Яворовская, Констанция

Констанция Яворовская
польск. Konstancja Jaworowska
Имя при рождении:	Констанция Клемпиньская
Псевдонимы:	Ядвига
Дата рождения:	11 марта 1881(1881-03-11)
Место рождения:	Доманице (гмина)
Дата смерти:	2 августа 1959(1959-08-02) (78 лет)
Место смерти:	Варшава
Гражданство:	Российская империя Российская империя, Польша Польша
Партия:	ППС, ППС—революционная фракция, Польская военная организация, ППС—Прежняя революционная фракция
Основные идеи:	социализм, национал-патриотизм
Род деятельности:	активистка ППС и боевой организации, разведчица; член Варшавского комитета ППС, депутат городского совета Варшавы, член руководства ППС—Прежней революционной фракции; функционер аппарата соцстрахования
Супруг:	Болеслав Бергер Раймунд Яворовский
Дети:	Янина Сташевская
Награды:

Констанция Яворовская (польск. Konstancja Jaworowska; 11 марта 1881, Доманице — 2 августа 1959, Варшава) — польская социалистка, активистка ППС, ППС—революционной фракции, ППС—Прежней революционной фракции. Активная участница борьбы за независимость Польши. В 1948—1952 — член ПОРП. В первом браке жена Болеслава Бергера, во втором — Раймунда Яворовского.

«Дворянская революционерка»

Родилась в шляхетской семье Клемпиньских. С юности прониклась социалистическими идеями. В 1901 сблизилась с активистом ППС Болеславом Бергером, на следующий год вышла за него замуж. Оставалась женой Бергера до 1909.

Вступила в ППС, распространяла нелегальную литературу. Была связной Бергера в Седльце и Белостоке.

Под угрозой ареста Констанция Бергер перебралась в Варшаву, оттуда в Закопане. В Варшаве работала учительницей. Вела политический кружок для польских рабочих, организовала библиотеку и читальный зал. Заведовала изданием и распространением литературы ППС.

С августа 1905 участвовала в деятельности Боевой организации ППС в Варшаве и Жирардуве. Была арестована в ноябре 1906, приговорена к ссылке в Архангельск, заменённой высылкой за границу. В конце года переехала в Краков, на территорию Австро-Венгрии. Вскоре нелегально вернулась в Варшаву. Участвовала в учреждении ППС—революционной фракции на съезде в Вене. Носила партийный псевдоним Ядвига.

В 1912 Юзеф Пилсудский и Витольд Йодко-Наркевич поручили Констанции Бергер-Клемпиньской и Норберту Барлицкому создание в Царстве Польском крестьянской организации ППС. Союз был создан и привлечён к партийному вооружённому подполью.

Разведчица Легионов

В начале Первой мировой войны Констанция Бергер-Клемпиньская служила в разведке Первой бригады Польских легионов Пилсудского. (В том же подразделении служил Лукаш Семёнтковский, известный социалистический активист, будущий варшавский гангстер по прозвищу Tata Tasiemka.)

Состояла во временном руководстве ППС и в Польской военной организации. Активно действовала в крестьянском движении, способствовала созданию левой крестьянской партии ПСЛ-«Вызволение». В ноябре 1916 была арестована немецкими властями, но вскоре освобождена.

В 1915 вышла замуж за радикального активиста ППС, капитана Легионов Раймунда Яворовского, близкого соратника Пилсудского. У четы Яворовских сложились доверительные отношения и многолетнее тесное сотрудничество с сослуживцем-разведчиком Семёнтковским.

В социалистической политике

После провозглашения независимости Польши, с 1918 по 1928 Констанция Яворовская состояла в Варшавском комитете ППС. Возглавляла варшавское отделение Товарищества университетских работников. В 1919—1927 — депутат городского совета Варшавы.

Констанция Яворовская поддержала своего мужа при расколе ППС на противников Пилсудского (большинство партии) и его сторонников (группа Яворовского—Морачевского) после установления режима Санации. С 1928 она состояла в руководстве ППС—Прежняя революционная фракция, основанной Раймундом Яворовским. Руководила примыкавшими к партии общественными организациями — Союзом работников образования и Союзом бывших политзаключённых.

В 1930 году указом президента Мосьцицкого и премьер-министра Славека Констанция Яворовская была награждена Крестом Независимости с мечами.

В годы войны и ПНР

В период нацистской оккупации Констанция Яворовская находилась в Варшаве (Раймунд Яворовский скончался в 1941). Дочь Яворовских Янина Сташевская вместе с мужем — поручиком Армии Крайовой Ежи Сташевским — погибла в Варшавском восстании.

В 1945 Констанция Яворовская присоединилась к «люблинскому» крылу ППС, ориентированному на союз с коммунистической ППР. В 1948 вступила в ПОРП. Занимала должность в аппарате социального страхования ПНР.

В 1952 подала заявление о выходе из ПОРП (формально — по возрасту и состоянию здоровья). Скончалась семь лет спустя, в период «гомулковской оттепели».

См. также

• Зофия Морачевская
• Зофия Прауссова

Отрывок, характеризующий Яворовская, Констанция

И чувство энергии, с которым выступали в дело войска, начало обращаться в досаду и злобу на бестолковые распоряжения и на немцев.
Причина путаницы заключалась в том, что во время движения австрийской кавалерии, шедшей на левом фланге, высшее начальство нашло, что наш центр слишком отдален от правого фланга, и всей кавалерии велено было перейти на правую сторону. Несколько тысяч кавалерии продвигалось перед пехотой, и пехота должна была ждать.
Впереди произошло столкновение между австрийским колонновожатым и русским генералом. Русский генерал кричал, требуя, чтобы остановлена была конница; австриец доказывал, что виноват был не он, а высшее начальство. Войска между тем стояли, скучая и падая духом. После часовой задержки войска двинулись, наконец, дальше и стали спускаться под гору. Туман, расходившийся на горе, только гуще расстилался в низах, куда спустились войска. Впереди, в тумане, раздался один, другой выстрел, сначала нескладно в разных промежутках: тратта… тат, и потом всё складнее и чаще, и завязалось дело над речкою Гольдбахом.
Не рассчитывая встретить внизу над речкою неприятеля и нечаянно в тумане наткнувшись на него, не слыша слова одушевления от высших начальников, с распространившимся по войскам сознанием, что было опоздано, и, главное, в густом тумане не видя ничего впереди и кругом себя, русские лениво и медленно перестреливались с неприятелем, подвигались вперед и опять останавливались, не получая во время приказаний от начальников и адъютантов, которые блудили по туману в незнакомой местности, не находя своих частей войск. Так началось дело для первой, второй и третьей колонны, которые спустились вниз. Четвертая колонна, при которой находился сам Кутузов, стояла на Праценских высотах.
В низах, где началось дело, был всё еще густой туман, наверху прояснело, но всё не видно было ничего из того, что происходило впереди. Были ли все силы неприятеля, как мы предполагали, за десять верст от нас или он был тут, в этой черте тумана, – никто не знал до девятого часа.
Было 9 часов утра. Туман сплошным морем расстилался по низу, но при деревне Шлапанице, на высоте, на которой стоял Наполеон, окруженный своими маршалами, было совершенно светло. Над ним было ясное, голубое небо, и огромный шар солнца, как огромный пустотелый багровый поплавок, колыхался на поверхности молочного моря тумана. Не только все французские войска, но сам Наполеон со штабом находился не по ту сторону ручьев и низов деревень Сокольниц и Шлапаниц, за которыми мы намеревались занять позицию и начать дело, но по сю сторону, так близко от наших войск, что Наполеон простым глазом мог в нашем войске отличать конного от пешего. Наполеон стоял несколько впереди своих маршалов на маленькой серой арабской лошади, в синей шинели, в той самой, в которой он делал итальянскую кампанию. Он молча вглядывался в холмы, которые как бы выступали из моря тумана, и по которым вдалеке двигались русские войска, и прислушивался к звукам стрельбы в лощине. В то время еще худое лицо его не шевелилось ни одним мускулом; блестящие глаза были неподвижно устремлены на одно место. Его предположения оказывались верными. Русские войска частью уже спустились в лощину к прудам и озерам, частью очищали те Праценские высоты, которые он намерен был атаковать и считал ключом позиции. Он видел среди тумана, как в углублении, составляемом двумя горами около деревни Прац, всё по одному направлению к лощинам двигались, блестя штыками, русские колонны и одна за другой скрывались в море тумана. По сведениям, полученным им с вечера, по звукам колес и шагов, слышанным ночью на аванпостах, по беспорядочности движения русских колонн, по всем предположениям он ясно видел, что союзники считали его далеко впереди себя, что колонны, двигавшиеся близ Працена, составляли центр русской армии, и что центр уже достаточно ослаблен для того, чтобы успешно атаковать его. Но он всё еще не начинал дела.
Нынче был для него торжественный день – годовщина его коронования. Перед утром он задремал на несколько часов и здоровый, веселый, свежий, в том счастливом расположении духа, в котором всё кажется возможным и всё удается, сел на лошадь и выехал в поле. Он стоял неподвижно, глядя на виднеющиеся из за тумана высоты, и на холодном лице его был тот особый оттенок самоуверенного, заслуженного счастья, который бывает на лице влюбленного и счастливого мальчика. Маршалы стояли позади его и не смели развлекать его внимание. Он смотрел то на Праценские высоты, то на выплывавшее из тумана солнце.
Когда солнце совершенно вышло из тумана и ослепляющим блеском брызнуло по полям и туману (как будто он только ждал этого для начала дела), он снял перчатку с красивой, белой руки, сделал ею знак маршалам и отдал приказание начинать дело. Маршалы, сопутствуемые адъютантами, поскакали в разные стороны, и через несколько минут быстро двинулись главные силы французской армии к тем Праценским высотам, которые всё более и более очищались русскими войсками, спускавшимися налево в лощину.


В 8 часов Кутузов выехал верхом к Працу, впереди 4 й Милорадовичевской колонны, той, которая должна была занять места колонн Пржебышевского и Ланжерона, спустившихся уже вниз. Он поздоровался с людьми переднего полка и отдал приказание к движению, показывая тем, что он сам намерен был вести эту колонну. Выехав к деревне Прац, он остановился. Князь Андрей, в числе огромного количества лиц, составлявших свиту главнокомандующего, стоял позади его. Князь Андрей чувствовал себя взволнованным, раздраженным и вместе с тем сдержанно спокойным, каким бывает человек при наступлении давно желанной минуты. Он твердо был уверен, что нынче был день его Тулона или его Аркольского моста. Как это случится, он не знал, но он твердо был уверен, что это будет. Местность и положение наших войск были ему известны, насколько они могли быть известны кому нибудь из нашей армии. Его собственный стратегический план, который, очевидно, теперь и думать нечего было привести в исполнение, был им забыт. Теперь, уже входя в план Вейротера, князь Андрей обдумывал могущие произойти случайности и делал новые соображения, такие, в которых могли бы потребоваться его быстрота соображения и решительность.
Налево внизу, в тумане, слышалась перестрелка между невидными войсками. Там, казалось князю Андрею, сосредоточится сражение, там встретится препятствие, и «туда то я буду послан, – думал он, – с бригадой или дивизией, и там то с знаменем в руке я пойду вперед и сломлю всё, что будет предо мной».
Князь Андрей не мог равнодушно смотреть на знамена проходивших батальонов. Глядя на знамя, ему всё думалось: может быть, это то самое знамя, с которым мне придется итти впереди войск.
Ночной туман к утру оставил на высотах только иней, переходивший в росу, в лощинах же туман расстилался еще молочно белым морем. Ничего не было видно в той лощине налево, куда спустились наши войска и откуда долетали звуки стрельбы. Над высотами было темное, ясное небо, и направо огромный шар солнца. Впереди, далеко, на том берегу туманного моря, виднелись выступающие лесистые холмы, на которых должна была быть неприятельская армия, и виднелось что то. Вправо вступала в область тумана гвардия, звучавшая топотом и колесами и изредка блестевшая штыками; налево, за деревней, такие же массы кавалерии подходили и скрывались в море тумана. Спереди и сзади двигалась пехота. Главнокомандующий стоял на выезде деревни, пропуская мимо себя войска. Кутузов в это утро казался изнуренным и раздражительным. Шедшая мимо его пехота остановилась без приказания, очевидно, потому, что впереди что нибудь задержало ее.