Курочкин, Юрий Михайлович

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Ю. М. Курочкин»)
Перейти к: навигация, поиск
Юрий Курочкин
Место рождения:

Чусовой, Пермская губерния, Российская империя

Род деятельности:

писатель, краевед

Жанр:

фантастика, приключенческая литература

Язык произведений:

русский

Ю́рий Миха́йлович Ку́рочкин (11 ноября 1913, Чусовой, Пермская губерния, Российская империя16 января 1994) — советский писатель, журналист, краевед. Начинавший как писатель-фантаст, Юрий Курочкин после многих лет репрессий и вынужденной работы прорабом и геодезистом стал одним из самых известных уральских краеведов.





Биография

Юрий Курочкин родился 11 ноября 1913 года городе Чусовом Пермской губернии.

В 1925 году начал печататься в детских газетах Уральской области[1]. В 1932—1936 годах работал в свердловском журнале «Техника смене». Будучи сотрудником журнала, вступил в переписку с Константином Циолковским, который по просьбе Курочкина специально для журнала написал материал, оказавшийся автобиографией «Черты из моей жизни»[2].

Публиковал в журнале «Техника смене» фантастические рассказы и повести под различными псевдонимами (Юр. Кир, Юр. Кин, Р. Онцевер и др.). По некоторым предположениям, один из псевдонимов Курочкина, Р. Онцевер, является анаграммой слова революционер[3].

В 1934 году его призвали в армию. Служил на Дальнем Востоке в артиллерии и работал в армейских газетах. Во время боев на озере Хасан батарея, в которой он служил, вела боевые стрельбы и была под огнём противника. Про арест расскажу по памяти со слов отца и его жены, моей матери. Новый 1941 год встречали у нас с его друзьями. В один перерывов трое друзей уединились в кабинете отца. Алкоголь, праздничное настроение развязали языки. Уже после начала войны в июле отца арестовали. Один из участников разговора, при неизвестных мне обстоятельствах, сообщил НКВД содержание разговора. После начала войны в июле 41 года его арестовали. Можно предположить, что в условиях катастрофы на фронте было указание обезвредить людей, ведущих антисоветскую пропаганду. Был суд, на котором в качестве улик использовались выказывания во время новогоднего разговора. Отец активно защищал себя, а второй обвиняемый, отец называл его Сергей, держал себя вызывающе и матерился на судей. Отца приговорили по статье 58-10 " контрреволюционная агитация" на 10 лет лагерей, а Сергея к расстрелу. Зиму 41 года он провел в лагере около Ивделя на тяжелых работах, и вряд ли бы выжил. В это время в лагере понадобились геодезисты, отец до работы в журнале окончил два курса горного института и хотя была только студенческая практика по геодезии, рискнул взяться за эту работу. Желание выжить и природный ум помогли выполнить первое задание. После этого его перевели на работу геодезистом и это фактически спасло отца. Потом была встреча с важной персоной, посетившей лагерь. Он оказался выпускником Уральского горного института и устроил отцу проверку, был ли он студентом горного института. Спрашивал, какие преподаватели читали специальные курсы. Отец выдержал экзамен, а проверяющий обещал помочь однокашнику, не последнюю роль сыграло , что к тому времени начальство считало его хорошим специалистом. Через несколько месяцев его отправили на прокладку железной дороги в Закавказье, где была полувольная жизнь, мягкий климат, еда[3].

В 1951 году Курочкин был освобождён и, лишённый права жить в больших городах, работал в строительных организациях Нижнего Тагила прорабом и геодезистом. О том, что он был хорошим работником можно судить, что ему выделили однокомнатную квартиру в новом доме. А это было лето 1954 года и в Нижнем Тагиле он жил без семьи. После смерти Сталина старые знакомые помогли ему в 1955 году перебраться в Свердловск. Первые годы работал в строительных организациях. Первая книга вышла из печати в 1957 году. Когда начали издавать журнал " Уральский следопыт" стал сотрудником журнала.

В 1960-е годы Курочкин был редактором отдела науки и краеведения журнала «Уральский следопыт»[2]. Писатель Владислав Крапивин, работавший вместе с Юрием Курочкиным, характеризовал его как «знаменитого краеведа и эрудита»[4].

Автор 12 книг[1].

Архив Ю. М. Курочкина сдан в 1993 году и хранится в Государственном архиве Свердловской области (фонд Р-2731)[5].

Участие в творческих и общественных организациях

Награды и премии

Библиография

Архив Юрия Курочкина

Публикации Юрия Курочкина

Книги

Журнальные публикации

  • Юр. Кип. Таинственный гость: Рассказ // Техника смене. — 1933. — № 5. — С. 14—15.
  • Юр. Кип. Тайна трех букв: Рассказ // Техника смене. — 1934. — № 12. — С. 10—12.
  • Р. Онцевер. Короткое замыкание: Повесть // Техника смене. — 1938. — № 5—8.

О Юрии Курочкине

  • Бирюков В. П. [www.kraeved74.ru/pages/article273.html Автограф великого учёного] // Бирюков В. П. Записки уральского краеведа. — Челябинск: Южно-Уральское книжное издательство, 1964. — С. 79—80.
  • Халымбаджа И. [www.fandom.ru/about_fan/hal_20.htm Тайна псевдонима] // Лавка фантастики (Пермь). — 1998. — № 1. — С. 34.
  • Мосин А. Г. Краеведение как судьба. Юрий Михайлович Курочкин (1913—1994) // Третьи всероссийские краеведческие чтения. Москва — Коломна. 22—23 июня 2009 г. — М., 2009. — С. 286—291.

Напишите отзыв о статье "Курочкин, Юрий Михайлович"

Примечания

  1. 1 2 3 [enc.permculture.ru/showObject.do?object=1804152377&viewMode=B_1803401803&link=1 Юрий Курочкин в энциклопедии «Пермский край»]
  2. 1 2 Бирюков В. П. [www.kraeved74.ru/pages/article273.html Автограф великого учёного] // Бирюков В. П. Записки уральского краеведа. — Челябинск: Южно-Уральское книжное издательство, 1964. — С. 79—80.
  3. 1 2 Халымбаджа И. [www.fandom.ru/about_fan/hal_20.htm Тайна псевдонима] // Лавка фантастики (Пермь). — 1998. — № 1. — С. 34.
  4. Крапивин Владислав. [archive.is/20130417134421/readr.ru/vladislav-krapivin-pod-sozvezdiem-oriona.html?page=4 Под созвездием Ориона]
  5. [gaso-ural.ru/%D1%81%D0%BF%D1%80%D0%B0%D0%B2%D0%BE%D1%87%D0%BD%D0%B8%D0%BA-%D0%BF%D0%BE-%D1%84%D0%BE%D0%BD%D0%B4%D0%B0%D0%BC/35-%D0%BD%D1%81%D0%B0/%D0%BA%D1%80%D0%B0%D1%82%D0%BA%D0%B8%D0%B9-%D1%81%D0%BF%D1%80%D0%B0%D0%B2%D0%BE%D1%87%D0%BD%D0%B8%D0%BA-%D0%BF%D0%BE-%D1%84%D0%BE%D0%BD%D0%B4%D0%B0%D0%BC/%D0%BE%D1%82%D0%B4%D0%B5%D0%BB-4/196-%D0%BB%D0%B8%D1%87%D0%BD%D1%8B%D0%B5-%D1%84%D0%BE%D0%BD%D0%B4%D1%8B-%D0%B8-%D0%BA%D0%BE%D0%BB%D0%BB%D0%B5%D0%BA%D1%86%D0%B8%D0%B8 Юрий Курочкин на сайте Государственного архива Свердловской области]
  6. [www.cspu.ru/kafedra/kaf_kulturologii.html Юрий Курочкин на сайте кафедры культурологии Челябинского государственного педагогического университета]
  7. [book.uraic.ru/galereja/vystavki2006/chupin Чупинские медалисты]

Ссылки

  • [enc.permculture.ru/showObject.do?object=1804152377&viewMode=B_1803401803&link=1 Юрий Курочкин в энциклопедии «Пермский край»]

Отрывок, характеризующий Курочкин, Юрий Михайлович

Письмо это подействовало на Николая. У него был тот здравый смысл посредственности, который показывал ему, что было должно.
Теперь должно было ехать, если не в отставку, то в отпуск. Почему надо было ехать, он не знал; но выспавшись после обеда, он велел оседлать серого Марса, давно не езженного и страшно злого жеребца, и вернувшись на взмыленном жеребце домой, объявил Лаврушке (лакей Денисова остался у Ростова) и пришедшим вечером товарищам, что подает в отпуск и едет домой. Как ни трудно и странно было ему думать, что он уедет и не узнает из штаба (что ему особенно интересно было), произведен ли он будет в ротмистры, или получит Анну за последние маневры; как ни странно было думать, что он так и уедет, не продав графу Голуховскому тройку саврасых, которых польский граф торговал у него, и которых Ростов на пари бил, что продаст за 2 тысячи, как ни непонятно казалось, что без него будет тот бал, который гусары должны были дать панне Пшаздецкой в пику уланам, дававшим бал своей панне Боржозовской, – он знал, что надо ехать из этого ясного, хорошего мира куда то туда, где всё было вздор и путаница.
Через неделю вышел отпуск. Гусары товарищи не только по полку, но и по бригаде, дали обед Ростову, стоивший с головы по 15 руб. подписки, – играли две музыки, пели два хора песенников; Ростов плясал трепака с майором Басовым; пьяные офицеры качали, обнимали и уронили Ростова; солдаты третьего эскадрона еще раз качали его, и кричали ура! Потом Ростова положили в сани и проводили до первой станции.
До половины дороги, как это всегда бывает, от Кременчуга до Киева, все мысли Ростова были еще назади – в эскадроне; но перевалившись за половину, он уже начал забывать тройку саврасых, своего вахмистра Дожойвейку, и беспокойно начал спрашивать себя о том, что и как он найдет в Отрадном. Чем ближе он подъезжал, тем сильнее, гораздо сильнее (как будто нравственное чувство было подчинено тому же закону скорости падения тел в квадратах расстояний), он думал о своем доме; на последней перед Отрадным станции, дал ямщику три рубля на водку, и как мальчик задыхаясь вбежал на крыльцо дома.
После восторгов встречи, и после того странного чувства неудовлетворения в сравнении с тем, чего ожидаешь – всё то же, к чему же я так торопился! – Николай стал вживаться в свой старый мир дома. Отец и мать были те же, они только немного постарели. Новое в них било какое то беспокойство и иногда несогласие, которого не бывало прежде и которое, как скоро узнал Николай, происходило от дурного положения дел. Соне был уже двадцатый год. Она уже остановилась хорошеть, ничего не обещала больше того, что в ней было; но и этого было достаточно. Она вся дышала счастьем и любовью с тех пор как приехал Николай, и верная, непоколебимая любовь этой девушки радостно действовала на него. Петя и Наташа больше всех удивили Николая. Петя был уже большой, тринадцатилетний, красивый, весело и умно шаловливый мальчик, у которого уже ломался голос. На Наташу Николай долго удивлялся, и смеялся, глядя на нее.
– Совсем не та, – говорил он.
– Что ж, подурнела?
– Напротив, но важность какая то. Княгиня! – сказал он ей шопотом.
– Да, да, да, – радостно говорила Наташа.
Наташа рассказала ему свой роман с князем Андреем, его приезд в Отрадное и показала его последнее письмо.
– Что ж ты рад? – спрашивала Наташа. – Я так теперь спокойна, счастлива.
– Очень рад, – отвечал Николай. – Он отличный человек. Что ж ты очень влюблена?
– Как тебе сказать, – отвечала Наташа, – я была влюблена в Бориса, в учителя, в Денисова, но это совсем не то. Мне покойно, твердо. Я знаю, что лучше его не бывает людей, и мне так спокойно, хорошо теперь. Совсем не так, как прежде…
Николай выразил Наташе свое неудовольствие о том, что свадьба была отложена на год; но Наташа с ожесточением напустилась на брата, доказывая ему, что это не могло быть иначе, что дурно бы было вступить в семью против воли отца, что она сама этого хотела.
– Ты совсем, совсем не понимаешь, – говорила она. Николай замолчал и согласился с нею.
Брат часто удивлялся глядя на нее. Совсем не было похоже, чтобы она была влюбленная невеста в разлуке с своим женихом. Она была ровна, спокойна, весела совершенно по прежнему. Николая это удивляло и даже заставляло недоверчиво смотреть на сватовство Болконского. Он не верил в то, что ее судьба уже решена, тем более, что он не видал с нею князя Андрея. Ему всё казалось, что что нибудь не то, в этом предполагаемом браке.
«Зачем отсрочка? Зачем не обручились?» думал он. Разговорившись раз с матерью о сестре, он, к удивлению своему и отчасти к удовольствию, нашел, что мать точно так же в глубине души иногда недоверчиво смотрела на этот брак.
– Вот пишет, – говорила она, показывая сыну письмо князя Андрея с тем затаенным чувством недоброжелательства, которое всегда есть у матери против будущего супружеского счастия дочери, – пишет, что не приедет раньше декабря. Какое же это дело может задержать его? Верно болезнь! Здоровье слабое очень. Ты не говори Наташе. Ты не смотри, что она весела: это уж последнее девичье время доживает, а я знаю, что с ней делается всякий раз, как письма его получаем. А впрочем Бог даст, всё и хорошо будет, – заключала она всякий раз: – он отличный человек.


Первое время своего приезда Николай был серьезен и даже скучен. Его мучила предстоящая необходимость вмешаться в эти глупые дела хозяйства, для которых мать вызвала его. Чтобы скорее свалить с плеч эту обузу, на третий день своего приезда он сердито, не отвечая на вопрос, куда он идет, пошел с нахмуренными бровями во флигель к Митеньке и потребовал у него счеты всего. Что такое были эти счеты всего, Николай знал еще менее, чем пришедший в страх и недоумение Митенька. Разговор и учет Митеньки продолжался недолго. Староста, выборный и земский, дожидавшиеся в передней флигеля, со страхом и удовольствием слышали сначала, как загудел и затрещал как будто всё возвышавшийся голос молодого графа, слышали ругательные и страшные слова, сыпавшиеся одно за другим.
– Разбойник! Неблагодарная тварь!… изрублю собаку… не с папенькой… обворовал… – и т. д.
Потом эти люди с неменьшим удовольствием и страхом видели, как молодой граф, весь красный, с налитой кровью в глазах, за шиворот вытащил Митеньку, ногой и коленкой с большой ловкостью в удобное время между своих слов толкнул его под зад и закричал: «Вон! чтобы духу твоего, мерзавец, здесь не было!»
Митенька стремглав слетел с шести ступеней и убежал в клумбу. (Клумба эта была известная местность спасения преступников в Отрадном. Сам Митенька, приезжая пьяный из города, прятался в эту клумбу, и многие жители Отрадного, прятавшиеся от Митеньки, знали спасительную силу этой клумбы.)
Жена Митеньки и свояченицы с испуганными лицами высунулись в сени из дверей комнаты, где кипел чистый самовар и возвышалась приказчицкая высокая постель под стеганным одеялом, сшитым из коротких кусочков.
Молодой граф, задыхаясь, не обращая на них внимания, решительными шагами прошел мимо них и пошел в дом.
Графиня узнавшая тотчас через девушек о том, что произошло во флигеле, с одной стороны успокоилась в том отношении, что теперь состояние их должно поправиться, с другой стороны она беспокоилась о том, как перенесет это ее сын. Она подходила несколько раз на цыпочках к его двери, слушая, как он курил трубку за трубкой.
На другой день старый граф отозвал в сторону сына и с робкой улыбкой сказал ему:
– А знаешь ли, ты, моя душа, напрасно погорячился! Мне Митенька рассказал все.
«Я знал, подумал Николай, что никогда ничего не пойму здесь, в этом дурацком мире».
– Ты рассердился, что он не вписал эти 700 рублей. Ведь они у него написаны транспортом, а другую страницу ты не посмотрел.
– Папенька, он мерзавец и вор, я знаю. И что сделал, то сделал. А ежели вы не хотите, я ничего не буду говорить ему.
– Нет, моя душа (граф был смущен тоже. Он чувствовал, что он был дурным распорядителем имения своей жены и виноват был перед своими детьми но не знал, как поправить это) – Нет, я прошу тебя заняться делами, я стар, я…
– Нет, папенька, вы простите меня, ежели я сделал вам неприятное; я меньше вашего умею.
«Чорт с ними, с этими мужиками и деньгами, и транспортами по странице, думал он. Еще от угла на шесть кушей я понимал когда то, но по странице транспорт – ничего не понимаю», сказал он сам себе и с тех пор более не вступался в дела. Только однажды графиня позвала к себе сына, сообщила ему о том, что у нее есть вексель Анны Михайловны на две тысячи и спросила у Николая, как он думает поступить с ним.
– А вот как, – отвечал Николай. – Вы мне сказали, что это от меня зависит; я не люблю Анну Михайловну и не люблю Бориса, но они были дружны с нами и бедны. Так вот как! – и он разорвал вексель, и этим поступком слезами радости заставил рыдать старую графиню. После этого молодой Ростов, уже не вступаясь более ни в какие дела, с страстным увлечением занялся еще новыми для него делами псовой охоты, которая в больших размерах была заведена у старого графа.


Уже были зазимки, утренние морозы заковывали смоченную осенними дождями землю, уже зелень уклочилась и ярко зелено отделялась от полос буреющего, выбитого скотом, озимого и светло желтого ярового жнивья с красными полосами гречихи. Вершины и леса, в конце августа еще бывшие зелеными островами между черными полями озимей и жнивами, стали золотистыми и ярко красными островами посреди ярко зеленых озимей. Русак уже до половины затерся (перелинял), лисьи выводки начинали разбредаться, и молодые волки были больше собаки. Было лучшее охотничье время. Собаки горячего, молодого охотника Ростова уже не только вошли в охотничье тело, но и подбились так, что в общем совете охотников решено было три дня дать отдохнуть собакам и 16 сентября итти в отъезд, начиная с дубравы, где был нетронутый волчий выводок.
В таком положении были дела 14 го сентября.
Весь этот день охота была дома; было морозно и колко, но с вечера стало замолаживать и оттеплело. 15 сентября, когда молодой Ростов утром в халате выглянул в окно, он увидал такое утро, лучше которого ничего не могло быть для охоты: как будто небо таяло и без ветра спускалось на землю. Единственное движенье, которое было в воздухе, было тихое движенье сверху вниз спускающихся микроскопических капель мги или тумана. На оголившихся ветвях сада висели прозрачные капли и падали на только что свалившиеся листья. Земля на огороде, как мак, глянцевито мокро чернела, и в недалеком расстоянии сливалась с тусклым и влажным покровом тумана. Николай вышел на мокрое с натасканной грязью крыльцо: пахло вянущим лесом и собаками. Чернопегая, широкозадая сука Милка с большими черными на выкате глазами, увидав хозяина, встала, потянулась назад и легла по русачьи, потом неожиданно вскочила и лизнула его прямо в нос и усы. Другая борзая собака, увидав хозяина с цветной дорожки, выгибая спину, стремительно бросилась к крыльцу и подняв правило (хвост), стала тереться о ноги Николая.
– О гой! – послышался в это время тот неподражаемый охотничий подклик, который соединяет в себе и самый глубокий бас, и самый тонкий тенор; и из за угла вышел доезжачий и ловчий Данило, по украински в скобку обстриженный, седой, морщинистый охотник с гнутым арапником в руке и с тем выражением самостоятельности и презрения ко всему в мире, которое бывает только у охотников. Он снял свою черкесскую шапку перед барином, и презрительно посмотрел на него. Презрение это не было оскорбительно для барина: Николай знал, что этот всё презирающий и превыше всего стоящий Данило всё таки был его человек и охотник.