писал государю. Кутузов приказал готовиться на новый бой, чтобы добить неприятеля не потому, чтобы он хотел кого нибудь обманывать, но потому, что он знал, что враг побежден, так же как знал это каждый из участников сражения.
Но в тот же вечер и на другой день стали, одно за другим, приходить известия о потерях неслыханных, о потере половины армии, и новое сражение оказалось физически невозможным.
Нельзя было давать сражения, когда еще не собраны были сведения, не убраны раненые, не пополнены снаряды, не сочтены убитые, не назначены новые начальники на места убитых, не наелись и не выспались люди.
А вместе с тем сейчас же после сражения, на другое утро, французское войско (по той стремительной силе движения, увеличенного теперь как бы в обратном отношении квадратов расстояний) уже надвигалось само собой на русское войско. Кутузов хотел атаковать на другой день, и вся армия хотела этого. Но для того чтобы атаковать, недостаточно желания сделать это; нужно, чтоб была возможность это сделать, а возможности этой не было. Нельзя было не отступить на один переход, потом точно так же нельзя было не отступить на другой и на третий переход, и наконец 1 го сентября, – когда армия подошла к Москве, – несмотря на всю силу поднявшегося чувства в рядах войск, сила вещей требовала того, чтобы войска эти шли за Москву. И войска отступили ещо на один, на последний переход и отдали Москву неприятелю.
Для тех людей, которые привыкли думать, что планы войн и сражений составляются полководцами таким же образом, как каждый из нас, сидя в своем кабинете над картой, делает соображения о том, как и как бы он распорядился в таком то и таком то сражении, представляются вопросы, почему Кутузов при отступлении не поступил так то и так то, почему он не занял позиции прежде Филей, почему он не отступил сразу на Калужскую дорогу, оставил Москву, и т. д. Люди, привыкшие так думать, забывают или не знают тех неизбежных условий, в которых всегда происходит деятельность всякого главнокомандующего. Деятельность полководца не имеет ни малейшего подобия с тою деятельностью, которую мы воображаем себе, сидя свободно в кабинете, разбирая какую нибудь кампанию на карте с известным количеством войска, с той и с другой стороны, и в известной местности, и начиная наши соображения с какого нибудь известного момента. Главнокомандующий никогда не бывает в тех условиях начала какого нибудь события, в которых мы всегда рассматриваем событие. Главнокомандующий всегда находится в средине движущегося ряда событий, и так, что никогда, ни в какую минуту, он не бывает в состоянии обдумать все значение совершающегося события. Событие незаметно, мгновение за мгновением, вырезается в свое значение, и в каждый момент этого последовательного, непрерывного вырезывания события главнокомандующий находится в центре сложнейшей игры, интриг, забот, зависимости, власти, проектов, советов, угроз, обманов, находится постоянно в необходимости отвечать на бесчисленное количество предлагаемых ему, всегда противоречащих один другому, вопросов.
Нам пресерьезно говорят ученые военные, что Кутузов еще гораздо прежде Филей должен был двинуть войска на Калужскую дорогу, что даже кто то предлагал таковой проект. Но перед главнокомандующим, особенно в трудную минуту, бывает не один проект, а всегда десятки одновременно. И каждый из этих проектов, основанных на стратегии и тактике, противоречит один другому. Дело главнокомандующего, казалось бы, состоит только в том, чтобы выбрать один из этих проектов. Но и этого он не может сделать. События и время не ждут. Ему предлагают, положим, 28 го числа перейти на Калужскую дорогу, но в это время прискакивает адъютант от Милорадовича и спрашивает, завязывать ли сейчас дело с французами или отступить. Ему надо сейчас, сию минуту, отдать приказанье. А приказанье отступить сбивает нас с поворота на Калужскую дорогу. И вслед за адъютантом интендант спрашивает, куда везти провиант, а начальник госпиталей – куда везти раненых; а курьер из Петербурга привозит письмо государя, не допускающее возможности оставить Москву, а соперник главнокомандующего, тот, кто подкапывается под него (такие всегда есть, и не один, а несколько), предлагает новый проект, диаметрально противоположный плану выхода на Калужскую дорогу; а силы самого главнокомандующего требуют сна и подкрепления; а обойденный наградой почтенный генерал приходит жаловаться, а жители умоляют о защите; посланный офицер для осмотра местности приезжает и доносит совершенно противоположное тому, что говорил перед ним посланный офицер; а лазутчик, пленный и делавший рекогносцировку генерал – все описывают различно положение неприятельской армии. Люди, привыкшие не понимать или забывать эти необходимые условия деятельности всякого главнокомандующего, представляют нам, например, положение войск в Филях и при этом предполагают, что главнокомандующий мог 1 го сентября совершенно свободно разрешать вопрос об оставлении или защите Москвы, тогда как при положении русской армии в пяти верстах от Москвы вопроса этого не могло быть. Когда же решился этот вопрос? И под Дриссой, и под Смоленском, и ощутительнее всего 24 го под Шевардиным, и 26 го под Бородиным, и в каждый день, и час, и минуту отступления от Бородина до Филей.


Русские войска, отступив от Бородина, стояли у Филей. Ермолов, ездивший для осмотра позиции, подъехал к фельдмаршалу.
– Драться на этой позиции нет возможности, – сказал он. Кутузов удивленно посмотрел на него и заставил его повторить сказанные слова. Когда он проговорил, Кутузов протянул ему руку.
– Дай ка руку, – сказал он, и, повернув ее так, чтобы ощупать его пульс, он сказал: – Ты нездоров, голубчик. Подумай, что ты говоришь.