Стам, Яп

Яп Стам
Яп Стам
Общая информация
Полное имя	Якоб Стам
Прозвище	Скала из Кампена
Родился	17 июля 1972(1972-07-17) (51 год) Кампен, Нидерланды
Гражданство	Нидерланды
Рост	191 см
Позиция	центральный защитник
Информация о клубе
Клуб	Рединг
Должность	главный тренер
Карьера
Молодёжные клубы
1991—1992	Кампен
Клубная карьера*
1992—1993	Зволле	32 (1)
1993—1995	Камбюр	66 (4)
1995	Виллем II	19 (1)
1996—1998	ПСВ	76 (12)
1998—2001	Манчестер Юнайтед	79 (1)
2001—2004	Лацио	70 (3)
2004—2006	Милан	42 (1)
2006—2007	Аякс	31 (1)
Национальная сборная**
1996—2004	Нидерланды	67 (3)
Тренерская карьера
2011—2013	Зволле	ассистент
2013—2016	Аякс	тренер
2016—н.в.	Рединг
Международные медали
Чемпионаты Европы
Бронза	Бельгия / Нидерланды 2000
Бронза	Португалия 2004
* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов. ** Количество игр и голов за национальную сборную в официальных матчах.

Я́коб Стам (нидерл. Jacob Stam; родился 17 июля 1972 года в Кампене, Нидерланды), более известный как Яп Стам  (нидерл. Jaap Stam) — нидерландский футболист, защитник, с 2011 года — тренер. С 1996 по 2004 годы выступал за сборную Нидерландов, за которую провёл 67 матчей и забил 3 гола. В 1999 и 2000 годах признавался лучшим защитником Лиги чемпионов.

Клубная карьера

Стам начинал карьеру в любительском клубе своего родного города, «ДОС Кампен». В 1992 году он дебютировал в профессиональной команде «Зволле», а в следующем году уже заявил о себе, выступая за «Виллем II» из Тилбурга. После неожиданной победы над лучшим в то время клубом Европы, «Аяксом», Стам привлёк внимание ПСВ и в 1996 году перешёл в эту команду. С ней он выиграл Кубок, чемпионат и два Суперкубка страны, а также звание лучшего футболиста страны. В 1998 году Яп Стам стал самым дорогим защитником и самым дорогим голландским футболистом в истории, когда «Манчестер Юнайтед» заплатил за него 36 млн гульденов (16,7 млн евро). Три года выступления за английский клуб стали самыми успешными в его карьере: он выиграл с командой 3 чемпионата, Кубок, Лигу чемпионов и Межконтинентальный Кубок.

В сезоне 2001—2002 Стам был продан в «Лацио», после того, как некоторые мысли, изложенные в его автобиографии, названной «Лицом к лицу», не понравились тренеру «МЮ», Сэру Алексу Фергюсону. Во время выступлений за «Лацио» Стам был уличён в приёме запрещённого анаболика, нандролона, и был дисквалифицирован на пять месяцев, но после апелляции срок наказания сократили на месяц. После трёх лет в «Лацио», защитник перешёл в титулованный «Милан», но в целом его карьера в Италии оказалась неудачной — ему удалось завоевать лишь один трофей, Кубок Италии 2004 года. 30 января 2006 года он объявил о своём возвращении в Нидерланды. Вопреки ожиданиям он подписал двухлетний контракт не со своим бывшим клубом, ПСВ, а с его главным соперником, «Аяксом». В амстердамском клубе Япа сразу же после его перехода выбрали капитаном команды.

29 октября 2007 года Стам неожиданно объявил о завершении карьеры. Своё решение он мотивировал травмами и тем, что у него пропало желание играть. Свою последнюю игру за «Аякс» Стам провёл 20 октября против клуба «Неймеген», которую не сумел доиграть из-за травмы.

Карьера в сборной

Стам дебютировал в национальной сборной Нидерландов 24 апреля 1996 года в матче против сборной Германии, проигранном голландцами со счётом 1:0. Он принимал участие в чемпионатах Европы 1996, 2000 (3-4 место) и 2004 года, и в чемпионате мира 1998 года (4-ое место). На Евро 2000 он пробил мимо ворот в серии пенальти в полуфинале со сборной Италии, в результате чего Нидерланды проиграли. После Чемпионата Европы 2004 года в Португалии Стам объявил о своём уходе из национальной команды, мотивировав это желаниями сосредоточиться на выступлении за клуб и проводить больше времени с семьёй.

Тренерская карьера

После завершения карьеры вернулся в «Манчестер Юнайтед» на должность скаута по ЮАР. В 2009 году временно работал в «Зволле», но уже в 2011 году вернулся в этот клуб, где начинал свою профессиональную карьеру, в роли ассистента главного тренера. В 2013 года стал тренером в амстердамском «Аяксе», с 2014 года начал тренировать молодежную команду клуба. Летом 2016 возглавил «Рединг», став первым небританским тренером, возглавившим этот клуб.

Достижения

Командные

• Обладатель Кубка Нидерландов: 1995/96, 2006/07
• Чемпион Нидерландов: 1996/97
• Обладатель Суперкубка Нидерландов: 1996, 1997, 2007
• Чемпион Англии: 1999, 2000, 2001
• Победитель Лиги Чемпионов: 1998/99
• Обладатель Кубка Англии: 1999
• Обладатель Межконтинентального Кубка: 1999
• Обладатель Кубка Италии: 2003/04
• Призёр Чемпионата мира 1998 года (4 место)
• Призёр Чемпионата Европы 2000 года (3-4 место)

Личные

• Футболист года в Нидерландах: 1997 года («VVCS-Profvoetbalgala»)
• лучший защитник европейского сезона 1999, 2000 годов (по версии UEFA)

Тренерские

«Аякс»

• Чемпион Нидерландов: 2013/14

Статистика выступлений

Клубная карьера

Клуб	Сезон	Лига		Кубки		Еврокубки		Прочие		Итого
		Игры	Голы	Игры	Голы	Игры	Голы	Игры	Голы	Игры	Голы
Зволле	1992/93	32	1	4	0	-	-	0	0	36	1
	Итого	32	1	4	0	0	0	0	0	36	1
Камбюр	1993/94	33	0	1	0	0	0	0	0	34	0
	1994/95	33	4	4	1	-	-	0	0	37	5
	Итого	66	4	5	1	0	0	0	0	71	5
Виллем II	1995/96	19	1	?	0	0	0	0	0	19+	1
	Итого	19	1	?	0	0	0	0	0	19+	1
ПСВ Эйндховен	1995/96	14	1	3	0	1	0	0	0	18	1
	1996/97	33	7	2	0	4	0	1	0	40	7
	1997/98	29	4	5	0	5	0	1	0	40	4
	Итого	76	12	10	0	10	0	2	0	98	12
Манчестер Юнайтед	1998/99	30	1	7	0	13	0	1	0	51	1
	1999/00	33	0	0	0	13	0	5	0	51	0
	2000/01	15	0	1	0	6	0	1	0	23	0
	2001/02	1	0	0	0	0	0	1	0	2	0
	Итого	79	1	8	0	32	0	8	0	127	1
Лацио	2001/02	13	1	0	0	5	0	0	0	18	1
	2002/03	28	0	2	0	4	0	0	0	34	0
	2003/04	29	2	6	0	7	1	0	0	42	3
	Итого	70	3	8	0	16	1	0	0	94	4
Милан	2004/05	17	0	2	0	8	1	1	0	28	1
	2005/06	25	1	3	0	9	0	0	0	37	1
	Итого	42	1	5	0	17	1	1	0	65	2
Аякс Амстердам	2006/07	25	1	4	1	9	0	3	0	41	2
	2007/08	6	0	0	0	4	0	1	0	11	0
	Итого	31	1	4	1	13	0	4	0	52	2
Всего за карьеру		415	24	44+	2	88	2	15	0	562+	28

Ссылки

• [www.footballdatabase.com/site/players/index.php?dumpPlayer=662 Профиль и статистика на FootballDatabase.com]  (англ.)
• [english.ajax.nl/web/show/id=48422/dbid=11209/typeofpage=55719 Официальный профиль на сайте «Аякса»]  (англ.)
• [www.icons.com/JS/ Официальная страница Япа Стама на Icons.com]

Отрывок, характеризующий Стам, Яп

– И вот, братцы мои… тот самый принц, который (с особенным ударением на слове который)… – говорил чей то голос в противуположном углу балагана.
Молча и неподвижно сидя у стены на соломе, Пьер то открывал, то закрывал глаза. Но только что он закрывал глаза, он видел пред собой то же страшное, в особенности страшное своей простотой, лицо фабричного и еще более страшные своим беспокойством лица невольных убийц. И он опять открывал глаза и бессмысленно смотрел в темноте вокруг себя.
Рядом с ним сидел, согнувшись, какой то маленький человек, присутствие которого Пьер заметил сначала по крепкому запаху пота, который отделялся от него при всяком его движении. Человек этот что то делал в темноте с своими ногами, и, несмотря на то, что Пьер не видал его лица, он чувствовал, что человек этот беспрестанно взглядывал на него. Присмотревшись в темноте, Пьер понял, что человек этот разувался. И то, каким образом он это делал, заинтересовало Пьера.
Размотав бечевки, которыми была завязана одна нога, он аккуратно свернул бечевки и тотчас принялся за другую ногу, взглядывая на Пьера. Пока одна рука вешала бечевку, другая уже принималась разматывать другую ногу. Таким образом аккуратно, круглыми, спорыми, без замедления следовавшими одно за другим движеньями, разувшись, человек развесил свою обувь на колышки, вбитые у него над головами, достал ножик, обрезал что то, сложил ножик, положил под изголовье и, получше усевшись, обнял свои поднятые колени обеими руками и прямо уставился на Пьера. Пьеру чувствовалось что то приятное, успокоительное и круглое в этих спорых движениях, в этом благоустроенном в углу его хозяйстве, в запахе даже этого человека, и он, не спуская глаз, смотрел на него.
– А много вы нужды увидали, барин? А? – сказал вдруг маленький человек. И такое выражение ласки и простоты было в певучем голосе человека, что Пьер хотел отвечать, но у него задрожала челюсть, и он почувствовал слезы. Маленький человек в ту же секунду, не давая Пьеру времени выказать свое смущение, заговорил тем же приятным голосом.
– Э, соколик, не тужи, – сказал он с той нежно певучей лаской, с которой говорят старые русские бабы. – Не тужи, дружок: час терпеть, а век жить! Вот так то, милый мой. А живем тут, слава богу, обиды нет. Тоже люди и худые и добрые есть, – сказал он и, еще говоря, гибким движением перегнулся на колени, встал и, прокашливаясь, пошел куда то.
– Ишь, шельма, пришла! – услыхал Пьер в конце балагана тот же ласковый голос. – Пришла шельма, помнит! Ну, ну, буде. – И солдат, отталкивая от себя собачонку, прыгавшую к нему, вернулся к своему месту и сел. В руках у него было что то завернуто в тряпке.
– Вот, покушайте, барин, – сказал он, опять возвращаясь к прежнему почтительному тону и развертывая и подавая Пьеру несколько печеных картошек. – В обеде похлебка была. А картошки важнеющие!
Пьер не ел целый день, и запах картофеля показался ему необыкновенно приятным. Он поблагодарил солдата и стал есть.
– Что ж, так то? – улыбаясь, сказал солдат и взял одну из картошек. – А ты вот как. – Он достал опять складной ножик, разрезал на своей ладони картошку на равные две половины, посыпал соли из тряпки и поднес Пьеру.
– Картошки важнеющие, – повторил он. – Ты покушай вот так то.
Пьеру казалось, что он никогда не ел кушанья вкуснее этого.
– Нет, мне все ничего, – сказал Пьер, – но за что они расстреляли этих несчастных!.. Последний лет двадцати.
– Тц, тц… – сказал маленький человек. – Греха то, греха то… – быстро прибавил он, и, как будто слова его всегда были готовы во рту его и нечаянно вылетали из него, он продолжал: – Что ж это, барин, вы так в Москве то остались?
– Я не думал, что они так скоро придут. Я нечаянно остался, – сказал Пьер.
– Да как же они взяли тебя, соколик, из дома твоего?
– Нет, я пошел на пожар, и тут они схватили меня, судили за поджигателя.
– Где суд, там и неправда, – вставил маленький человек.
– А ты давно здесь? – спросил Пьер, дожевывая последнюю картошку.
– Я то? В то воскресенье меня взяли из гошпиталя в Москве.
– Ты кто же, солдат?
– Солдаты Апшеронского полка. От лихорадки умирал. Нам и не сказали ничего. Наших человек двадцать лежало. И не думали, не гадали.
– Что ж, тебе скучно здесь? – спросил Пьер.
– Как не скучно, соколик. Меня Платоном звать; Каратаевы прозвище, – прибавил он, видимо, с тем, чтобы облегчить Пьеру обращение к нему. – Соколиком на службе прозвали. Как не скучать, соколик! Москва, она городам мать. Как не скучать на это смотреть. Да червь капусту гложе, а сам прежде того пропадае: так то старички говаривали, – прибавил он быстро.
– Как, как это ты сказал? – спросил Пьер.
– Я то? – спросил Каратаев. – Я говорю: не нашим умом, а божьим судом, – сказал он, думая, что повторяет сказанное. И тотчас же продолжал: – Как же у вас, барин, и вотчины есть? И дом есть? Стало быть, полная чаша! И хозяйка есть? А старики родители живы? – спрашивал он, и хотя Пьер не видел в темноте, но чувствовал, что у солдата морщились губы сдержанною улыбкой ласки в то время, как он спрашивал это. Он, видимо, был огорчен тем, что у Пьера не было родителей, в особенности матери.
– Жена для совета, теща для привета, а нет милей родной матушки! – сказал он. – Ну, а детки есть? – продолжал он спрашивать. Отрицательный ответ Пьера опять, видимо, огорчил его, и он поспешил прибавить: – Что ж, люди молодые, еще даст бог, будут. Только бы в совете жить…
– Да теперь все равно, – невольно сказал Пьер.
– Эх, милый человек ты, – возразил Платон. – От сумы да от тюрьмы никогда не отказывайся. – Он уселся получше, прокашлялся, видимо приготовляясь к длинному рассказу. – Так то, друг мой любезный, жил я еще дома, – начал он. – Вотчина у нас богатая, земли много, хорошо живут мужики, и наш дом, слава тебе богу. Сам сем батюшка косить выходил. Жили хорошо. Христьяне настоящие были. Случилось… – И Платон Каратаев рассказал длинную историю о том, как он поехал в чужую рощу за лесом и попался сторожу, как его секли, судили и отдали ь солдаты. – Что ж соколик, – говорил он изменяющимся от улыбки голосом, – думали горе, ан радость! Брату бы идти, кабы не мой грех. А у брата меньшого сам пят ребят, – а у меня, гляди, одна солдатка осталась. Была девочка, да еще до солдатства бог прибрал. Пришел я на побывку, скажу я тебе. Гляжу – лучше прежнего живут. Животов полон двор, бабы дома, два брата на заработках. Один Михайло, меньшой, дома. Батюшка и говорит: «Мне, говорит, все детки равны: какой палец ни укуси, все больно. А кабы не Платона тогда забрили, Михайле бы идти». Позвал нас всех – веришь – поставил перед образа. Михайло, говорит, поди сюда, кланяйся ему в ноги, и ты, баба, кланяйся, и внучата кланяйтесь. Поняли? говорит. Так то, друг мой любезный. Рок головы ищет. А мы всё судим: то не хорошо, то не ладно. Наше счастье, дружок, как вода в бредне: тянешь – надулось, а вытащишь – ничего нету. Так то. – И Платон пересел на своей соломе.
Помолчав несколько времени, Платон встал.
– Что ж, я чай, спать хочешь? – сказал он и быстро начал креститься, приговаривая:
– Господи, Иисус Христос, Никола угодник, Фрола и Лавра, господи Иисус Христос, Никола угодник! Фрола и Лавра, господи Иисус Христос – помилуй и спаси нас! – заключил он, поклонился в землю, встал и, вздохнув, сел на свою солому. – Вот так то. Положи, боже, камушком, подними калачиком, – проговорил он и лег, натягивая на себя шинель.
– Какую это ты молитву читал? – спросил Пьер.
– Ась? – проговорил Платон (он уже было заснул). – Читал что? Богу молился. А ты рази не молишься?
– Нет, и я молюсь, – сказал Пьер. – Но что ты говорил: Фрола и Лавра?
– А как же, – быстро отвечал Платон, – лошадиный праздник. И скота жалеть надо, – сказал Каратаев. – Вишь, шельма, свернулась. Угрелась, сукина дочь, – сказал он, ощупав собаку у своих ног, и, повернувшись опять, тотчас же заснул.
Наружи слышались где то вдалеке плач и крики, и сквозь щели балагана виднелся огонь; но в балагане было тихо и темно. Пьер долго не спал и с открытыми глазами лежал в темноте на своем месте, прислушиваясь к мерному храпенью Платона, лежавшего подле него, и чувствовал, что прежде разрушенный мир теперь с новой красотой, на каких то новых и незыблемых основах, воздвигался в его душе.


В балагане, в который поступил Пьер и в котором он пробыл четыре недели, было двадцать три человека пленных солдат, три офицера и два чиновника.
Все они потом как в тумане представлялись Пьеру, но Платон Каратаев остался навсегда в душе Пьера самым сильным и дорогим воспоминанием и олицетворением всего русского, доброго и круглого. Когда на другой день, на рассвете, Пьер увидал своего соседа, первое впечатление чего то круглого подтвердилось вполне: вся фигура Платона в его подпоясанной веревкою французской шинели, в фуражке и лаптях, была круглая, голова была совершенно круглая, спина, грудь, плечи, даже руки, которые он носил, как бы всегда собираясь обнять что то, были круглые; приятная улыбка и большие карие нежные глаза были круглые.
Платону Каратаеву должно было быть за пятьдесят лет, судя по его рассказам о походах, в которых он участвовал давнишним солдатом. Он сам не знал и никак не мог определить, сколько ему было лет; но зубы его, ярко белые и крепкие, которые все выкатывались своими двумя полукругами, когда он смеялся (что он часто делал), были все хороши и целы; ни одного седого волоса не было в его бороде и волосах, и все тело его имело вид гибкости и в особенности твердости и сносливости.
Лицо его, несмотря на мелкие круглые морщинки, имело выражение невинности и юности; голос у него был приятный и певучий. Но главная особенность его речи состояла в непосредственности и спорости. Он, видимо, никогда не думал о том, что он сказал и что он скажет; и от этого в быстроте и верности его интонаций была особенная неотразимая убедительность.
Физические силы его и поворотливость были таковы первое время плена, что, казалось, он не понимал, что такое усталость и болезнь. Каждый день утром а вечером он, ложась, говорил: «Положи, господи, камушком, подними калачиком»; поутру, вставая, всегда одинаково пожимая плечами, говорил: «Лег – свернулся, встал – встряхнулся». И действительно, стоило ему лечь, чтобы тотчас же заснуть камнем, и стоило встряхнуться, чтобы тотчас же, без секунды промедления, взяться за какое нибудь дело, как дети, вставши, берутся за игрушки. Он все умел делать, не очень хорошо, но и не дурно. Он пек, парил, шил, строгал, тачал сапоги. Он всегда был занят и только по ночам позволял себе разговоры, которые он любил, и песни. Он пел песни, не так, как поют песенники, знающие, что их слушают, но пел, как поют птицы, очевидно, потому, что звуки эти ему было так же необходимо издавать, как необходимо бывает потянуться или расходиться; и звуки эти всегда бывали тонкие, нежные, почти женские, заунывные, и лицо его при этом бывало очень серьезно.
Попав в плен и обросши бородою, он, видимо, отбросил от себя все напущенное на него, чуждое, солдатское и невольно возвратился к прежнему, крестьянскому, народному складу.
– Солдат в отпуску – рубаха из порток, – говаривал он. Он неохотно говорил про свое солдатское время, хотя не жаловался, и часто повторял, что он всю службу ни разу бит не был. Когда он рассказывал, то преимущественно рассказывал из своих старых и, видимо, дорогих ему воспоминаний «христианского», как он выговаривал, крестьянского быта. Поговорки, которые наполняли его речь, не были те, большей частью неприличные и бойкие поговорки, которые говорят солдаты, но это были те народные изречения, которые кажутся столь незначительными, взятые отдельно, и которые получают вдруг значение глубокой мудрости, когда они сказаны кстати.