Толгская икона Божией Матери

</th></tr>

Толгская икона Божией Матери
Большая икона Толгской Богоматери
Дата появления:	к. XIII в., явленная икона — 1314 г.
Иконографический тип:	Елеуса
Местонахождение:	Большая — ГТГ, явленная — Толгский монастырь
Дата празднования	8 (21) августа
Изображения иконы на Викискладе

Толгская икона Божией Матери — почитаемая в Русской православной церкви икона Богородицы. Известна по трём спискам конца XIII — начала XIV веков, один из которых предание называет «явленным» в 1314 году ростовскому епископу Прохору и он почитается как чудотворный. Толгская икона относится к иконописному типу Елеуса. Список последней четверти XIII века хранится в Государственной Третьяковской галерее, а «явленная» икона находится в Толгском монастыре.

Толгская икона почитается как покровительница Ярославской земли. Празднование в честь иконы совершается 8 августа (по юлианскому календарю).

Большая икона Толгской Богоматери

Древнейшая из известных икон Толгской Богоматери получила название Большой (Тронной) или Толгская I. Её написание относят к последней четверти XIII века. Относительно происхождения иконы выдвигаются различные версии. Так Ф. Швейнфурт приписывает икону итальянскому мастеру пизанской школы периода дученто, а В. И. Антонова грузинской школе. Обе эти версии не находят поддержки. В пользу ярославского происхождения иконы свидетельствует широкое использование орнаментальных украшений и написание её на липовой доске, что говорит против её южного происхождения. Иконография Толгской тронной иконы происходит из византийской живописи позднего XII—XIII веков. Ряд иконографических деталей в лике Иисуса Христа (рисунок бровей, носа, широко раскрытых глаз, рта, форма лба, округлый подбородок, разделение прядей волос) повторяют лик Еммануила на другой ярославской иконе — «Оранта Великая Панагия» (первая треть XIII века). В Толгский монастырь, основанный в 1314 году, Тронная Толгская икона попала, вероятно, как древний и прославленный образ и была помещена в монастырском соборе на горнее место, как и «Оранта Великая Панагия» в княжеском Успенском соборе Ярославля.

Иконография

Икона написана на липовой доске размером 92 на 140 см. Дева Мария на ней изображена в полный рост, сидящей на троне. Богомладенец стоит на её левом колене, охватывает её шею и прижимается к её щеке, а Богородица слегка поддерживает его обеими руками. Мария одета в синий хитон и коричневый мафорий с широкими складками. Мафорий имеет серебряную кайму богато украшенную жемчужным орнаментом. В качестве знака приснодевства Марии на мафории помещено изображение квадрифолио. Младенец Иисус изображён в розово-красном гиматии и синем хитоне. По сторонам трона в воздухе парят архангелы Гавриил и Михаил. Трон, на котором сидит Богородица, имеет высокую спинку с арочными проемами, украшенную охряным растительным орнаментом. Лики Марии и Иисуса написаны охрой по тёмному санкирю, на щёки нанесены подрумяна, лик Иисуса написан светлей, чем лик Богородицы. Академик В. Н. Лазарев так охарактеризовал икону:

В толгской иконе мы имеем усложненный тип Умиления, отличающийся особой непосредственностью выражения. Это, пожалуй, одна из самых эмоциональных русских икон XIII века. Хотя ей недостает тонкого аристократизма, зато она подкупает душевной теплотой.

Явленная икона Толгской Богоматери

Данный список Толгской иконы называют «явленным» или «Толгская II». Его почитают чудотворным. Сказание о её чудесном обретении написано в XVI веке на основе местных преданий. Икона хранилась в Толгском монастыре, построенном на месте её обретения. В 1920-е годы она была изъята и передана в собрание Ярославского художественного музея. В 2003 году икона была передана в монастырь, оставаясь частью коллекции Ярославского художественного музея.

Предание

Церковное предание связывает с его появлением следующую историю. В 1314 году Прохор, епископ Ростовский и Ярославский, возвращаясь из Кирилло-Белозерского монастыря в Ярославль, остановился на ночлег на берегу Волги в шести верстах от города в месте впадения в неё речки Толга. Ночью Прохор увидел на противоположенном берегу столб света и чудесно возникший мост через Волгу, ведущий к нему. Он взял свой посох и пошел к явившемся видению.

Достигнув противоположного берега, епископ увидел образ Пресвятой Богородицы, держащей на руках Младенца, Господа нашего Иисуса Христа; образ не стоял на дереве, а чудесно держался на воздухе на высоте пяти локтей, так что с земли его нельзя было достать руками. Епископ, поклоняясь иконе Богородицы, воссылал Владычице мира тёплые молитвы, соединённые со слезами; после довольно продолжительной молитвы он возвратился обратно, забыв на этом месте свой посох. — Димитрий Ростовский. Жития святых. 8 августа

На утро слуги епископа не смогли найти его посох и Прохор рассказал им о ночном видении. Он приказал им ехать на другой берег и привезти посох. Слуги выполнили поручение и нашли на противоположенном берегу в указанном епископе месте его посох и икону Богородицы, стоящую на земле. После этого Прохор со свитой направился туда и приказал расчистить место для постройки деревянной церкви, которую с помощью горожан, прибывших туда после известия о чудесном явлении иконы Богородицы, возвели в тот же день. Прохор освятил церковь в честь праздника Введения Пресвятой Богородицы во Храм и основал при ней монастырь, получивший название Толгского Введенского. День обретения иконы — 8 августа, стал днём празднования в её честь.

Предания приписывают явленной Толгской иконе следующие чудеса:

• 16 сентября 1392 года — мироточение образа во время утрени;
• воскрешение мёртвого ребёнка, привезённого в монастырь для погребения, по молитве его родителей перед иконой;
• конец XIV — начало XV веков — чудесное сохранение иконы при пожаре, уничтожившем церковь. Икону нашли невредимой в роще у монастыря;
• 1553 год — исцеление от болезни ног царя Ивана Грозного. В благодарность по указанию царя в Толгском монастыре возвели каменный собор;
• 1766 год — спасение Ярославля от засухи.

Иконография

Икона написана на доске размером 48 на 61 см. По мнению В. Н. Лазарева данная икона представляет собой сокращённый список Тронной Толгской иконы. Богородица изображена погрудно, а Иисус сидящим, а не стоящим. Изменено положение рук Девы Марии, для них заимствован прототип с Владимирской иконы Богоматери.

В колорите иконы преобладают темные краски — красно-коричневая, чёрно-зелёная, изумрудно-зелёная, охра, умело сопоставленные с цветом серебряного фона. Вохрение лиц выполнено в несколько слоев золотистой и розовато-коричневой охрой по тёмному умбристому санкирю. Освещенные части ликов моделированы белилами с небольшой примесью охры и чистым белым цветом. С большой свободой написан лик младенца, высветленные части которого художник отметил уверенными мазками белой краски.

Для придания лицу Богородицы скорбного выражения художник особо выделил её глаза: зрачки изображены крупными и миндалевидными, брови и веки обведены белыми мазками, а край зрачков подчёркнут белыми бликами. Все это контрастно выделило тёмные глазницы на лице Богоматери.

Толгская III

Около 1327 года с явленной Толгской иконы был сделан список, получивший название Толгская III. Икона хранилась в Толгском монастыре, а затем поступила в собрание Русского музея (Санкт-Петербург).

Он выполнен не столь эмоциональным, как явленная икона и в ряде деталей он имеет сходство с Большой Толгской иконой. Богомладенец изображён сидящим на левой руке Богородицы, его лицу, как и на Толгской тронной иконе, приданы черты лика Еммануила на иконе «Оранта Великая Панагия» (Ярославль, первая треть XIII века). Гиматий Иисуса оранжево-розовый, хитон тёмно-синий. Складки гиматия повторяют рисунок Толгской тронной иконы. Оживки на Толгской III выполнены в той же манере что на двух других списках.

Храмы

На рубеже XVII и XVIII веков храмы в честь Толгской Богоматери строились не только в Ярославле (тёплая церковь Власьевского прихода, одноглавая церковь рядом с Успенским собором), но и в московских монастырях — Высокопетровском и Николо-Перервинском.

См. также

• Список икон, переданных РПЦ из музеев РФ

Ссылки

• Лазарев В. Н. [www.icon-art.info/book_contents.php?lng=ru&book_id=7&chap=5&ch_l2=5 Русская иконопись от истоков до начала XVI века]
• [www.icon-art.info/book_contents.php?lng=ru&book_id=17&chap=4&ch_l2=0 Масленицын С. И. Ярославская иконопись]
• [www.pravoslavie.ru/put/050821011542.htm Икона Божией Матери Толгская] // Дмитриева Н. В. О Тебе радуется! М.:Сретенский монастырь, 2004
• [www.alanica.ru/articles/41-icon-virgin-of-the-tolga-a-trophy-from-alania Толгская икона Божией Матери – трофей из Алании]

Отрывок, характеризующий Толгская икона Божией Матери

Потом он открыл глаза и сказал что то, чего долго никто не мог понять и, наконец, понял и передал один Тихон. Княжна Марья отыскивала смысл его слов в том настроении, в котором он говорил за минуту перед этим. То она думала, что он говорит о России, то о князе Андрее, то о ней, о внуке, то о своей смерти. И от этого она не могла угадать его слов.
– Надень твое белое платье, я люблю его, – говорил он.
Поняв эти слова, княжна Марья зарыдала еще громче, и доктор, взяв ее под руку, вывел ее из комнаты на террасу, уговаривая ее успокоиться и заняться приготовлениями к отъезду. После того как княжна Марья вышла от князя, он опять заговорил о сыне, о войне, о государе, задергал сердито бровями, стал возвышать хриплый голос, и с ним сделался второй и последний удар.
Княжна Марья остановилась на террасе. День разгулялся, было солнечно и жарко. Она не могла ничего понимать, ни о чем думать и ничего чувствовать, кроме своей страстной любви к отцу, любви, которой, ей казалось, она не знала до этой минуты. Она выбежала в сад и, рыдая, побежала вниз к пруду по молодым, засаженным князем Андреем, липовым дорожкам.
– Да… я… я… я. Я желала его смерти. Да, я желала, чтобы скорее кончилось… Я хотела успокоиться… А что ж будет со мной? На что мне спокойствие, когда его не будет, – бормотала вслух княжна Марья, быстрыми шагами ходя по саду и руками давя грудь, из которой судорожно вырывались рыдания. Обойдя по саду круг, который привел ее опять к дому, она увидала идущих к ней навстречу m lle Bourienne (которая оставалась в Богучарове и не хотела оттуда уехать) и незнакомого мужчину. Это был предводитель уезда, сам приехавший к княжне с тем, чтобы представить ей всю необходимость скорого отъезда. Княжна Марья слушала и не понимала его; она ввела его в дом, предложила ему завтракать и села с ним. Потом, извинившись перед предводителем, она подошла к двери старого князя. Доктор с встревоженным лицом вышел к ней и сказал, что нельзя.
– Идите, княжна, идите, идите!
Княжна Марья пошла опять в сад и под горой у пруда, в том месте, где никто не мог видеть, села на траву. Она не знала, как долго она пробыла там. Чьи то бегущие женские шаги по дорожке заставили ее очнуться. Она поднялась и увидала, что Дуняша, ее горничная, очевидно, бежавшая за нею, вдруг, как бы испугавшись вида своей барышни, остановилась.
– Пожалуйте, княжна… князь… – сказала Дуняша сорвавшимся голосом.
– Сейчас, иду, иду, – поспешно заговорила княжна, не давая времени Дуняше договорить ей то, что она имела сказать, и, стараясь не видеть Дуняши, побежала к дому.
– Княжна, воля божья совершается, вы должны быть на все готовы, – сказал предводитель, встречая ее у входной двери.
– Оставьте меня. Это неправда! – злобно крикнула она на него. Доктор хотел остановить ее. Она оттолкнула его и подбежала к двери. «И к чему эти люди с испуганными лицами останавливают меня? Мне никого не нужно! И что они тут делают? – Она отворила дверь, и яркий дневной свет в этой прежде полутемной комнате ужаснул ее. В комнате были женщины и няня. Они все отстранились от кровати, давая ей дорогу. Он лежал все так же на кровати; но строгий вид его спокойного лица остановил княжну Марью на пороге комнаты.
«Нет, он не умер, это не может быть! – сказала себе княжна Марья, подошла к нему и, преодолевая ужас, охвативший ее, прижала к щеке его свои губы. Но она тотчас же отстранилась от него. Мгновенно вся сила нежности к нему, которую она чувствовала в себе, исчезла и заменилась чувством ужаса к тому, что было перед нею. «Нет, нет его больше! Его нет, а есть тут же, на том же месте, где был он, что то чуждое и враждебное, какая то страшная, ужасающая и отталкивающая тайна… – И, закрыв лицо руками, княжна Марья упала на руки доктора, поддержавшего ее.
В присутствии Тихона и доктора женщины обмыли то, что был он, повязали платком голову, чтобы не закостенел открытый рот, и связали другим платком расходившиеся ноги. Потом они одели в мундир с орденами и положили на стол маленькое ссохшееся тело. Бог знает, кто и когда позаботился об этом, но все сделалось как бы само собой. К ночи кругом гроба горели свечи, на гробу был покров, на полу был посыпан можжевельник, под мертвую ссохшуюся голову была положена печатная молитва, а в углу сидел дьячок, читая псалтырь.
Как лошади шарахаются, толпятся и фыркают над мертвой лошадью, так в гостиной вокруг гроба толпился народ чужой и свой – предводитель, и староста, и бабы, и все с остановившимися испуганными глазами, крестились и кланялись, и целовали холодную и закоченевшую руку старого князя.


Богучарово было всегда, до поселения в нем князя Андрея, заглазное именье, и мужики богучаровские имели совсем другой характер от лысогорских. Они отличались от них и говором, и одеждой, и нравами. Они назывались степными. Старый князь хвалил их за их сносливость в работе, когда они приезжали подсоблять уборке в Лысых Горах или копать пруды и канавы, но не любил их за их дикость.
Последнее пребывание в Богучарове князя Андрея, с его нововведениями – больницами, школами и облегчением оброка, – не смягчило их нравов, а, напротив, усилило в них те черты характера, которые старый князь называл дикостью. Между ними всегда ходили какие нибудь неясные толки, то о перечислении их всех в казаки, то о новой вере, в которую их обратят, то о царских листах каких то, то о присяге Павлу Петровичу в 1797 году (про которую говорили, что тогда еще воля выходила, да господа отняли), то об имеющем через семь лет воцариться Петре Феодоровиче, при котором все будет вольно и так будет просто, что ничего не будет. Слухи о войне в Бонапарте и его нашествии соединились для них с такими же неясными представлениями об антихристе, конце света и чистой воле.
В окрестности Богучарова были всё большие села, казенные и оброчные помещичьи. Живущих в этой местности помещиков было очень мало; очень мало было также дворовых и грамотных, и в жизни крестьян этой местности были заметнее и сильнее, чем в других, те таинственные струи народной русской жизни, причины и значение которых бывают необъяснимы для современников. Одно из таких явлений было проявившееся лет двадцать тому назад движение между крестьянами этой местности к переселению на какие то теплые реки. Сотни крестьян, в том числе и богучаровские, стали вдруг распродавать свой скот и уезжать с семействами куда то на юго восток. Как птицы летят куда то за моря, стремились эти люди с женами и детьми туда, на юго восток, где никто из них не был. Они поднимались караванами, поодиночке выкупались, бежали, и ехали, и шли туда, на теплые реки. Многие были наказаны, сосланы в Сибирь, многие с холода и голода умерли по дороге, многие вернулись сами, и движение затихло само собой так же, как оно и началось без очевидной причины. Но подводные струи не переставали течь в этом народе и собирались для какой то новой силы, имеющей проявиться так же странно, неожиданно и вместе с тем просто, естественно и сильно. Теперь, в 1812 м году, для человека, близко жившего с народом, заметно было, что эти подводные струи производили сильную работу и были близки к проявлению.
Алпатыч, приехав в Богучарово несколько времени перед кончиной старого князя, заметил, что между народом происходило волнение и что, противно тому, что происходило в полосе Лысых Гор на шестидесятиверстном радиусе, где все крестьяне уходили (предоставляя казакам разорять свои деревни), в полосе степной, в богучаровской, крестьяне, как слышно было, имели сношения с французами, получали какие то бумаги, ходившие между ними, и оставались на местах. Он знал через преданных ему дворовых людей, что ездивший на днях с казенной подводой мужик Карп, имевший большое влияние на мир, возвратился с известием, что казаки разоряют деревни, из которых выходят жители, но что французы их не трогают. Он знал, что другой мужик вчера привез даже из села Вислоухова – где стояли французы – бумагу от генерала французского, в которой жителям объявлялось, что им не будет сделано никакого вреда и за все, что у них возьмут, заплатят, если они останутся. В доказательство того мужик привез из Вислоухова сто рублей ассигнациями (он не знал, что они были фальшивые), выданные ему вперед за сено.
Наконец, важнее всего, Алпатыч знал, что в тот самый день, как он приказал старосте собрать подводы для вывоза обоза княжны из Богучарова, поутру была на деревне сходка, на которой положено было не вывозиться и ждать. А между тем время не терпело. Предводитель, в день смерти князя, 15 го августа, настаивал у княжны Марьи на том, чтобы она уехала в тот же день, так как становилось опасно. Он говорил, что после 16 го он не отвечает ни за что. В день же смерти князя он уехал вечером, но обещал приехать на похороны на другой день. Но на другой день он не мог приехать, так как, по полученным им самим известиям, французы неожиданно подвинулись, и он только успел увезти из своего имения свое семейство и все ценное.
Лет тридцать Богучаровым управлял староста Дрон, которого старый князь звал Дронушкой.
Дрон был один из тех крепких физически и нравственно мужиков, которые, как только войдут в года, обрастут бородой, так, не изменяясь, живут до шестидесяти – семидесяти лет, без одного седого волоса или недостатка зуба, такие же прямые и сильные в шестьдесят лет, как и в тридцать.
Дрон, вскоре после переселения на теплые реки, в котором он участвовал, как и другие, был сделан старостой бурмистром в Богучарове и с тех пор двадцать три года безупречно пробыл в этой должности. Мужики боялись его больше, чем барина. Господа, и старый князь, и молодой, и управляющий, уважали его и в шутку называли министром. Во все время своей службы Дрон нн разу не был ни пьян, ни болен; никогда, ни после бессонных ночей, ни после каких бы то ни было трудов, не выказывал ни малейшей усталости и, не зная грамоте, никогда не забывал ни одного счета денег и пудов муки по огромным обозам, которые он продавал, и ни одной копны ужи на хлеба на каждой десятине богучаровских полей.
Этого то Дрона Алпатыч, приехавший из разоренных Лысых Гор, призвал к себе в день похорон князя и приказал ему приготовить двенадцать лошадей под экипажи княжны и восемнадцать подвод под обоз, который должен был быть поднят из Богучарова. Хотя мужики и были оброчные, исполнение приказания этого не могло встретить затруднения, по мнению Алпатыча, так как в Богучарове было двести тридцать тягол и мужики были зажиточные. Но староста Дрон, выслушав приказание, молча опустил глаза. Алпатыч назвал ему мужиков, которых он знал и с которых он приказывал взять подводы.
Дрон отвечал, что лошади у этих мужиков в извозе. Алпатыч назвал других мужиков, и у тех лошадей не было, по словам Дрона, одни были под казенными подводами, другие бессильны, у третьих подохли лошади от бескормицы. Лошадей, по мнению Дрона, нельзя было собрать не только под обоз, но и под экипажи.