Яггид-Лим

Яггид-Лим — царь Мари, правил приблизительно в 1834 — 1813 годах до н. э. Яггид-Лим был вождём амореев, основавшим династию, которая правила царством Мари чуть более столетия.

Яггид-Лим происходил из аморейского племени бин-сим’ала. Подтверждением этого служит письмо боле позднего царя Вавилона Хаммурапи, где он подчеркивает этническую принадлежность своего союзника, царя Мари Зимри-Лима, как известно, бывшего внуком Яггид-Лима:

«Нет никого, кто пришёл мне на помощь, кроме великих богов и Зимри-Лима, царя бинсимъалитов».

Яггид-Лим заключил союз с Ила-кабкаби, отцом знаменитого Шамши-Адада, на тот момент правившим в городе Терка. Однако вскоре мирный договор был нарушен и между Теркой и Мари началась война, которая велась с переменным успехом. Интересно, что представители династии Ила-кабкаби обвиняли в нарушении договора именно Яггид-Лима. В одном из писем, найденных в Мари, сын Шамши-Адада описывает сложившиеся в то время условия так, как сам понимает их. Текст относится к периоду когда Шамши-Адад был уже могущественным царём всей Верхней Месопотамии, а его сын Ясмах-Адад стал его наместником в Мари. Интересующий нас фрагмент выглядит следующим образом:

«В моей семье нет грешившего против бога: они все хранят клятвы, принесённые [именем] бога. В древние времена Ила-кабкаби и Яггид-Лим поклялись друг другу хранить мир. Ила-кабкаби не согрешил [то есть не нарушил клятву] перед Яггид-Лимом; наоборот, Яггид-Лим согрешил против Ила-кабкаби».

В другом письме, составленном позднее, говорится о том, что Ила-кабкаби удалось разрушить стену, окружавшую Мари или находившуюся рядом с городом. Однако, с другой стороны, нам известно, что позже Мари напал на Терку, а Яггид-Лим сместил Ила-кабкаби с престола и включил город в состав своего царства. Терка оказалась в зависимости от Мари, а Ила-кабкаби и его семья были вынуждены бежать из страны. Вся имеющаяся в нашем распоряжении информация указывает на то, что они нашли убежище в Вавилоне. О Шамши-Ададе, который тогда был ещё очень молод, в ассирийском царском списке сказано, что «когда Нарам-Син был царём Ассирии», он «отправился в Кардуниаш» (то есть Вавилонию).

II династия Мари (аморейская)
Предшественник: —	царь Мари ок. 1834 — 1813 до н. э. (правил 21 год)	Преемник: Яхдун-Лим

Литература

• [replay.waybackmachine.org/20080511203747/www.genealogia.ru/projects/lib/catalog/rulers/1.htm Древний Восток и античность]. // [replay.waybackmachine.org/20080511203747/www.genealogia.ru/projects/lib/catalog/rulers/0.htm Правители Мира. Хронологическо-генеалогические таблицы по всемирной истории в 4 тт.] / Автор-составитель В. В. Эрлихман. — Т. 1.

Отрывок, характеризующий Яггид-Лим

– Хотела уснуть, mon cousin, и не могу.
– Ну, что, моя милая? – сказал князь Василий, взяв руку княжны и пригибая ее по своей привычке книзу.
Видно было, что это «ну, что» относилось ко многому такому, что, не называя, они понимали оба.
Княжна, с своею несообразно длинною по ногам, сухою и прямою талией, прямо и бесстрастно смотрела на князя выпуклыми серыми глазами. Она покачала головой и, вздохнув, посмотрела на образа. Жест ее можно было объяснить и как выражение печали и преданности, и как выражение усталости и надежды на скорый отдых. Князь Василий объяснил этот жест как выражение усталости.
– А мне то, – сказал он, – ты думаешь, легче? Je suis ereinte, comme un cheval de poste; [Я заморен, как почтовая лошадь;] а всё таки мне надо с тобой поговорить, Катишь, и очень серьезно.
Князь Василий замолчал, и щеки его начинали нервически подергиваться то на одну, то на другую сторону, придавая его лицу неприятное выражение, какое никогда не показывалось на лице князя Василия, когда он бывал в гостиных. Глаза его тоже были не такие, как всегда: то они смотрели нагло шутливо, то испуганно оглядывались.
Княжна, своими сухими, худыми руками придерживая на коленях собачку, внимательно смотрела в глаза князю Василию; но видно было, что она не прервет молчания вопросом, хотя бы ей пришлось молчать до утра.
– Вот видите ли, моя милая княжна и кузина, Катерина Семеновна, – продолжал князь Василий, видимо, не без внутренней борьбы приступая к продолжению своей речи, – в такие минуты, как теперь, обо всём надо подумать. Надо подумать о будущем, о вас… Я вас всех люблю, как своих детей, ты это знаешь.
Княжна так же тускло и неподвижно смотрела на него.
– Наконец, надо подумать и о моем семействе, – сердито отталкивая от себя столик и не глядя на нее, продолжал князь Василий, – ты знаешь, Катишь, что вы, три сестры Мамонтовы, да еще моя жена, мы одни прямые наследники графа. Знаю, знаю, как тебе тяжело говорить и думать о таких вещах. И мне не легче; но, друг мой, мне шестой десяток, надо быть ко всему готовым. Ты знаешь ли, что я послал за Пьером, и что граф, прямо указывая на его портрет, требовал его к себе?
Князь Василий вопросительно посмотрел на княжну, но не мог понять, соображала ли она то, что он ей сказал, или просто смотрела на него…
– Я об одном не перестаю молить Бога, mon cousin, – отвечала она, – чтоб он помиловал его и дал бы его прекрасной душе спокойно покинуть эту…
– Да, это так, – нетерпеливо продолжал князь Василий, потирая лысину и опять с злобой придвигая к себе отодвинутый столик, – но, наконец…наконец дело в том, ты сама знаешь, что прошлою зимой граф написал завещание, по которому он всё имение, помимо прямых наследников и нас, отдавал Пьеру.