Ягус (мифология)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Ягу́с (араб. يغوث) — имя одного из божеств, древнеарабской мифологии. Упоминается в коранической суре Нух: «И они замыслили великий заговор и сказали: „Не отрекайтесь от ваших богов: Вадда, Сувы, Йагуса, Йаука и Насра“»[1]. По мнению некоторых комментаторов Корана был обожествлённым древним героем[2]..

В древнеарабской мифологии Ягус был богом-предком, дарующим дождь. Он был покровителем северойеменского племенного объединения мазхидж. Его идол некогда располагался на холме Мазхидж, по которому якобы получил свое название этот племенной союз. За обладание этим идолом ожесточенно воевали различные племена этого союза (например, мурад и мазхидж). Последняя битва, при ар-Разме, произошла в тот же год, что битва при Бадре (623 г.)[3].

Божество со сходным именем было известно и на севере Аравии, однако его святилище был именно на юге. В домусульманское время идол хранился то в Наджране, то в Джураше. Поздние сообщения о том, что Ягуса изображали в виде льва, ничем не подтверждается[3].

Напишите отзыв о статье "Ягус (мифология)"



Примечания

  1. Нух [koran.islamnews.ru/?syra=71&ayts=22&aytp=23&=on&orig=on&original=og1&dictor=8&s= 71:22,23]
  2. Мифы народов мира, 1980-82, [www.mifinarodov.com/y/yagus.html Йагус], с. 596.
  3. 1 2 Пиотровский М. Б., 1991, с. 174.

Литература

Отрывок, характеризующий Ягус (мифология)

Дождик шел с утра, и казалось, что вот вот он пройдет и на небе расчистит, как вслед за непродолжительной остановкой припускал дождик еще сильнее. Напитанная дождем дорога уже не принимала в себя воды, и ручьи текли по колеям.
Пьер шел, оглядываясь по сторонам, считая шаги по три, и загибал на пальцах. Обращаясь к дождю, он внутренне приговаривал: ну ка, ну ка, еще, еще наддай.
Ему казалось, что он ни о чем не думает; но далеко и глубоко где то что то важное и утешительное думала его душа. Это что то было тончайшее духовное извлечение из вчерашнего его разговора с Каратаевым.
Вчера, на ночном привале, озябнув у потухшего огня, Пьер встал и перешел к ближайшему, лучше горящему костру. У костра, к которому он подошел, сидел Платон, укрывшись, как ризой, с головой шинелью, и рассказывал солдатам своим спорым, приятным, но слабым, болезненным голосом знакомую Пьеру историю. Было уже за полночь. Это было то время, в которое Каратаев обыкновенно оживал от лихорадочного припадка и бывал особенно оживлен. Подойдя к костру и услыхав слабый, болезненный голос Платона и увидав его ярко освещенное огнем жалкое лицо, Пьера что то неприятно кольнуло в сердце. Он испугался своей жалости к этому человеку и хотел уйти, но другого костра не было, и Пьер, стараясь не глядеть на Платона, подсел к костру.