Ягала
| Ягала | |
 водопад на реке Ягала | |
| Характеристика | |
|---|---|
| Длина |
97 км |
| Бассейн |
1570 км² |
| [tools.wmflabs.org/osm4wiki/cgi-bin/wiki/wiki-osm.pl?project=ru&article=Ягала Водоток] | |
| Исток | |
| Устье | |
| — Координаты |
59°28′50″ с. ш. 25°08′38″ в. д. / 59.48066108838541° с. ш. 25.143756866455078° в. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=59.48066108838541&mlon=25.143756866455078&zoom=12 (O)] (Я)Координаты: 59°28′50″ с. ш. 25°08′38″ в. д. / 59.48066108838541° с. ш. 25.143756866455078° в. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=59.48066108838541&mlon=25.143756866455078&zoom=12 (O)] (Я) |
| Расположение | |
| Страна | |
|
| |
Ягала (эст. Jägala jõgi) — река, протекающая по территории Эстонии, своё начало берёт с западного склона возвышенности Пандивере (эст. Pandivere kõrgustik), а впадает в Финский залив.
Длина реки 97 км, площадь бассейна 1 570 км².
В верхнем течении река протекает через болото Кырвемаа (эст. Kõrvemaa). Левый приток — Йыэляхтме; правые притоки — Амбла, Тарвасйыги, Янийыги, Мустйыги. В 4 км от устья реки находится один из крупнейших и красивейших водопадов Эстонии, благодаря которому река имеет широкую известность. В километре от устья реки, на правом его берегу находится древнее городище Ягала Йыэсуу (эст. Jägala Jõesuu linnamägi).
Другие названия реки: Кехра йыги (эст. Kehra jõgi), в верхнем течении реки: Кигумыйза йыги (эст. Kigumõisa jõgi).
В конце 1970-х годов в Ягалу сливались производственные отходы, она была сильно загрязнена[1]. В таком виде она послужила натурой для съёмок фильма «Сталкер». Тем не менее, река не стала полностью мёртвой, в ней и сейчас водятся окуни, щуки, краснопёрки, плотва[2].
Фотографии
- Jägala juga talvel.jpg
- Jägala Juga (Jägalafallet).JPG
- Jägala juga talvel 2013.jpg
См. также
Напишите отзыв о статье "Ягала"
Примечания
- ↑ Белая книга: о потерях, причиненных народу Эстонии оккупациями = Valge raamat : Eesti rahva kaotustest okupatsioonide läbi. — Государственная комиссия по расследованию репрессивной политики оккупационных сил, 2005. — С. 128. — ISBN 9985577582.
- ↑ [kalakoht.ee/veekogu/jagala-jogi/ Jägala Jõgi] (эст.). Kalakoht. Проверено 17 апреля 2016.
Отрывок, характеризующий Ягала
Так он лежал и теперь на своей кровати, облокотив тяжелую, большую изуродованную голову на пухлую руку, и думал, открытым одним глазом присматриваясь к темноте.С тех пор как Бенигсен, переписывавшийся с государем и имевший более всех силы в штабе, избегал его, Кутузов был спокойнее в том отношении, что его с войсками не заставят опять участвовать в бесполезных наступательных действиях. Урок Тарутинского сражения и кануна его, болезненно памятный Кутузову, тоже должен был подействовать, думал он.
«Они должны понять, что мы только можем проиграть, действуя наступательно. Терпение и время, вот мои воины богатыри!» – думал Кутузов. Он знал, что не надо срывать яблоко, пока оно зелено. Оно само упадет, когда будет зрело, а сорвешь зелено, испортишь яблоко и дерево, и сам оскомину набьешь. Он, как опытный охотник, знал, что зверь ранен, ранен так, как только могла ранить вся русская сила, но смертельно или нет, это был еще не разъясненный вопрос. Теперь, по присылкам Лористона и Бертелеми и по донесениям партизанов, Кутузов почти знал, что он ранен смертельно. Но нужны были еще доказательства, надо было ждать.
«Им хочется бежать посмотреть, как они его убили. Подождите, увидите. Все маневры, все наступления! – думал он. – К чему? Все отличиться. Точно что то веселое есть в том, чтобы драться. Они точно дети, от которых не добьешься толку, как было дело, оттого что все хотят доказать, как они умеют драться. Да не в том теперь дело.
И какие искусные маневры предлагают мне все эти! Им кажется, что, когда они выдумали две три случайности (он вспомнил об общем плане из Петербурга), они выдумали их все. А им всем нет числа!»
Неразрешенный вопрос о том, смертельна или не смертельна ли была рана, нанесенная в Бородине, уже целый месяц висел над головой Кутузова. С одной стороны, французы заняли Москву. С другой стороны, несомненно всем существом своим Кутузов чувствовал, что тот страшный удар, в котором он вместе со всеми русскими людьми напряг все свои силы, должен был быть смертелен. Но во всяком случае нужны были доказательства, и он ждал их уже месяц, и чем дальше проходило время, тем нетерпеливее он становился. Лежа на своей постели в свои бессонные ночи, он делал то самое, что делала эта молодежь генералов, то самое, за что он упрекал их. Он придумывал все возможные случайности, в которых выразится эта верная, уже свершившаяся погибель Наполеона. Он придумывал эти случайности так же, как и молодежь, но только с той разницей, что он ничего не основывал на этих предположениях и что он видел их не две и три, а тысячи. Чем дальше он думал, тем больше их представлялось. Он придумывал всякого рода движения наполеоновской армии, всей или частей ее – к Петербургу, на него, в обход его, придумывал (чего он больше всего боялся) и ту случайность, что Наполеон станет бороться против него его же оружием, что он останется в Москве, выжидая его. Кутузов придумывал даже движение наполеоновской армии назад на Медынь и Юхнов, но одного, чего он не мог предвидеть, это того, что совершилось, того безумного, судорожного метания войска Наполеона в продолжение первых одиннадцати дней его выступления из Москвы, – метания, которое сделало возможным то, о чем все таки не смел еще тогда думать Кутузов: совершенное истребление французов. Донесения Дорохова о дивизии Брусье, известия от партизанов о бедствиях армии Наполеона, слухи о сборах к выступлению из Москвы – все подтверждало предположение, что французская армия разбита и сбирается бежать; но это были только предположения, казавшиеся важными для молодежи, но не для Кутузова. Он с своей шестидесятилетней опытностью знал, какой вес надо приписывать слухам, знал, как способны люди, желающие чего нибудь, группировать все известия так, что они как будто подтверждают желаемое, и знал, как в этом случае охотно упускают все противоречащее. И чем больше желал этого Кутузов, тем меньше он позволял себе этому верить. Вопрос этот занимал все его душевные силы. Все остальное было для него только привычным исполнением жизни. Таким привычным исполнением и подчинением жизни были его разговоры с штабными, письма к m me Stael, которые он писал из Тарутина, чтение романов, раздачи наград, переписка с Петербургом и т. п. Но погибель французов, предвиденная им одним, было его душевное, единственное желание.
