Ягмурян, Ваге Владимирович
 Ваге Ягмурян
| ||
| Общая информация | ||
| Полное имя | Ваге Владимирович Ягмурян | |
| Родился | 2 июля 1971 (52 года) | |
| Гражданство |  СССР Армения
| |
| Рост | 174 см | |
| Позиция | нападающий | |
| Информация о клубе | ||
| Клуб | завершил карьеру | |
| Карьера | ||
| Клубная карьера* | ||
| 1988 | Искра (Ереван)
|
5 (0) |
| 1989—1991 | Арарат (Ереван)
|
8 (1) |
| 1992—1995 | Арарат (Ереван)
|
81 (78) |
| 1995 | Котайк
|
5 (6) |
| 1995 |  Флора
|
11 (6) |
| 1996—1997 | Арарат (Ереван)
|
27 (14) |
| 1998—1999 | Киликия
|
19 (4) |
| 1999 | Ереван
|
3 (1) |
| 2000 | Лернагорц
|
4 (0) |
| 2001 | Котайк
|
7 (1) |
* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов.
| ||
Ваге́ Владими́рович Ягмуря́н (арм. Վահե Վլադիմիրի Յաղմուրյան; 2 июля 1971) — советский и армянский футболист, нападающий.
Содержание
Клубная карьера
Карьеру начал в 1988 году в ереванской «Искре». В следующем сезоне перешёл в «Арарат». Первый сезон выступал в молодёжном составе, а дебют в основном составе состоялся в 1990 году. Этот матч оказался единственным в том сезоне.
В первом чемпионате Армении стал первым обладателем титула лучшего бомбардира, забив в чемпионате 1992 года 38 мячей. Этот показатель в чемпионате 1994 года преодолел Арсен Аветисян (39 мячей)[1]. В «Арарате» Ягмурян завоевал чемпионство и кубок Армении. Именно в «Арарате» Ягмурян состоялся как игрок.
В сезоне 1995/96 играл за эстонскую Флору, в чемпионате Эстонии провел 11 игр, забил 6 мячей.
В 1998 году перешёл в «Пюник», находящий на тот момент в кризисном состоянии. В том сезоне Ягмурян забил 100-й мяч в Высшей лиге. В середине сезона 1999 года покинул «Киликию» и перешёл в «Ереван», однако и здесь Ягмурян не задержался. «Ереван» в конце 1999 года был расформирован. Новый сезон Ягмурян начал в капанском «Лернагорце». Карьеру профессионального игрока закончил в абовянском «Котайке» в возрасте 30-ти лет.
Достижения
- «Арарат» (Ереван)
- командные:
- Чемпион Армении: 1993
- Серебряный призёр чемпионата Армении: 1996/97
- Бронзовый призёр чемпионата Армении: 1994
- Обладатель Кубка Армении: 1993, 1994, 1996/97
- Финалист Кубка Армении: 1993, 1994, 1995
- личные:
- Лучший бомбардир чемпионата Армении: 1992
- «Котайк»
- Финалист Кубка Армении: 1995
- «Флора»
- Серебряный призёр чемпионата Эстонии: 1995/96
Напишите отзыв о статье "Ягмурян, Ваге Владимирович"
Примечания
Ссылки
- [footballfacts.ru/players/108967 Профиль на сайте FootballFacts.ru]
| ||||||
Отрывок, характеризующий Ягмурян, Ваге Владимирович
Александр Первый для движения народов с востока на запад и для восстановления границ народов был так же необходим, как необходим был Кутузов для спасения и славы России.Кутузов не понимал того, что значило Европа, равновесие, Наполеон. Он не мог понимать этого. Представителю русского народа, после того как враг был уничтожен, Россия освобождена и поставлена на высшую степень своей славы, русскому человеку, как русскому, делать больше было нечего. Представителю народной войны ничего не оставалось, кроме смерти. И он умер.
Пьер, как это большею частью бывает, почувствовал всю тяжесть физических лишений и напряжений, испытанных в плену, только тогда, когда эти напряжения и лишения кончились. После своего освобождения из плена он приехал в Орел и на третий день своего приезда, в то время как он собрался в Киев, заболел и пролежал больным в Орле три месяца; с ним сделалась, как говорили доктора, желчная горячка. Несмотря на то, что доктора лечили его, пускали кровь и давали пить лекарства, он все таки выздоровел.
Все, что было с Пьером со времени освобождения и до болезни, не оставило в нем почти никакого впечатления. Он помнил только серую, мрачную, то дождливую, то снежную погоду, внутреннюю физическую тоску, боль в ногах, в боку; помнил общее впечатление несчастий, страданий людей; помнил тревожившее его любопытство офицеров, генералов, расспрашивавших его, свои хлопоты о том, чтобы найти экипаж и лошадей, и, главное, помнил свою неспособность мысли и чувства в то время. В день своего освобождения он видел труп Пети Ростова. В тот же день он узнал, что князь Андрей был жив более месяца после Бородинского сражения и только недавно умер в Ярославле, в доме Ростовых. И в тот же день Денисов, сообщивший эту новость Пьеру, между разговором упомянул о смерти Элен, предполагая, что Пьеру это уже давно известно. Все это Пьеру казалось тогда только странно. Он чувствовал, что не может понять значения всех этих известий. Он тогда торопился только поскорее, поскорее уехать из этих мест, где люди убивали друг друга, в какое нибудь тихое убежище и там опомниться, отдохнуть и обдумать все то странное и новое, что он узнал за это время. Но как только он приехал в Орел, он заболел. Проснувшись от своей болезни, Пьер увидал вокруг себя своих двух людей, приехавших из Москвы, – Терентия и Ваську, и старшую княжну, которая, живя в Ельце, в имении Пьера, и узнав о его освобождении и болезни, приехала к нему, чтобы ходить за ним.
Во время своего выздоровления Пьер только понемногу отвыкал от сделавшихся привычными ему впечатлений последних месяцев и привыкал к тому, что его никто никуда не погонит завтра, что теплую постель его никто не отнимет и что у него наверное будет обед, и чай, и ужин. Но во сне он еще долго видел себя все в тех же условиях плена. Так же понемногу Пьер понимал те новости, которые он узнал после своего выхода из плена: смерть князя Андрея, смерть жены, уничтожение французов.
Радостное чувство свободы – той полной, неотъемлемой, присущей человеку свободы, сознание которой он в первый раз испытал на первом привале, при выходе из Москвы, наполняло душу Пьера во время его выздоровления. Он удивлялся тому, что эта внутренняя свобода, независимая от внешних обстоятельств, теперь как будто с излишком, с роскошью обставлялась и внешней свободой. Он был один в чужом городе, без знакомых. Никто от него ничего не требовал; никуда его не посылали. Все, что ему хотелось, было у него; вечно мучившей его прежде мысли о жене больше не было, так как и ее уже не было.
– Ах, как хорошо! Как славно! – говорил он себе, когда ему подвигали чисто накрытый стол с душистым бульоном, или когда он на ночь ложился на мягкую чистую постель, или когда ему вспоминалось, что жены и французов нет больше. – Ах, как хорошо, как славно! – И по старой привычке он делал себе вопрос: ну, а потом что? что я буду делать? И тотчас же он отвечал себе: ничего. Буду жить. Ах, как славно!
То самое, чем он прежде мучился, чего он искал постоянно, цели жизни, теперь для него не существовало. Эта искомая цель жизни теперь не случайно не существовала для него только в настоящую минуту, но он чувствовал, что ее нет и не может быть. И это то отсутствие цели давало ему то полное, радостное сознание свободы, которое в это время составляло его счастие.
