Яган (абориген)

Яган (ок. 1795 — 11 июля 1833) — воин из народа нунгар австралийских аборигенов, который сыграл ключевую роль в начале сопротивления коренных австралийцев созданию британских поселений и утверждения их власти в области современного Перта, Западная Австралия. После того как он совершил серию краж и грабежей в сельской местности, в результате которой несколько белых поселенцев были убиты, правительство предложило награду за его поимку живым или мёртвым. Один из молодых поселенцев убил его выстрелом из ружья. Убийство Ягана фигурирует в фольклоре аборигенов как символ несправедливости, а иногда и жестокого обращения с коренными народами Австралии со стороны колониальных поселенцев. Известный по всей Австралии Яган считается героем нунгаров.

Поселенцы отрубили голову у мёртвого тела Ягана, чтобы претендовать на награду за его убийство. Позже представители власти взяли её в Лондон, где она была выставлена в качестве «антропологического курьёза». Музей держал голову на хранении более ста лет, прежде чем похоронить её вместе с другими останками в безымянной могиле в Ливерпуле в 1964 году. На протяжении многих лет представители нунгаров просили о репатриации головы — как по религиозным причинам, так и из-за традиционного статуса Ягана в культуре. Место захоронения было определено в 1993 году. Четыре года спустя чиновники эксгумировали голову и вернули её в Австралию. С 1997 года коренное население области Перт вело споры о том, как уважительным образом поступить с головой Ягана. В итоге, они захоронили её в июле 2010 года в ходе традиционной церемонии нунгаров в Суон-Уэлли в штате Западная Австралия, спустя 177 лет после смерти Ягана.

Биография

Ранняя жизнь

Являясь членом этнической группы ваджук народа нунгар, Яган принадлежал к группе из около 60 человек, название которой, по словам Роберта Лиона, было билиар. Учёные на сегодняшний день полагают, что представители племени билиар, возможно, были кланом-группой большего племени, которое Дэйзи Бейтс называет билгар. Согласно Лиону, племя билиар занимало земли к югу от реки Суон и реки Каннинг, на юг до залива Манглс. Группа имела права пользования землёй на гораздо большей площади, чем эта, расширяя сферу своего влияния на север до озера Монгер и северо-восток до реки Елена. Кроме того, группа имела необычную степень свободы для перемещения по землям своих соседей — возможно, из-за родства и брачных связей с соседними группами.

Яган, как полагают, родился около 1795 года. Его отцом был Мидгегоро, вождь племени билиар, матерью его была предположительно одна из двух жён Мингегоро. Яган, вероятно, был баллароком в классификации нунгаров.

Брак и семья

По словам историка Невилла Грина, у Ягана были жена и двое детей. Публикация в бюллетене Перта за 1833 год называет имена его детей как «Нарал», 9 лет, и «Виллим», 11 лет, однако большинство других государственных источников утверждает, что воин не был женат и был бездетен. Описываемый как выше среднего роста с внушительным телосложением, дородный, Яган имел отличительную татуировку на правом плече, которая определяла его как «человека высокого статуса в племенном законе». Он был в целом признан самым физически мощным среди своего племени, что сделало его естественным лидером.

Отношения с поселенцами

Ягану было около 35 лет в 1829 году, когда британские поселенцы высадились в этой области и создали колонии у реки Суон. В течение первых двух лет существования колонии отношения между поселенцами и нунгарами были, как правило, дружественными, так как между ними было мало конкуренции за ресурсы. Нунгары приветствовали белых поселенцев как джанда, вернувшихся духов умерших. Исторические источники отмечают, что обе группы совместно ловили рыбу. Со временем конфликты между двумя культурами постепенно становились всё более частыми. Белые поселенцы ошибочно считали, что нунгары были кочевниками, которые не имели претензий к земле, по которой они бродили. Колонисты огораживали земли для выпаса скота и земледелия в соответствии с их традиционной практикой. Чем больше земель огораживалось, тем чаще нунгарам отказывали в доступе к их традиционным охотничьим угодьям и священным местам. К 1832 году семейная группа Ягана была не в состоянии приблизиться к Суону или Каннингу без опасений, потому что поселенцы выстроили земельные ограждения вдоль банки. Нуждаясь в пище, нунгары совершили несколько рейдов на земли поселенцев с целью кражи их сельскохозяйственных культур и убийства их скота. Они также разведали места хранения запасов поселенцев и начали воровать муку и другие продукты питания, что стало серьёзной проблемой для колонии.

Первое своё убийство белого человека Яган совершил в июне 1832 года. Сам он был убит 11 июля 1833 года.

Библиография

• Fforde, Cressida. Chapter 18: Yagan // The Dead and Their Possessions: Repatriation in Principle, Policy, and Practice / Fforde, Cressida; Hubert, Jane and Turnbull, Paul (eds). — London: Routledge, 2002. — P. 229–241. — ISBN 0-415-23385-2.
• Green, Neville. Yagan, the Patriot // Westralian Portraits / Hunt, Lyall (ed). — Nedlands, Western Australia: University of Western Australia Press, 1979. — ISBN 0-85564-157-6.
• Green, Neville. Broken spears: Aborigines and Europeans in the Southwest of Australia. — Perth, Western Australia: Focus Education Services, 1984. — ISBN 0-9591828-1-0.
• Hasluck, Alexandra (1961). «Yagan, the Patriot». Early Days V (VII): 33–48.

Отрывок, характеризующий Яган (абориген)

– Улюлюлюлю! – кричал Николай.
Красный Любим выскочил из за Милки, стремительно бросился на волка и схватил его за гачи (ляжки задних ног), но в ту ж секунду испуганно перескочил на другую сторону. Волк присел, щелкнул зубами и опять поднялся и поскакал вперед, провожаемый на аршин расстояния всеми собаками, не приближавшимися к нему.
– Уйдет! Нет, это невозможно! – думал Николай, продолжая кричать охрипнувшим голосом.
– Карай! Улюлю!… – кричал он, отыскивая глазами старого кобеля, единственную свою надежду. Карай из всех своих старых сил, вытянувшись сколько мог, глядя на волка, тяжело скакал в сторону от зверя, наперерез ему. Но по быстроте скока волка и медленности скока собаки было видно, что расчет Карая был ошибочен. Николай уже не далеко впереди себя видел тот лес, до которого добежав, волк уйдет наверное. Впереди показались собаки и охотник, скакавший почти на встречу. Еще была надежда. Незнакомый Николаю, муругий молодой, длинный кобель чужой своры стремительно подлетел спереди к волку и почти опрокинул его. Волк быстро, как нельзя было ожидать от него, приподнялся и бросился к муругому кобелю, щелкнул зубами – и окровавленный, с распоротым боком кобель, пронзительно завизжав, ткнулся головой в землю.
– Караюшка! Отец!.. – плакал Николай…
Старый кобель, с своими мотавшимися на ляжках клоками, благодаря происшедшей остановке, перерезывая дорогу волку, был уже в пяти шагах от него. Как будто почувствовав опасность, волк покосился на Карая, еще дальше спрятав полено (хвост) между ног и наддал скоку. Но тут – Николай видел только, что что то сделалось с Караем – он мгновенно очутился на волке и с ним вместе повалился кубарем в водомоину, которая была перед ними.
Та минута, когда Николай увидал в водомоине копошащихся с волком собак, из под которых виднелась седая шерсть волка, его вытянувшаяся задняя нога, и с прижатыми ушами испуганная и задыхающаяся голова (Карай держал его за горло), минута, когда увидал это Николай, была счастливейшею минутою его жизни. Он взялся уже за луку седла, чтобы слезть и колоть волка, как вдруг из этой массы собак высунулась вверх голова зверя, потом передние ноги стали на край водомоины. Волк ляскнул зубами (Карай уже не держал его за горло), выпрыгнул задними ногами из водомоины и, поджав хвост, опять отделившись от собак, двинулся вперед. Карай с ощетинившейся шерстью, вероятно ушибленный или раненый, с трудом вылезал из водомоины.
– Боже мой! За что?… – с отчаянием закричал Николай.
Охотник дядюшки с другой стороны скакал на перерез волку, и собаки его опять остановили зверя. Опять его окружили.
Николай, его стремянной, дядюшка и его охотник вертелись над зверем, улюлюкая, крича, всякую минуту собираясь слезть, когда волк садился на зад и всякий раз пускаясь вперед, когда волк встряхивался и подвигался к засеке, которая должна была спасти его. Еще в начале этой травли, Данила, услыхав улюлюканье, выскочил на опушку леса. Он видел, как Карай взял волка и остановил лошадь, полагая, что дело было кончено. Но когда охотники не слезли, волк встряхнулся и опять пошел на утек. Данила выпустил своего бурого не к волку, а прямой линией к засеке так же, как Карай, – на перерез зверю. Благодаря этому направлению, он подскакивал к волку в то время, как во второй раз его остановили дядюшкины собаки.
Данила скакал молча, держа вынутый кинжал в левой руке и как цепом молоча своим арапником по подтянутым бокам бурого.
Николай не видал и не слыхал Данилы до тех пор, пока мимо самого его не пропыхтел тяжело дыша бурый, и он услыхал звук паденья тела и увидал, что Данила уже лежит в середине собак на заду волка, стараясь поймать его за уши. Очевидно было и для собак, и для охотников, и для волка, что теперь всё кончено. Зверь, испуганно прижав уши, старался подняться, но собаки облепили его. Данила, привстав, сделал падающий шаг и всей тяжестью, как будто ложась отдыхать, повалился на волка, хватая его за уши. Николай хотел колоть, но Данила прошептал: «Не надо, соструним», – и переменив положение, наступил ногою на шею волку. В пасть волку заложили палку, завязали, как бы взнуздав его сворой, связали ноги, и Данила раза два с одного бока на другой перевалил волка.
С счастливыми, измученными лицами, живого, матерого волка взвалили на шарахающую и фыркающую лошадь и, сопутствуемые визжавшими на него собаками, повезли к тому месту, где должны были все собраться. Молодых двух взяли гончие и трех борзые. Охотники съезжались с своими добычами и рассказами, и все подходили смотреть матёрого волка, который свесив свою лобастую голову с закушенною палкой во рту, большими, стеклянными глазами смотрел на всю эту толпу собак и людей, окружавших его. Когда его трогали, он, вздрагивая завязанными ногами, дико и вместе с тем просто смотрел на всех. Граф Илья Андреич тоже подъехал и потрогал волка.
– О, материщий какой, – сказал он. – Матёрый, а? – спросил он у Данилы, стоявшего подле него.
– Матёрый, ваше сиятельство, – отвечал Данила, поспешно снимая шапку.
Граф вспомнил своего прозеванного волка и свое столкновение с Данилой.
– Однако, брат, ты сердит, – сказал граф. – Данила ничего не сказал и только застенчиво улыбнулся детски кроткой и приятной улыбкой.


Старый граф поехал домой; Наташа с Петей обещались сейчас же приехать. Охота пошла дальше, так как было еще рано. В середине дня гончих пустили в поросший молодым частым лесом овраг. Николай, стоя на жнивье, видел всех своих охотников.