Валар

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Яванна»)
Перейти к: навигация, поиск
Расы
Средиземья
Валар
Майар
Эльфы
Люди
Гномы
Хоббиты
Энты
Орлы
Орки
Тролли
Драконы
Другие

Ва́лар (кв. Valar; ед.ч. Ва́ла) — в легендариуме Дж. Р. Р. Толкина — часть Айнур, которые сошли из Чертогов Безвременья в Эа, чтобы управлять ею и стать её стихиями. Большинство Айнур при этом остались в Чертогах Безвременья.

Валар аналогичны мифологическим богам. Каждый из Валар вложился в тот или иной компонент мира в соответствии с заложенными в него Илуватаром способностями и интересами (и в соответствии с темой, которую они пели в первой Музыке Айнур) и о своей доле в этом мире прежде всего заботится. У Валар есть свои привязанности в Эа, в том числе и среди её народов, которым они покровительствуют.

«Валар» буквально значит «Силы» или «Стихии» (более точно, «Власти»). Они вошли в сотворённый мир, стали его частью и не смогут его покинуть, пока он существует. Валар видели мир в проекте, но не знают его судьбы в поздних эпохах, когда начинают действовать Дети Илуватара (эльфы и люди), и в эти эпохи напрямую в судьбы Арды не вмешиваются.

Валар неподвластно создание разумных народов. Попытка Аулэ Кузнеца создать собственный народ (гномов) закончилась неудачно и потребовала вмешательства Эру Илуватара, чтобы гномы могли жить по собственной воле.





Взаимоотношения между Валар

Существуют семь Владык и семь Владычиц Валар, которых обычно и называют «Валар» и «Валиэр». Менее значимые духи входят в свиту того или иного Владыки Валар, представляют тот или иной аспект его стихии или стихию, зависимую от него, и называются Майар.

У Валар существуют брачные союзы, а также, несмотря на то, что все они сотворены Илуватаром, родственные отношения, то есть в среде Валар есть братья и сёстры (Мелькор и Манвэ, Феантури). И брачные союзы, и родственные отношения указывают на близость Валар по духу или на близость их ролей в Арде.

Деторождение среди Валар (с детьми, являющимися Майар) упоминается только в ранних текстах («Утраченных сказаниях» и др.), в более поздних версиях автор отказался от этой идеи, и отношения «брака» или «братства» понимаются в сугубо духовном смысле, за исключением Мелиан (одной из Майар), которая была супругой эльфа Тингола и родила дочь Лютиэн.

Валар и Майар обладали способностью принимать вещественный, видимый облик по своей воле. Чаще всего они принимали антропоморфный облик, но могли принять и любой другой, отвечающий их желаниям.

Владыки Валинора

Манвэ Сулимо

Верховный Король Арды и повелитель Валар. Самый близкий к Эру Илуватару. В переводе с квенья «благословенный». Брат Мелькора и супруг Варды. Стихия Манвэ — воздух, ветер и облака, также повелевает птицами. Он также правит Валар, престол его находится в Ильмарине, на вершине горы Таникветиль. Он покровительствует поэтам. Жезл Манвэ вырезан из сапфира. Гигантские орлы во главе с Торондором находятся у него на службе.

Улмо

Повелитель (или владыка) вод, Морской Король. Чертоги Улмо называются Улмонан, но он не живёт там подолгу. Странствует по всем глубинам на земле и под землёй. Реже принимает плотский облик, чем другие Айнур. С Манвэ он был в тесной дружбе ещё до создания Валинора. По могуществу Улмо уступает только Манвэ и Мелькору (Морготу).

Образ жизни

В отличие от большинства Валар, Улмо одинок. Он нигде не живёт подолгу, предпочитая странствовать по всем глубинам на земле и под землёй, однако его обитель находится в Вайе, под корнями Арды. Так же он не любит приходить в Валинор и участвовать в советах Валар, если только они не созываются по очень важным причинам. Кроме того, он не любит ходить по Земле и редко облекается плотью, как это делают другие Валар. По временам он невидимо приходит к берегам Средиземья или углубляется далеко в пределы земли, по заливам моря, и трубит там в свой большой рог, Улумури. Но чаще всего Ульмо говорит с жителями Средиземья голосами вод, журчанием подвластных ему ручьёв и водопадов, звуками прибоя.

Взаимоотношения с Валар и народами Средиземья

По могуществу Улмо уступает только Манвэ и Мелькору. С начала времён Улмо был другом Манвэ. Но так как их призвания в Арде были разными, они не могли часто встречаться. Но однажды Эру Илуватар указал Ульмо на близость воды с воздухом через туманы и облака, и отношения двух Валар укрепились. В лице Улмо Моргот приобрел могущественного врага и всегда ненавидел его, потому что мечтал властвовать над водой, извратить и ухудшить её, но никак не мог этого сделать. Замораживая воду, он получал прекрасный прозрачный лёд, испаряя — величественные облака. Стараясь испортить воду, как испортил многое другое в Арде, Моргот лишь сыграл на руку Улмо.

Улмо — единственный из Валар, кто не оставлял нолдор и не отказывал им в помощи даже после их возвращения в Средиземье. Особенно покровительствовал он нолдор под властью Тургона в городе Гондолине. Так, именно Улмо спас от гнева одного из Майар своей свиты, Оссэ, эльфа Воронвэ, которого направил затем к Туору. Он же, представ перед Туором, приказал ему сообщить Тургону об опасности и скором падении. Кроме того, Улмо чудесным образом спас от гибели в волнах жену Эарендила — Эльвинг, превратив её в чайку и позволив вместе с Сильмариллом добраться до находящегося в плавании мужа.

Облик

Явление Улмо величественно и ужасно. Он подобен огромной волне, что шагает из недр океана в шлеме с пенным султаном и в кольчуге, мерцающей серебром и морской зеленью. Голос Улмо глубок, как глубины океана. Так как все моря, озера, реки, ручьи и родники подвластны ему — эльфы говорят, что дух Улмо течёт во всех жилах Земли.

Аулэ

Кузнец, владыка земной тверди, гор и металла. Супругой Аулэ является Йаванна.

Во время создания Арды Аулэ в основном занимался формированием континентов и гор. Как самый искусный из Валар он также создал цепи, в которые был закован Мелькор и корабли для Солнца и Луны.

Аулэ даже создал свою собственную расу — гномов, унаследовавших от него любовь к созиданию, металлу и камню, поскольку не стерпел мук ожидания прихода детей Илуватара. Он даже придумал для них язык, однако его создания не имели своей воли и были не больше чем куклами в руках кукловода. Узнав обо всём, Эру Илуватар призвал Аулэ к ответу и назвал гномов насмешкой над его творениями. Аулэ, раскаявшись, занёс молот над своими «детьми» (Семь Праотцов гномов), но Илуватару понравилась эта покорность, и он остановил Аулэ, показав, что гномы обрели свою волю и стали частью Арды. Аулэ предложил новорожденных гномов Илуватару, и тот согласился взять их как приёмных детей, назвав плодом не своей мысли, но своего снисхождения. Тем не менее, по воле Эру гномы должны были спать до той поры, пока в Арде не проснутся эльфы — Старшие Дети Илуватара.

Аулэ более всех желал прихода эльфов в Валинор, и когда это наконец случилось, то народ нолдор, более всего стремившийся к знаниям и мастерству, стал учениками Аулэ, поэтому многие эльфы зовут его Другом нолдор. Более всех Аулэ любил Феанора, ибо прозрел в нём величайшего из эльдар, когда тот был ещё ребёнком, говоря, что величие Феанора идёт на прямую от Эру. Не желал верить Аулэ, что хоть малейшее пятно тени Искажения Арды, легло на Феанора или кого-либо из нолдор. В дальнейшем Феанор с сыновьями был частым гостем в чертогах Аулэ и несомненно многому у него обучился. После бунта Феанора, его обвинений против Валар и Исхода Нолдор, сердце Аулэ отвратилось от нолдор, ибо мнил он их неблагодарными за то, что не простились они с ним, тем кто их всему обучил, а Резня в Альквалондэ опечалила Аулэ до глубины души. «Hикогда боле — молвил он — не поминайте при мне имени нолдор», и хотя как и прежде дарил он своей любовью тех немногих верных нолдор, что не покинули его чертогов, но с той поры называл их «эльдар».

В Конце Мира, после Дагор Дагорат, Аулэ и гномы (что теперь были причислены к Детям Эру), вместе восстанавливали разрушенную Арду.

Имя «Аулэ» в переводе с квенья означает «изобретение», на валарине (языке Валар) оно звучит как Aȝūlēz, на синдарине — Óli, на кхуздуле (языке гномов) его называют Ма́хал («Создатель»), а на адунайском языке (языке нуменорцев) — Тамар («Кузнец»).

Оромэ

Оромэ (англ. Oromë, в переводе с квэнья «Трубящий в рог») — супруг Ваны. Оромэ был последним из Валар, кто в Предначальную Эпоху покинул Средиземье, чтобы поселиться в Амане. Но и после этого он объезжал Средиземье на своём гигантском скакуне Нахаре, охотясь на приспешников Мелькора. Во время одной из таких поездок на берегу озера Куивиэнен обнаружил эльфов, которых повёл затем в Аман.

Звук его рога Валаромы, как гласит «Валаквента», подобен рассвету или молнии.

На квэнья Оромэ зовётся также Алдарон («Владыка деревьев»), на синдарине — Таурон («Владыка лесов») за свою любовь к лесам и деревьям. На синдарине Оромэ звучит как Арау, на вестроне — Бэма.

Намо

Судья мёртвых, известный также как Мандос, по названию места его обитания (Чертоги Мандоса) в Валиноре. Мандос расположен на Западе Валинора. Это место, куда отправляются души убитых эльфов и гномов. Брат Ирмо.

Ирмо

Владыка видений и грёз, известный также как Лориэн, по названию места его обитания (Сады Лориэна) в Валиноре, и это самые прекрасные места в мире, и там обретается множество духов. Брат Мандоса.

Тулкас

Самый сильный, но в то же время не самый могущественный из Валар. Муж Нэссы. Обычное настроение Тулкаса — веселье. Его прозвище — Астальдо Доблестный. Он пришёл в Арду последним — помочь Валар в первой битве с Мелькором. Ему доставляет удовольствие борьба и другие состязания в силе, и он не ездит верхом, ибо и так может обогнать любое живое существо, пользующееся ногами.

В честь Тулкаса в 2008 году был назван вид ящериц[1].

Владычицы Валар

Варда

Варда Элента́ри (Элберет, Гилтониэль) — создательница звёзд, супруга Манвэ. Их чертоги расположены на Ойоло́ссэ, вершине Тани́кветиль, высочайших из гор земли. Из всех Великих эльфы больше всего любят и чтят Варду. (Элента́ри означает «королева звёзд» на языке квэнья, «Элберет» — от «эль» и «берет» — «владычица звёзд» на языке синдарин).

Йаванна

Йаванна Кемента́ри, «Дарящая Плоды» — супруга Аулэ. (Кемента́ри — «владычица земли» на квэнья). Она покровительствует всему, что вырастает из земли. По значению среди Королев Валар Йаванна идет следом за Вардой.

Ниэнна

Ниэнна, «Владычица печали» — сестра Ирмо Лориэна и Намо Мандоса.

Эстэ

Эстэ, «Милосердная» — избавляющая от ран и печалей, супруга Ирмо.

Вайрэ

Вайрэ, «Ткачиха» — запечатлевающая в своих гобеленах судьбы Арды, всё, что когда-либо происходило, супруга Намо.

Вана

Вана, «Вечно юная» — жена Оромэ.

Нэсса

Нэсса, «Резвая» — жена Тулкаса и сестра Оромэ. Была выдающейся танцовщицей и считалась покровительницей танца у Детей Илуватара. Профессор английской литературы в Портлендском государственном университете Марджери Бёрнс считала её вариацией образа охотницы-девственницы и проводила параллели между образом Нэссы и великанши Скади из скандинавской мифологии, тоже вышедшей замуж за бога.[2]

В «Книге утраченных сказаний» Толкина родителями Нэссы и её брата Оромэ названы Аулэ и Йаванна Палуриэн. В дополнениях к «Анналам Валинора» Нэсса названа дочерью Йаванны (первоначально в «Квэнте» Нэсса названа дочерью Ваны, но позже это было вычеркнуто Толкином); как оказалось впоследствии, Оромэ был сыном Йаванны, но не Аулэ. В «Сильмариллионе» Оромэ и Нэсса тоже названы братом и сестрой, хотя родители их уже не указываются.[3]

Чёрный Враг Мира

Самым могущественным из Айнур (и, соответственно, Валар) был Мелькор, брат Манвэ, более известный под именем Моргота, данного ему Феанором. Мелькору Эру Илуватаром были даны большие силы и знания. Ими он не уступал никому из прочих Валар. Однако он противопоставил воле Илуватара свою, за что не считается более в числе прочих Валар.

Напишите отзыв о статье "Валар"

Примечания

  1. [books.google.ru/books?id=3ovZoFyLhzkC&pg=PA269 The Eponym Dictionary of Reptiles]
  2. Marjorie J. Burns [books.google.ru/books?id=8LLxZXqgJdwC&pg=PA174 Norse an Christian Gods: The Integrative Theology of J. R. R. Tolkien] (англ.) // Jane Chance Tolkien and the Invention of Myth: A Reader. — University Press of Kentucky, 2004. — P. 174. — ISBN 9780813123011.
  3. Tolkien, J. R. R. Section VI „The earliest Annals of Valinor“ // The History of Middle-earth. — Houghton Mifflin Harcourt, 1986. — Vol. 4: The shaping of Middle-earth. The Quenta, the Ambarkanta and the Annals. — P. 275, 285. — 382 p. — ISBN 0-395-42501-8. (англ.)

См. также

Отрывок, характеризующий Валар

Княжна Марья с удивлением посмотрела на него. Она не понимала даже, как можно было об этом спрашивать. Пьер вошел в кабинет. Князь Андрей, весьма изменившийся, очевидно поздоровевший, но с новой, поперечной морщиной между бровей, в штатском платье, стоял против отца и князя Мещерского и горячо спорил, делая энергические жесты. Речь шла о Сперанском, известие о внезапной ссылке и мнимой измене которого только что дошло до Москвы.
– Теперь судят и обвиняют его (Сперанского) все те, которые месяц тому назад восхищались им, – говорил князь Андрей, – и те, которые не в состоянии были понимать его целей. Судить человека в немилости очень легко и взваливать на него все ошибки другого; а я скажу, что ежели что нибудь сделано хорошего в нынешнее царствованье, то всё хорошее сделано им – им одним. – Он остановился, увидав Пьера. Лицо его дрогнуло и тотчас же приняло злое выражение. – И потомство отдаст ему справедливость, – договорил он, и тотчас же обратился к Пьеру.
– Ну ты как? Все толстеешь, – говорил он оживленно, но вновь появившаяся морщина еще глубже вырезалась на его лбу. – Да, я здоров, – отвечал он на вопрос Пьера и усмехнулся. Пьеру ясно было, что усмешка его говорила: «здоров, но здоровье мое никому не нужно». Сказав несколько слов с Пьером об ужасной дороге от границ Польши, о том, как он встретил в Швейцарии людей, знавших Пьера, и о господине Десале, которого он воспитателем для сына привез из за границы, князь Андрей опять с горячностью вмешался в разговор о Сперанском, продолжавшийся между двумя стариками.
– Ежели бы была измена и были бы доказательства его тайных сношений с Наполеоном, то их всенародно объявили бы – с горячностью и поспешностью говорил он. – Я лично не люблю и не любил Сперанского, но я люблю справедливость. – Пьер узнавал теперь в своем друге слишком знакомую ему потребность волноваться и спорить о деле для себя чуждом только для того, чтобы заглушить слишком тяжелые задушевные мысли.
Когда князь Мещерский уехал, князь Андрей взял под руку Пьера и пригласил его в комнату, которая была отведена для него. В комнате была разбита кровать, лежали раскрытые чемоданы и сундуки. Князь Андрей подошел к одному из них и достал шкатулку. Из шкатулки он достал связку в бумаге. Он всё делал молча и очень быстро. Он приподнялся, прокашлялся. Лицо его было нахмурено и губы поджаты.
– Прости меня, ежели я тебя утруждаю… – Пьер понял, что князь Андрей хотел говорить о Наташе, и широкое лицо его выразило сожаление и сочувствие. Это выражение лица Пьера рассердило князя Андрея; он решительно, звонко и неприятно продолжал: – Я получил отказ от графини Ростовой, и до меня дошли слухи об искании ее руки твоим шурином, или тому подобное. Правда ли это?
– И правда и не правда, – начал Пьер; но князь Андрей перебил его.
– Вот ее письма и портрет, – сказал он. Он взял связку со стола и передал Пьеру.
– Отдай это графине… ежели ты увидишь ее.
– Она очень больна, – сказал Пьер.
– Так она здесь еще? – сказал князь Андрей. – А князь Курагин? – спросил он быстро.
– Он давно уехал. Она была при смерти…
– Очень сожалею об ее болезни, – сказал князь Андрей. – Он холодно, зло, неприятно, как его отец, усмехнулся.
– Но господин Курагин, стало быть, не удостоил своей руки графиню Ростову? – сказал князь Андрей. Он фыркнул носом несколько раз.
– Он не мог жениться, потому что он был женат, – сказал Пьер.
Князь Андрей неприятно засмеялся, опять напоминая своего отца.
– А где же он теперь находится, ваш шурин, могу ли я узнать? – сказал он.
– Он уехал в Петер…. впрочем я не знаю, – сказал Пьер.
– Ну да это всё равно, – сказал князь Андрей. – Передай графине Ростовой, что она была и есть совершенно свободна, и что я желаю ей всего лучшего.
Пьер взял в руки связку бумаг. Князь Андрей, как будто вспоминая, не нужно ли ему сказать еще что нибудь или ожидая, не скажет ли чего нибудь Пьер, остановившимся взглядом смотрел на него.
– Послушайте, помните вы наш спор в Петербурге, – сказал Пьер, помните о…
– Помню, – поспешно отвечал князь Андрей, – я говорил, что падшую женщину надо простить, но я не говорил, что я могу простить. Я не могу.
– Разве можно это сравнивать?… – сказал Пьер. Князь Андрей перебил его. Он резко закричал:
– Да, опять просить ее руки, быть великодушным, и тому подобное?… Да, это очень благородно, но я не способен итти sur les brisees de monsieur [итти по стопам этого господина]. – Ежели ты хочешь быть моим другом, не говори со мною никогда про эту… про всё это. Ну, прощай. Так ты передашь…
Пьер вышел и пошел к старому князю и княжне Марье.
Старик казался оживленнее обыкновенного. Княжна Марья была такая же, как и всегда, но из за сочувствия к брату, Пьер видел в ней радость к тому, что свадьба ее брата расстроилась. Глядя на них, Пьер понял, какое презрение и злобу они имели все против Ростовых, понял, что нельзя было при них даже и упоминать имя той, которая могла на кого бы то ни было променять князя Андрея.
За обедом речь зашла о войне, приближение которой уже становилось очевидно. Князь Андрей не умолкая говорил и спорил то с отцом, то с Десалем, швейцарцем воспитателем, и казался оживленнее обыкновенного, тем оживлением, которого нравственную причину так хорошо знал Пьер.


В этот же вечер, Пьер поехал к Ростовым, чтобы исполнить свое поручение. Наташа была в постели, граф был в клубе, и Пьер, передав письма Соне, пошел к Марье Дмитриевне, интересовавшейся узнать о том, как князь Андрей принял известие. Через десять минут Соня вошла к Марье Дмитриевне.
– Наташа непременно хочет видеть графа Петра Кирилловича, – сказала она.
– Да как же, к ней что ль его свести? Там у вас не прибрано, – сказала Марья Дмитриевна.
– Нет, она оделась и вышла в гостиную, – сказала Соня.
Марья Дмитриевна только пожала плечами.
– Когда это графиня приедет, измучила меня совсем. Ты смотри ж, не говори ей всего, – обратилась она к Пьеру. – И бранить то ее духу не хватает, так жалка, так жалка!
Наташа, исхудавшая, с бледным и строгим лицом (совсем не пристыженная, какою ее ожидал Пьер) стояла по середине гостиной. Когда Пьер показался в двери, она заторопилась, очевидно в нерешительности, подойти ли к нему или подождать его.
Пьер поспешно подошел к ней. Он думал, что она ему, как всегда, подаст руку; но она, близко подойдя к нему, остановилась, тяжело дыша и безжизненно опустив руки, совершенно в той же позе, в которой она выходила на середину залы, чтоб петь, но совсем с другим выражением.
– Петр Кирилыч, – начала она быстро говорить – князь Болконский был вам друг, он и есть вам друг, – поправилась она (ей казалось, что всё только было, и что теперь всё другое). – Он говорил мне тогда, чтобы обратиться к вам…
Пьер молча сопел носом, глядя на нее. Он до сих пор в душе своей упрекал и старался презирать ее; но теперь ему сделалось так жалко ее, что в душе его не было места упреку.
– Он теперь здесь, скажите ему… чтобы он прост… простил меня. – Она остановилась и еще чаще стала дышать, но не плакала.
– Да… я скажу ему, – говорил Пьер, но… – Он не знал, что сказать.
Наташа видимо испугалась той мысли, которая могла притти Пьеру.
– Нет, я знаю, что всё кончено, – сказала она поспешно. – Нет, это не может быть никогда. Меня мучает только зло, которое я ему сделала. Скажите только ему, что я прошу его простить, простить, простить меня за всё… – Она затряслась всем телом и села на стул.
Еще никогда не испытанное чувство жалости переполнило душу Пьера.
– Я скажу ему, я всё еще раз скажу ему, – сказал Пьер; – но… я бы желал знать одно…
«Что знать?» спросил взгляд Наташи.
– Я бы желал знать, любили ли вы… – Пьер не знал как назвать Анатоля и покраснел при мысли о нем, – любили ли вы этого дурного человека?
– Не называйте его дурным, – сказала Наташа. – Но я ничего – ничего не знаю… – Она опять заплакала.
И еще больше чувство жалости, нежности и любви охватило Пьера. Он слышал как под очками его текли слезы и надеялся, что их не заметят.
– Не будем больше говорить, мой друг, – сказал Пьер.
Так странно вдруг для Наташи показался этот его кроткий, нежный, задушевный голос.
– Не будем говорить, мой друг, я всё скажу ему; но об одном прошу вас – считайте меня своим другом, и ежели вам нужна помощь, совет, просто нужно будет излить свою душу кому нибудь – не теперь, а когда у вас ясно будет в душе – вспомните обо мне. – Он взял и поцеловал ее руку. – Я счастлив буду, ежели в состоянии буду… – Пьер смутился.
– Не говорите со мной так: я не стою этого! – вскрикнула Наташа и хотела уйти из комнаты, но Пьер удержал ее за руку. Он знал, что ему нужно что то еще сказать ей. Но когда он сказал это, он удивился сам своим словам.
– Перестаньте, перестаньте, вся жизнь впереди для вас, – сказал он ей.
– Для меня? Нет! Для меня всё пропало, – сказала она со стыдом и самоунижением.
– Все пропало? – повторил он. – Ежели бы я был не я, а красивейший, умнейший и лучший человек в мире, и был бы свободен, я бы сию минуту на коленях просил руки и любви вашей.
Наташа в первый раз после многих дней заплакала слезами благодарности и умиления и взглянув на Пьера вышла из комнаты.
Пьер тоже вслед за нею почти выбежал в переднюю, удерживая слезы умиления и счастья, давившие его горло, не попадая в рукава надел шубу и сел в сани.
– Теперь куда прикажете? – спросил кучер.
«Куда? спросил себя Пьер. Куда же можно ехать теперь? Неужели в клуб или гости?» Все люди казались так жалки, так бедны в сравнении с тем чувством умиления и любви, которое он испытывал; в сравнении с тем размягченным, благодарным взглядом, которым она последний раз из за слез взглянула на него.
– Домой, – сказал Пьер, несмотря на десять градусов мороза распахивая медвежью шубу на своей широкой, радостно дышавшей груди.
Было морозно и ясно. Над грязными, полутемными улицами, над черными крышами стояло темное, звездное небо. Пьер, только глядя на небо, не чувствовал оскорбительной низости всего земного в сравнении с высотою, на которой находилась его душа. При въезде на Арбатскую площадь, огромное пространство звездного темного неба открылось глазам Пьера. Почти в середине этого неба над Пречистенским бульваром, окруженная, обсыпанная со всех сторон звездами, но отличаясь от всех близостью к земле, белым светом, и длинным, поднятым кверху хвостом, стояла огромная яркая комета 1812 го года, та самая комета, которая предвещала, как говорили, всякие ужасы и конец света. Но в Пьере светлая звезда эта с длинным лучистым хвостом не возбуждала никакого страшного чувства. Напротив Пьер радостно, мокрыми от слез глазами, смотрел на эту светлую звезду, которая, как будто, с невыразимой быстротой пролетев неизмеримые пространства по параболической линии, вдруг, как вонзившаяся стрела в землю, влепилась тут в одно избранное ею место, на черном небе, и остановилась, энергично подняв кверху хвост, светясь и играя своим белым светом между бесчисленными другими, мерцающими звездами. Пьеру казалось, что эта звезда вполне отвечала тому, что было в его расцветшей к новой жизни, размягченной и ободренной душе.


С конца 1811 го года началось усиленное вооружение и сосредоточение сил Западной Европы, и в 1812 году силы эти – миллионы людей (считая тех, которые перевозили и кормили армию) двинулись с Запада на Восток, к границам России, к которым точно так же с 1811 го года стягивались силы России. 12 июня силы Западной Европы перешли границы России, и началась война, то есть совершилось противное человеческому разуму и всей человеческой природе событие. Миллионы людей совершали друг, против друга такое бесчисленное количество злодеяний, обманов, измен, воровства, подделок и выпуска фальшивых ассигнаций, грабежей, поджогов и убийств, которого в целые века не соберет летопись всех судов мира и на которые, в этот период времени, люди, совершавшие их, не смотрели как на преступления.
Что произвело это необычайное событие? Какие были причины его? Историки с наивной уверенностью говорят, что причинами этого события были обида, нанесенная герцогу Ольденбургскому, несоблюдение континентальной системы, властолюбие Наполеона, твердость Александра, ошибки дипломатов и т. п.