Ягов, Матиас фон

Матиас фон Ягов
Matthias von Jagow
Дата рождения:	1490(1490)
Дата смерти:	1544(1544)

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Матиас фон Ягов (нем. Matthias von Jagow; 1490—1544) — основатель евангелической церкви в Бранденбургской марке. В 1526 году сделался епископом Бранденбурга. Просвещённый и мягкий, Ягов был давно убеждён в необходимости церковных реформ, но при жизни курфюрста Иоахима I, ненавистника реформации, действовал очень осторожно, устраняя некоторые злоупотребления, щадя чувства ревностных католиков, призывая на службу хороших проповедников, заботясь о лучшем образовании духовенства и смотря сквозь пальцы на распространение Лютерова перевода Библии в епархии. Сам Лютер, познакомившийся с ним в Дессау, сказал о нем: «Подай Бог нам побольше таких архиереев!» После смерти Иоахима I в 1535 году Ягов вместе со светским советником Евстафием фон Шлийбеном сделался самым влиятельным лицом нового курфюрста при введении реформации в Марке, несмотря на противодействие курфюрста Майнцского Альбрехта, герцога Георга Саксонского и короля Сигизмунда I Польского. Уже в 1536 году он позволил некоторым общинам причащение под обоими видами; в 1539 году он причастил Иоахима II, его двор и часть дворянства по учению Лютера (в Шпандау), а день спустя — всю думу Берлина, которая, вместе с важнейшими гражданами, перешла в евангелическую церковь. В 1541 году он руководил первой визитацией церквей в Марке. По настойчивому желанию курфюрста и с целью показать пример духовенству, Ягов в 1541 году вступил в брак.

Литература

• Ad. Müller. Geschichte der Ref ormation in der Mark Brandenburg. — B., 1839.
• Buchholz. Geschichte der Kurmark Brandenburg (т. III).
• Droysen. Geschichte der preussischen Politik (т. II, ч. 2, стр. 245 и далее).

Отрывок, характеризующий Ягов, Матиас фон

В большом кабинете Долохова, убранном от стен до потолка персидскими коврами, медвежьими шкурами и оружием, сидел Долохов в дорожном бешмете и сапогах перед раскрытым бюро, на котором лежали счеты и пачки денег. Анатоль в расстегнутом мундире ходил из той комнаты, где сидели свидетели, через кабинет в заднюю комнату, где его лакей француз с другими укладывал последние вещи. Долохов считал деньги и записывал.
– Ну, – сказал он, – Хвостикову надо дать две тысячи.
– Ну и дай, – сказал Анатоль.
– Макарка (они так звали Макарина), этот бескорыстно за тебя в огонь и в воду. Ну вот и кончены счеты, – сказал Долохов, показывая ему записку. – Так?
– Да, разумеется, так, – сказал Анатоль, видимо не слушавший Долохова и с улыбкой, не сходившей у него с лица, смотревший вперед себя.
Долохов захлопнул бюро и обратился к Анатолю с насмешливой улыбкой.
– А знаешь что – брось всё это: еще время есть! – сказал он.
– Дурак! – сказал Анатоль. – Перестань говорить глупости. Ежели бы ты знал… Это чорт знает, что такое!
– Право брось, – сказал Долохов. – Я тебе дело говорю. Разве это шутка, что ты затеял?
– Ну, опять, опять дразнить? Пошел к чорту! А?… – сморщившись сказал Анатоль. – Право не до твоих дурацких шуток. – И он ушел из комнаты.
Долохов презрительно и снисходительно улыбался, когда Анатоль вышел.
– Ты постой, – сказал он вслед Анатолю, – я не шучу, я дело говорю, поди, поди сюда.
Анатоль опять вошел в комнату и, стараясь сосредоточить внимание, смотрел на Долохова, очевидно невольно покоряясь ему.
– Ты меня слушай, я тебе последний раз говорю. Что мне с тобой шутить? Разве я тебе перечил? Кто тебе всё устроил, кто попа нашел, кто паспорт взял, кто денег достал? Всё я.
– Ну и спасибо тебе. Ты думаешь я тебе не благодарен? – Анатоль вздохнул и обнял Долохова.
– Я тебе помогал, но всё же я тебе должен правду сказать: дело опасное и, если разобрать, глупое. Ну, ты ее увезешь, хорошо. Разве это так оставят? Узнается дело, что ты женат. Ведь тебя под уголовный суд подведут…
– Ах! глупости, глупости! – опять сморщившись заговорил Анатоль. – Ведь я тебе толковал. А? – И Анатоль с тем особенным пристрастием (которое бывает у людей тупых) к умозаключению, до которого они дойдут своим умом, повторил то рассуждение, которое он раз сто повторял Долохову. – Ведь я тебе толковал, я решил: ежели этот брак будет недействителен, – cказал он, загибая палец, – значит я не отвечаю; ну а ежели действителен, всё равно: за границей никто этого не будет знать, ну ведь так? И не говори, не говори, не говори!