Ягеллоны
Поделись знанием:
Звук треска и гула заваливающихся стен и потолков, свиста и шипенья пламени и оживленных криков народа, вид колеблющихся, то насупливающихся густых черных, то взмывающих светлеющих облаков дыма с блестками искр и где сплошного, сноповидного, красного, где чешуйчато золотого, перебирающегося по стенам пламени, ощущение жара и дыма и быстроты движения произвели на Пьера свое обычное возбуждающее действие пожаров. Действие это было в особенности сильно на Пьера, потому что Пьер вдруг при виде этого пожара почувствовал себя освобожденным от тяготивших его мыслей. Он чувствовал себя молодым, веселым, ловким и решительным. Он обежал флигелек со стороны дома и хотел уже бежать в ту часть его, которая еще стояла, когда над самой головой его послышался крик нескольких голосов и вслед за тем треск и звон чего то тяжелого, упавшего подле него.
Пьер оглянулся и увидал в окнах дома французов, выкинувших ящик комода, наполненный какими то металлическими вещами. Другие французские солдаты, стоявшие внизу, подошли к ящику.
– Eh bien, qu'est ce qu'il veut celui la, [Этому что еще надо,] – крикнул один из французов на Пьера.
– Un enfant dans cette maison. N'avez vous pas vu un enfant? [Ребенка в этом доме. Не видали ли вы ребенка?] – сказал Пьер.
– Tiens, qu'est ce qu'il chante celui la? Va te promener, [Этот что еще толкует? Убирайся к черту,] – послышались голоса, и один из солдат, видимо, боясь, чтобы Пьер не вздумал отнимать у них серебро и бронзы, которые были в ящике, угрожающе надвинулся на него.
– Un enfant? – закричал сверху француз. – J'ai entendu piailler quelque chose au jardin. Peut etre c'est sou moutard au bonhomme. Faut etre humain, voyez vous… [Ребенок? Я слышал, что то пищало в саду. Может быть, это его ребенок. Что ж, надо по человечеству. Мы все люди…]
– Ou est il? Ou est il? [Где он? Где он?] – спрашивал Пьер.
– Par ici! Par ici! [Сюда, сюда!] – кричал ему француз из окна, показывая на сад, бывший за домом. – Attendez, je vais descendre. [Погодите, я сейчас сойду.]
И действительно, через минуту француз, черноглазый малый с каким то пятном на щеке, в одной рубашке выскочил из окна нижнего этажа и, хлопнув Пьера по плечу, побежал с ним в сад.
– Depechez vous, vous autres, – крикнул он своим товарищам, – commence a faire chaud. [Эй, вы, живее, припекать начинает.]
Выбежав за дом на усыпанную песком дорожку, француз дернул за руку Пьера и указал ему на круг. Под скамейкой лежала трехлетняя девочка в розовом платьице.
– Voila votre moutard. Ah, une petite, tant mieux, – сказал француз. – Au revoir, mon gros. Faut etre humain. Nous sommes tous mortels, voyez vous, [Вот ваш ребенок. А, девочка, тем лучше. До свидания, толстяк. Что ж, надо по человечеству. Все люди,] – и француз с пятном на щеке побежал назад к своим товарищам.
Пьер, задыхаясь от радости, подбежал к девочке и хотел взять ее на руки. Но, увидав чужого человека, золотушно болезненная, похожая на мать, неприятная на вид девочка закричала и бросилась бежать. Пьер, однако, схватил ее и поднял на руки; она завизжала отчаянно злобным голосом и своими маленькими ручонками стала отрывать от себя руки Пьера и сопливым ртом кусать их. Пьера охватило чувство ужаса и гадливости, подобное тому, которое он испытывал при прикосновении к какому нибудь маленькому животному. Но он сделал усилие над собою, чтобы не бросить ребенка, и побежал с ним назад к большому дому. Но пройти уже нельзя было назад той же дорогой; девки Аниски уже не было, и Пьер с чувством жалости и отвращения, прижимая к себе как можно нежнее страдальчески всхлипывавшую и мокрую девочку, побежал через сад искать другого выхода.
Когда Пьер, обежав дворами и переулками, вышел назад с своей ношей к саду Грузинского, на углу Поварской, он в первую минуту не узнал того места, с которого он пошел за ребенком: так оно было загромождено народом и вытащенными из домов пожитками. Кроме русских семей с своим добром, спасавшихся здесь от пожара, тут же было и несколько французских солдат в различных одеяниях. Пьер не обратил на них внимания. Он спешил найти семейство чиновника, с тем чтобы отдать дочь матери и идти опять спасать еще кого то. Пьеру казалось, что ему что то еще многое и поскорее нужно сделать. Разгоревшись от жара и беготни, Пьер в эту минуту еще сильнее, чем прежде, испытывал то чувство молодости, оживления и решительности, которое охватило его в то время, как он побежал спасать ребенка. Девочка затихла теперь и, держась ручонками за кафтан Пьера, сидела на его руке и, как дикий зверек, оглядывалась вокруг себя. Пьер изредка поглядывал на нее и слегка улыбался. Ему казалось, что он видел что то трогательно невинное и ангельское в этом испуганном и болезненном личике.
На прежнем месте ни чиновника, ни его жены уже не было. Пьер быстрыми шагами ходил между народом, оглядывая разные лица, попадавшиеся ему. Невольно он заметил грузинское или армянское семейство, состоявшее из красивого, с восточным типом лица, очень старого человека, одетого в новый крытый тулуп и новые сапоги, старухи такого же типа и молодой женщины. Очень молодая женщина эта показалась Пьеру совершенством восточной красоты, с ее резкими, дугами очерченными черными бровями и длинным, необыкновенно нежно румяным и красивым лицом без всякого выражения. Среди раскиданных пожитков, в толпе на площади, она, в своем богатом атласном салопе и ярко лиловом платке, накрывавшем ее голову, напоминала нежное тепличное растение, выброшенное на снег. Она сидела на узлах несколько позади старухи и неподвижно большими черными продолговатыми, с длинными ресницами, глазами смотрела в землю. Видимо, она знала свою красоту и боялась за нее. Лицо это поразило Пьера, и он, в своей поспешности, проходя вдоль забора, несколько раз оглянулся на нее. Дойдя до забора и все таки не найдя тех, кого ему было нужно, Пьер остановился, оглядываясь.
Фигура Пьера с ребенком на руках теперь была еще более замечательна, чем прежде, и около него собралось несколько человек русских мужчин и женщин.
– Или потерял кого, милый человек? Сами вы из благородных, что ли? Чей ребенок то? – спрашивали у него.
Пьер отвечал, что ребенок принадлежал женщине и черном салопе, которая сидела с детьми на этом месте, и спрашивал, не знает ли кто ее и куда она перешла.
– Ведь это Анферовы должны быть, – сказал старый дьякон, обращаясь к рябой бабе. – Господи помилуй, господи помилуй, – прибавил он привычным басом.
– Где Анферовы! – сказала баба. – Анферовы еще с утра уехали. А это либо Марьи Николавны, либо Ивановы.
– Он говорит – женщина, а Марья Николавна – барыня, – сказал дворовый человек.
– Да вы знаете ее, зубы длинные, худая, – говорил Пьер.
– И есть Марья Николавна. Они ушли в сад, как тут волки то эти налетели, – сказала баба, указывая на французских солдат.
– О, господи помилуй, – прибавил опять дьякон.
– Вы пройдите вот туда то, они там. Она и есть. Все убивалась, плакала, – сказала опять баба. – Она и есть. Вот сюда то.
Но Пьер не слушал бабу. Он уже несколько секунд, не спуская глаз, смотрел на то, что делалось в нескольких шагах от него. Он смотрел на армянское семейство и двух французских солдат, подошедших к армянам. Один из этих солдат, маленький вертлявый человечек, был одет в синюю шинель, подпоясанную веревкой. На голове его был колпак, и ноги были босые. Другой, который особенно поразил Пьера, был длинный, сутуловатый, белокурый, худой человек с медлительными движениями и идиотическим выражением лица. Этот был одет в фризовый капот, в синие штаны и большие рваные ботфорты. Маленький француз, без сапог, в синей шипели, подойдя к армянам, тотчас же, сказав что то, взялся за ноги старика, и старик тотчас же поспешно стал снимать сапоги. Другой, в капоте, остановился против красавицы армянки и молча, неподвижно, держа руки в карманах, смотрел на нее.
– Возьми, возьми ребенка, – проговорил Пьер, подавая девочку и повелительно и поспешно обращаясь к бабе. – Ты отдай им, отдай! – закричал он почти на бабу, сажая закричавшую девочку на землю, и опять оглянулся на французов и на армянское семейство. Старик уже сидел босой. Маленький француз снял с него последний сапог и похлопывал сапогами один о другой. Старик, всхлипывая, говорил что то, но Пьер только мельком видел это; все внимание его было обращено на француза в капоте, который в это время, медлительно раскачиваясь, подвинулся к молодой женщине и, вынув руки из карманов, взялся за ее шею.
Красавица армянка продолжала сидеть в том же неподвижном положении, с опущенными длинными ресницами, и как будто не видала и не чувствовала того, что делал с нею солдат.
Пока Пьер пробежал те несколько шагов, которые отделяли его от французов, длинный мародер в капоте уж рвал с шеи армянки ожерелье, которое было на ней, и молодая женщина, хватаясь руками за шею, кричала пронзительным голосом.
– Laissez cette femme! [Оставьте эту женщину!] – бешеным голосом прохрипел Пьер, схватывая длинного, сутоловатого солдата за плечи и отбрасывая его. Солдат упал, приподнялся и побежал прочь. Но товарищ его, бросив сапоги, вынул тесак и грозно надвинулся на Пьера.
– Voyons, pas de betises! [Ну, ну! Не дури!] – крикнул он.
Пьер был в том восторге бешенства, в котором он ничего не помнил и в котором силы его удесятерялись. Он бросился на босого француза и, прежде чем тот успел вынуть свой тесак, уже сбил его с ног и молотил по нем кулаками. Послышался одобрительный крик окружавшей толпы, в то же время из за угла показался конный разъезд французских уланов. Уланы рысью подъехали к Пьеру и французу и окружили их. Пьер ничего не помнил из того, что было дальше. Он помнил, что он бил кого то, его били и что под конец он почувствовал, что руки его связаны, что толпа французских солдат стоит вокруг него и обыскивает его платье.
– Il a un poignard, lieutenant, [Поручик, у него кинжал,] – были первые слова, которые понял Пьер.
– Ah, une arme! [А, оружие!] – сказал офицер и обратился к босому солдату, который был взят с Пьером.
| Ягеллоны белор. Ягелоны, польск. Jagiellonowie, лит. Jogailaičiai | |||
|---|---|---|---|
 Герб Ягеллонов | |||
| Родоначальный дом: | Гедиминовичи | ||
| Титулы: |
| ||
| Основатель: | Ягайло | ||
Ягелло́ны (белор. Ягелоны, польск. Jagiellonowie, лит. Jogailaičiai) — королевская династия, правившая в государствах Центральной Европы в XIV—XVI веках.
Представители династии были:
- великими князьями литовскими в 1377—1392 и 1440—1572 годах;
- королями польскими в 1386—1572 годах;
- королями венгерскими в 1440—1444 и 1490—1526 годах;
- королями хорватскими в 1440—1444 и 1490—1526 годах;
- королями чешскими в 1471—1526 годах.
Ягеллоны — ответвление литовской династии Гедиминовичей. Династия основана Владиславом Ягелло (Ягайло)[1]. В процессе расширения Великого княжества Литовского за счёт восточнославянских земель бывшего Древнерусского государства, данная литовская династия подверглась постепенной русификации, а после унии с Польшей (Речь Посполитая) — полонизации.
В Венгерское королевство Ягеллонская династия проникла из Чехии, в период унии обоих королевств. На последних этапах существования доосманской Венгрии, венгерские Ягеллоны заключили два династических брака с австрийскими Габсбургами. И хотя в 1526 году они были сметены турецкими нашествиями, данное действие подготовило почву для дальнейшей аннексии всей Венгрии Австрийской империей в 1699 году.
Содержание
Представители династии
- Ягайло (польск. Władysław Jagiełło; 1351—1434), сын Ольгерда, внук Гедимина, великий князь литовский 1377—1381, 1382—1392, король польский с 1386 года под именем Владислав II.
- Эльжбета (польск. Elżbieta Bonifacja; 1399), дочь Владислава II Ягайлы и его первой жены, королевы Ядвиги, умерла на первом году жизни.
- Ядвига Ягайловна (польск. Jadwiga Jagiellonka; 1408—1431), дочь Владислава II Ягайлы и его второй жены, Анны Цельской. В 1413 году на съезде в Едлине в виду отсутствия у короля Владислава сыновей (ещё до рождения Владислава III Варненьчика от третьей жены короля, Софьи Гольшанской), была официально признана наследницей польского престола.
- Владислав III Варненьчик (польск. Władysław Warneńczyk; 1424—1444), старший сын Ягайло и Софьи Гольшанской (Друцкой), король польский (1434—1444), король венгерский под именем Ласло I (1440—1444), король хорватский под именем Владислав I (1440—1444).
- Казимир IV (польск. Kazimierz Jagiellończyk, лит. Kazimieras Jogailaitis; 1427—1492), третий сын Ягайло и Софьи Гольшанской, король польский (1447—1492), великий князь литовский (1440—1492); женился в 1454 году на Елизавете Габсбург (Альжбете Ракушанке; 1437—1505), дочери императора Священной Римской империи Альберта II (1397—1439).
- Владислав II (польск. Władysław II Jagiellończyk; 1456—1516), сын Казимира IV, король чешский (1471—1516), король венгерский под именем Уласло II (1490—1516), король хорватский (1490—1516); первый брак — 1476—1490, с Барбарой Бранденбургской (1464—1515), дочерью Альбрехта Ахилла Бранденбургского (1414—1486) из династии Гогенцоллернов, курфюрста Бранденбурга; второй брак — 1490—1500, с Беатрисой Арагонской (1457—1508); третий брак — 1502, с Анной де Фуа (1484—1506). От него происходит чешско-венгерская ветвь Ягелонов.
- Ядвига Ягеллонка (польск. Jadwiga Jagiellonka; 1457—1502), дочь Казимира IV, в 1475 году состоялась её свадьба с ландсхут-баварским герцогом Георгом Богатым.
- Святой Казимир (польск. Święty Kazimierz, лит. Šv. Kazimieras; 1458—1484), второй сын Казимира IV и Эльжбеты Ракушанки, королевич, канонизирован в 1521 году.
- Ян I Ольбрахт (польск. Jan Olbracht; 1459—1501), князь Глогау, король польский (1492—1501). В 1496 издал Пётрковский статут, который прикреплял крестьян к земле и утвердил права шляхетских сеймов.
- Александр Ягеллончик (польск. Aleksander Jagiellończyk, лит. Aleksandras Jogailaitis; 1461—1506), 4-й сын Казимира IV, король польский (1501—1506), великий князь литовский (1492—1506); с его избранием польским королём восстановлена польско-литовская уния; женился в 1495 году на Елене Ивановне (1476—1513), дочери великого князя московского Ивана III Васильевича (1440—1505).
- София Ягеллонка (польск. Zofia Jagiellonka; 1464—1512), дочь Казимира IV, жена маркграфа Бранденбург-Ансбаха Фридриха I.
- Эльжбета Ягеллонка (1465—1466)[pl] (польск. Elżbieta Jagiellonka; 1465—1466), дочь Казимира IV, умерла в младенчестве.
- Сигизмунд I (Старый) (польск. Zygmunt Stary, лит. Žygimantas Senasis; 1467—1548), 5-й сын Казимира IV, король польский (1506—1548), великий князь литовский (1506—1522), князь Оппельн и Глогау; первый брак — 1512, с Барбарой Запольяи (1495—1515); второй брак — 1518, с Боной Сфорца (1494—1557).
- Фредерик Ягеллон (польск. Fryderyk Jagiellończyk; 1468—1503), епископ краковский, архиепископ гнезенский, кардинал.
- Эльжбета Ягеллонка (1472—1480)[pl] (польск. Elżbieta Jagiellonka; 1472—1480), дочь Казимира IV.
- Анна Ягеллонка (польск. Anna Jagiellonka; 1476—1503), дочь Казимира IV, жена герцога Померанского Богуслава X Великого.
- Барбара Ягеллон (польск. Barbara Jagiellonka; 1478—1534), дочь Казимира IV, жена герцога Саксонии Георга Бородатого.
- Эльжбета Ягеллонка (1482—1517)[pl] (польск. Elżbieta Jagiellonka; 1482—1517), дочь Казимира IV, жена герцога Силезско-Лигницкого Фридриха II[en].
- Ядвига Ягеллонка[en] (польск. Jadwiga Jagiellonka; 1513—1573), дочь Сигизмунда I. С 1535 замужем за бранденбургским курфюрстом Иоахимом II Гектором.
- Анна Ягеллонка[pl] (польск. Anna Jagiellonka; 1515—1520), дочь Сигизмунда I и Барбары Запольяи.
- Изабелла Ягеллонка (1519—1559), дочь Сигизмунда I. С 1535 замужем за королём Венгрии Яношем I Запальяи.
- Сигизмунд II Август (польск. Zygmunt August, лит. Žygimantas Augustas; 1520—1572), сын Сигизмунда I и Боны Сфорца, король польский (1548—1572), великий князь литовский (1548—1572); первый брак — 1543, с Елизаветой Габсбург (1526—1545), дочерью императора Священной Римской империи Фердинанда I (1503—1564); второй брак — 1547, с Барбарой Радзивилл (1520—1551), дочерью князя Юрия Радзивилла, великого гетмана литовского; третий брак — 1553, с Екатериной Габсбург (1533—1572), другой дочерью императора Священной Римской империи Фердинанда I. Последний мужской представитель династии Ягеллонов.
- София Ягеллонка (польск. Zofia Jagiellonka; 1522—1575), дочь Сигизмунда I и Боны Сфорца. С 1556 замужем за Генрихом II[en], герцогом Браунгшвейг-Вольфенбюттель.
- Анна Ягеллонка (польск. Anna Jagiellonka; 1523—1596), дочь Сигизмунда I и Боны Сфорца, королева польская; муж Стефан Баторий (1533—1586), король польский, великий князь литовский 1576—1586.
- Катерина Ягеллонка (польск. Katarzyna Jagiellonka; 1526—1583), дочь Сигизмунда I и Боны Сфорца, первая жена (1562) Юхана III Вазы (1537—1592), короля шведского 1568—1592. Их сын Сигизмунд в 1587 выбран на трон Польши и ВКЛ (Сигизмунд III), одновременно в 1592—1599 был королём Швеции.
- Ольбрехт Ягеллончик[pl] (польск. Olbracht Jagiellończyk; род. и ум. 1527), сын Сигизмунда I, умер сразу после рождения, в тот же день.
Чешско-венгерская ветвь Ягеллонов
- Анна Ягеллонка (1503, Буда в Венгрии — 1547), дочь Владислава II, последняя представительница чешско-венгерской ветви Ягеллонов. С 1521 года замужем за Фердинандом Габсбургом (с 1526 — король Чехии и Венгрии, с 1556 — германский император). Благодаря этому браку Габсбурги получили права на чешский и венгерский троны.
- Людовик II (польск. Ludwik II Jagiellończyk; 1506—1526), сын Владислава II, король Чехии и Венгрии под именем Лайош II (1516—1526); король хорватский (1516—1526), женат на Марии Габсбург (1505—1558).
Лайош (Людовик) II Ягеллонский стал последним королём Чехии и Венгрии из династии Ягеллонов. Его отец обручил его ещё перед рождением, в конце 1505 года. 22 июля 1515 года в Вене в соборе Святого Стефана состоялась двойная свадьба его и его сестры Анны с австрийскими принцессой и принцем, что свидетельствовало об усилении немецкого влияния в Венгрии.
Страна, которую он принял, была крайне ослаблена междоусобицами, феодальной раздробленности, межплеменными разногласиями внутри венгров, крестьянскими восстаниями и межнациональными трениями венгров и покорённых ими народов (словаки, хорваты, румыны). Стиль его правления в целом можно было охарактеризовать как олигархический. В январе 1522 года он был объявлен совершеннолетним и был коронован в Секешфехерваре.
Несмотря на помощь своей умной и политически одаренной жены, Лайошу не удалось организовать отпор турецкой экспансии Сулеймана Великолепного. Лайош II погиб в сражении при Мохаче, а его останки были найдены только через два месяца. Положение в венгерских землях, неоккупированных турками, было нестабильным. Лайош II не оставил наследника, и два противоборствовавших претендента предъявили свои права на венгерский престол.
Один из них обосновывал свои права решениями государственного созыва 1505 года о предпочтительности «национального короля», другой — брачным договором 1506 года, скрепившим династии Ягеллонов и австрийских Габсбургов.[2]
См. также
Напишите отзыв о статье "Ягеллоны"
Примечания
- ↑ Нечаев В. М.,. Ягеллоны // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- ↑ [www.world-history.ru/countries_about/2249.html Всемирная история — Венгрия в середине XVI в. Христианский бастион]
Литература
- Нечаев В. М.,. Ягеллоны // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
Ссылки
- [www.world-history.ru/countries_about/2249.html Ягеллоны]
| ||||||||
Отрывок, характеризующий Ягеллоны
Пьер сунулся к флигелю, но жар был так силен, что он невольна описал дугу вокруг флигеля и очутился подле большого дома, который еще горел только с одной стороны с крыши и около которого кишела толпа французов. Пьер сначала не понял, что делали эти французы, таскавшие что то; но, увидав перед собою француза, который бил тупым тесаком мужика, отнимая у него лисью шубу, Пьер понял смутно, что тут грабили, но ему некогда было останавливаться на этой мысли.Звук треска и гула заваливающихся стен и потолков, свиста и шипенья пламени и оживленных криков народа, вид колеблющихся, то насупливающихся густых черных, то взмывающих светлеющих облаков дыма с блестками искр и где сплошного, сноповидного, красного, где чешуйчато золотого, перебирающегося по стенам пламени, ощущение жара и дыма и быстроты движения произвели на Пьера свое обычное возбуждающее действие пожаров. Действие это было в особенности сильно на Пьера, потому что Пьер вдруг при виде этого пожара почувствовал себя освобожденным от тяготивших его мыслей. Он чувствовал себя молодым, веселым, ловким и решительным. Он обежал флигелек со стороны дома и хотел уже бежать в ту часть его, которая еще стояла, когда над самой головой его послышался крик нескольких голосов и вслед за тем треск и звон чего то тяжелого, упавшего подле него.
Пьер оглянулся и увидал в окнах дома французов, выкинувших ящик комода, наполненный какими то металлическими вещами. Другие французские солдаты, стоявшие внизу, подошли к ящику.
– Eh bien, qu'est ce qu'il veut celui la, [Этому что еще надо,] – крикнул один из французов на Пьера.
– Un enfant dans cette maison. N'avez vous pas vu un enfant? [Ребенка в этом доме. Не видали ли вы ребенка?] – сказал Пьер.
– Tiens, qu'est ce qu'il chante celui la? Va te promener, [Этот что еще толкует? Убирайся к черту,] – послышались голоса, и один из солдат, видимо, боясь, чтобы Пьер не вздумал отнимать у них серебро и бронзы, которые были в ящике, угрожающе надвинулся на него.
– Un enfant? – закричал сверху француз. – J'ai entendu piailler quelque chose au jardin. Peut etre c'est sou moutard au bonhomme. Faut etre humain, voyez vous… [Ребенок? Я слышал, что то пищало в саду. Может быть, это его ребенок. Что ж, надо по человечеству. Мы все люди…]
– Ou est il? Ou est il? [Где он? Где он?] – спрашивал Пьер.
– Par ici! Par ici! [Сюда, сюда!] – кричал ему француз из окна, показывая на сад, бывший за домом. – Attendez, je vais descendre. [Погодите, я сейчас сойду.]
И действительно, через минуту француз, черноглазый малый с каким то пятном на щеке, в одной рубашке выскочил из окна нижнего этажа и, хлопнув Пьера по плечу, побежал с ним в сад.
– Depechez vous, vous autres, – крикнул он своим товарищам, – commence a faire chaud. [Эй, вы, живее, припекать начинает.]
Выбежав за дом на усыпанную песком дорожку, француз дернул за руку Пьера и указал ему на круг. Под скамейкой лежала трехлетняя девочка в розовом платьице.
– Voila votre moutard. Ah, une petite, tant mieux, – сказал француз. – Au revoir, mon gros. Faut etre humain. Nous sommes tous mortels, voyez vous, [Вот ваш ребенок. А, девочка, тем лучше. До свидания, толстяк. Что ж, надо по человечеству. Все люди,] – и француз с пятном на щеке побежал назад к своим товарищам.
Пьер, задыхаясь от радости, подбежал к девочке и хотел взять ее на руки. Но, увидав чужого человека, золотушно болезненная, похожая на мать, неприятная на вид девочка закричала и бросилась бежать. Пьер, однако, схватил ее и поднял на руки; она завизжала отчаянно злобным голосом и своими маленькими ручонками стала отрывать от себя руки Пьера и сопливым ртом кусать их. Пьера охватило чувство ужаса и гадливости, подобное тому, которое он испытывал при прикосновении к какому нибудь маленькому животному. Но он сделал усилие над собою, чтобы не бросить ребенка, и побежал с ним назад к большому дому. Но пройти уже нельзя было назад той же дорогой; девки Аниски уже не было, и Пьер с чувством жалости и отвращения, прижимая к себе как можно нежнее страдальчески всхлипывавшую и мокрую девочку, побежал через сад искать другого выхода.
Когда Пьер, обежав дворами и переулками, вышел назад с своей ношей к саду Грузинского, на углу Поварской, он в первую минуту не узнал того места, с которого он пошел за ребенком: так оно было загромождено народом и вытащенными из домов пожитками. Кроме русских семей с своим добром, спасавшихся здесь от пожара, тут же было и несколько французских солдат в различных одеяниях. Пьер не обратил на них внимания. Он спешил найти семейство чиновника, с тем чтобы отдать дочь матери и идти опять спасать еще кого то. Пьеру казалось, что ему что то еще многое и поскорее нужно сделать. Разгоревшись от жара и беготни, Пьер в эту минуту еще сильнее, чем прежде, испытывал то чувство молодости, оживления и решительности, которое охватило его в то время, как он побежал спасать ребенка. Девочка затихла теперь и, держась ручонками за кафтан Пьера, сидела на его руке и, как дикий зверек, оглядывалась вокруг себя. Пьер изредка поглядывал на нее и слегка улыбался. Ему казалось, что он видел что то трогательно невинное и ангельское в этом испуганном и болезненном личике.
На прежнем месте ни чиновника, ни его жены уже не было. Пьер быстрыми шагами ходил между народом, оглядывая разные лица, попадавшиеся ему. Невольно он заметил грузинское или армянское семейство, состоявшее из красивого, с восточным типом лица, очень старого человека, одетого в новый крытый тулуп и новые сапоги, старухи такого же типа и молодой женщины. Очень молодая женщина эта показалась Пьеру совершенством восточной красоты, с ее резкими, дугами очерченными черными бровями и длинным, необыкновенно нежно румяным и красивым лицом без всякого выражения. Среди раскиданных пожитков, в толпе на площади, она, в своем богатом атласном салопе и ярко лиловом платке, накрывавшем ее голову, напоминала нежное тепличное растение, выброшенное на снег. Она сидела на узлах несколько позади старухи и неподвижно большими черными продолговатыми, с длинными ресницами, глазами смотрела в землю. Видимо, она знала свою красоту и боялась за нее. Лицо это поразило Пьера, и он, в своей поспешности, проходя вдоль забора, несколько раз оглянулся на нее. Дойдя до забора и все таки не найдя тех, кого ему было нужно, Пьер остановился, оглядываясь.
Фигура Пьера с ребенком на руках теперь была еще более замечательна, чем прежде, и около него собралось несколько человек русских мужчин и женщин.
– Или потерял кого, милый человек? Сами вы из благородных, что ли? Чей ребенок то? – спрашивали у него.
Пьер отвечал, что ребенок принадлежал женщине и черном салопе, которая сидела с детьми на этом месте, и спрашивал, не знает ли кто ее и куда она перешла.
– Ведь это Анферовы должны быть, – сказал старый дьякон, обращаясь к рябой бабе. – Господи помилуй, господи помилуй, – прибавил он привычным басом.
– Где Анферовы! – сказала баба. – Анферовы еще с утра уехали. А это либо Марьи Николавны, либо Ивановы.
– Он говорит – женщина, а Марья Николавна – барыня, – сказал дворовый человек.
– Да вы знаете ее, зубы длинные, худая, – говорил Пьер.
– И есть Марья Николавна. Они ушли в сад, как тут волки то эти налетели, – сказала баба, указывая на французских солдат.
– О, господи помилуй, – прибавил опять дьякон.
– Вы пройдите вот туда то, они там. Она и есть. Все убивалась, плакала, – сказала опять баба. – Она и есть. Вот сюда то.
Но Пьер не слушал бабу. Он уже несколько секунд, не спуская глаз, смотрел на то, что делалось в нескольких шагах от него. Он смотрел на армянское семейство и двух французских солдат, подошедших к армянам. Один из этих солдат, маленький вертлявый человечек, был одет в синюю шинель, подпоясанную веревкой. На голове его был колпак, и ноги были босые. Другой, который особенно поразил Пьера, был длинный, сутуловатый, белокурый, худой человек с медлительными движениями и идиотическим выражением лица. Этот был одет в фризовый капот, в синие штаны и большие рваные ботфорты. Маленький француз, без сапог, в синей шипели, подойдя к армянам, тотчас же, сказав что то, взялся за ноги старика, и старик тотчас же поспешно стал снимать сапоги. Другой, в капоте, остановился против красавицы армянки и молча, неподвижно, держа руки в карманах, смотрел на нее.
– Возьми, возьми ребенка, – проговорил Пьер, подавая девочку и повелительно и поспешно обращаясь к бабе. – Ты отдай им, отдай! – закричал он почти на бабу, сажая закричавшую девочку на землю, и опять оглянулся на французов и на армянское семейство. Старик уже сидел босой. Маленький француз снял с него последний сапог и похлопывал сапогами один о другой. Старик, всхлипывая, говорил что то, но Пьер только мельком видел это; все внимание его было обращено на француза в капоте, который в это время, медлительно раскачиваясь, подвинулся к молодой женщине и, вынув руки из карманов, взялся за ее шею.
Красавица армянка продолжала сидеть в том же неподвижном положении, с опущенными длинными ресницами, и как будто не видала и не чувствовала того, что делал с нею солдат.
Пока Пьер пробежал те несколько шагов, которые отделяли его от французов, длинный мародер в капоте уж рвал с шеи армянки ожерелье, которое было на ней, и молодая женщина, хватаясь руками за шею, кричала пронзительным голосом.
– Laissez cette femme! [Оставьте эту женщину!] – бешеным голосом прохрипел Пьер, схватывая длинного, сутоловатого солдата за плечи и отбрасывая его. Солдат упал, приподнялся и побежал прочь. Но товарищ его, бросив сапоги, вынул тесак и грозно надвинулся на Пьера.
– Voyons, pas de betises! [Ну, ну! Не дури!] – крикнул он.
Пьер был в том восторге бешенства, в котором он ничего не помнил и в котором силы его удесятерялись. Он бросился на босого француза и, прежде чем тот успел вынуть свой тесак, уже сбил его с ног и молотил по нем кулаками. Послышался одобрительный крик окружавшей толпы, в то же время из за угла показался конный разъезд французских уланов. Уланы рысью подъехали к Пьеру и французу и окружили их. Пьер ничего не помнил из того, что было дальше. Он помнил, что он бил кого то, его били и что под конец он почувствовал, что руки его связаны, что толпа французских солдат стоит вокруг него и обыскивает его платье.
– Il a un poignard, lieutenant, [Поручик, у него кинжал,] – были первые слова, которые понял Пьер.
– Ah, une arme! [А, оружие!] – сказал офицер и обратился к босому солдату, который был взят с Пьером.
