Ядвига Ягеллонка (1457)
| Ядвига Ягеллонка польск. Jadwiga Jagiellonka нем. Hedwig Jagiellonica<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;">  </td></tr>
| |||
| |||
|---|---|---|---|
| 1479 — 1502 | |||
| Предшественник: | Амалия Саксонская (нем.) | ||
| Преемник: | Кунигунда Австрийская (как герцогиня Баварская) | ||
| Рождение: | 21 сентября 1457 Краков | ||
| Смерть: | 18 февраля 1502 (44 года) Бургхаузен | ||
| Род: |  Ягеллоны
| ||
| Отец: | Казимир IV | ||
| Мать: | Елизавета Габсбург | ||
| Супруг: | Георг Богатый (нем.) | ||
| Дети: | сыновья: Людвиг Рупрехт (Руперт) Вольфганг дочери: Елизавета (нем.) Маргарита (нем.) | ||
Ядвига Ягеллонка (польск. Jadwiga Jagiellonka, нем. Hedwig Jagiellonica; 21 сентября 1457, Краков — 18 февраля 1502, Бургхаузен) — польская принцесса и литовская княжна из рода Ягеллонов, дочь польского короля Казимира IV и Елизаветы Австрийской, жена Георга Богатого, последнего герцога Ландсхут-Баварского.
Жизнь до брака
Ядвига родилась 21 сентября 1457 года в Кракове. Она была вторым ребёнком и старшей дочерью короля Польского и великого князя Литовского Казимира IV и Елизаветы Австрийской. В семье уже рос сын Владислав. Новорожденную окрестили в Краковском кафедральном соборе. Своё имя девочка получила согласно традиции дома Ягеллонов: старшую дочь называли в честь королевы Ядвиги. Данных об образовании девочки не сохранилось. В течение следующих восемнадцати лет у Ядвиги появилось восемь братьев и сестер. Ещё три сестры родились, когда она уже отбыла в Баварию.
В 1468 году её руки добивался король Венгрии Матьяш Хуньяди. 8 апреля 1468 года в Краков прибыл венгерский посланник — оломоуцкий епископ Протасий из Босковиц[1]. Он предложил Казимиру IV этот брак для укрепления будущего союза, направленного против Йиржи из Подебрад. Сватовство Матьяша поддерживал римский папа Павел II. В то время Казимир IV находился в мире с королём Йиржи, к тому же жена Казимира королева Елизавета была категорически против брака Ядвиги и Матьяша. Матьяшу Хуньяди было отказано. В следующем году он был избран королём Чехии. Йиржи из Подебрад был вынужден искать убежища в Польше. Матьяш снова просил себе в жены Ядвигу и снова получил отказ.
20 октября 1470 году в Граце был заключен договор между императором Фридрихом III и королём Казимиром IV. Среди прочих был рассмотрен и вопрос о женитьбе сына Фридриха Максимилиана на дочери Казимира Ядвиге. Матьяш Хуньяди ещё дважды пытался жениться на Ядвиге: в июле 1471 и сентябре 1473 года. Оба его предложения были отклонены. В мужья Ядвига был выбран ландсхутский принц Георг.
Ландсхутская свадьба
Весной 1474 года герцог Людвиг IX Богатый, отец жениха, отправил в Польшу посольство, которые провели в Кракове интенсивные переговоры между владетельными домами, закончившиеся 29 декабря объявлением об обручении и подписанием свадебного договора 31 декабря. В качестве приданого король Казимир дал 32 000 гульденов.[2] После заключения соглашения, осенью следующего года, восемнадцатилетняя Ядвига отправилась в Баварию. Поездка продолжалась 2 месяца. Путь невесты и сопровождавшего её шафера герцога Отто II Пфальцского пролегал через Берлин, Виттенберг и Нюрнберг. Здесь новобрачную сердечно встречали приехавшие князья и епископы. Курфюрст Бранденбурга, Альбрехт Ахилл, сравнивал свадьбу с божественным соединением к пользе христианского мира и империи.
Жених и невеста были обвенчаны 14 ноября 1475 года[3] архиепископом Зальцбурга Бернхардом фон Рором (нем.) в главной приходской церкви города Мартинскирхе. После этого свадебный кортеж проследовал через весь город к ратуше, где невесту встретил император Фридрих III и проводил её к свадебному хороводу. Сообщается, что на этом событии и последовавшим за ним рыцарском турнире присутствовало 10 000 гостей.
Длившиеся несколько дней роскошные торжества были очень подробно зафиксированы летописцами. По их свидетельству, во время праздника было съедено 323 вола, 285 свиней, 1133 овцы, 1537 ягнят, 490 телят, 11 500 гусей, 40 000 кур, 194 345 яиц, 220 центнеров топлёного сала, 7 центнеров миндаля и столько же риса. За один день было выпито и съедено столько, сколько поглощала Бавария за целый год.
После замужества
О жизни Ядвиги в браке известно немного. У них с Георгом родилось пятеро детей, из них зрелого возраста достигли только две дочери. В связи с этим возник вопрос о дальнейшей судьбе Ландсхутского герцогства, который вылился в войну за ландсхутское наследство. Император Максимилиан в 1505 году постановил передать их внуку Отто Генриху земли вдоль по течению Дуная, составившие княжество Пфальц-Нойбург.
Напишите отзыв о статье "Ядвига Ягеллонка (1457)"
Примечания
- ↑ [feb-web.ru/feb/ivl/vl3/vl3-4362.htm История всемирной литературы — Москва 1983—1994, т.3., с.437 // на сайте feb-web.ru]. [www.webcitation.org/69ZdyG2rF Архивировано из первоисточника 31 июля 2012].
- ↑ Geschichte Landshuts, p. 44
- ↑ [www.deutsche-biographie.de/artikelADB_008-600-01.html Allgemeine Deutsche Biographie (ADB). Band 8. Duncker & Humblot, Leipzig 1878, S. 600—602]
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
В этой статье не хватает ссылок на источники информации. Информация должна быть проверяема, иначе она может быть поставлена под сомнение и удалена.
Вы можете отредактировать эту статью, добавив ссылки на авторитетные источники. Эта отметка установлена 3 июля 2012 года. |
Отрывок, характеризующий Ядвига Ягеллонка (1457)
И вдруг голос и выражение лица его изменились: перестал говорить главнокомандующий, а заговорил простой, старый человек, очевидно что то самое нужное желавший сообщить теперь своим товарищам.В толпе офицеров и в рядах солдат произошло движение, чтобы яснее слышать то, что он скажет теперь.
– А вот что, братцы. Я знаю, трудно вам, да что же делать! Потерпите; недолго осталось. Выпроводим гостей, отдохнем тогда. За службу вашу вас царь не забудет. Вам трудно, да все же вы дома; а они – видите, до чего они дошли, – сказал он, указывая на пленных. – Хуже нищих последних. Пока они были сильны, мы себя не жалели, а теперь их и пожалеть можно. Тоже и они люди. Так, ребята?
Он смотрел вокруг себя, и в упорных, почтительно недоумевающих, устремленных на него взглядах он читал сочувствие своим словам: лицо его становилось все светлее и светлее от старческой кроткой улыбки, звездами морщившейся в углах губ и глаз. Он помолчал и как бы в недоумении опустил голову.
– А и то сказать, кто же их к нам звал? Поделом им, м… и… в г…. – вдруг сказал он, подняв голову. И, взмахнув нагайкой, он галопом, в первый раз во всю кампанию, поехал прочь от радостно хохотавших и ревевших ура, расстроивавших ряды солдат.
Слова, сказанные Кутузовым, едва ли были поняты войсками. Никто не сумел бы передать содержания сначала торжественной и под конец простодушно стариковской речи фельдмаршала; но сердечный смысл этой речи не только был понят, но то самое, то самое чувство величественного торжества в соединении с жалостью к врагам и сознанием своей правоты, выраженное этим, именно этим стариковским, добродушным ругательством, – это самое (чувство лежало в душе каждого солдата и выразилось радостным, долго не умолкавшим криком. Когда после этого один из генералов с вопросом о том, не прикажет ли главнокомандующий приехать коляске, обратился к нему, Кутузов, отвечая, неожиданно всхлипнул, видимо находясь в сильном волнении.
8 го ноября последний день Красненских сражений; уже смерклось, когда войска пришли на место ночлега. Весь день был тихий, морозный, с падающим легким, редким снегом; к вечеру стало выясняться. Сквозь снежинки виднелось черно лиловое звездное небо, и мороз стал усиливаться.
Мушкатерский полк, вышедший из Тарутина в числе трех тысяч, теперь, в числе девятисот человек, пришел одним из первых на назначенное место ночлега, в деревне на большой дороге. Квартиргеры, встретившие полк, объявили, что все избы заняты больными и мертвыми французами, кавалеристами и штабами. Была только одна изба для полкового командира.
Полковой командир подъехал к своей избе. Полк прошел деревню и у крайних изб на дороге поставил ружья в козлы.
Как огромное, многочленное животное, полк принялся за работу устройства своего логовища и пищи. Одна часть солдат разбрелась, по колено в снегу, в березовый лес, бывший вправо от деревни, и тотчас же послышались в лесу стук топоров, тесаков, треск ломающихся сучьев и веселые голоса; другая часть возилась около центра полковых повозок и лошадей, поставленных в кучку, доставая котлы, сухари и задавая корм лошадям; третья часть рассыпалась в деревне, устраивая помещения штабным, выбирая мертвые тела французов, лежавшие по избам, и растаскивая доски, сухие дрова и солому с крыш для костров и плетни для защиты.
Человек пятнадцать солдат за избами, с края деревни, с веселым криком раскачивали высокий плетень сарая, с которого снята уже была крыша.
– Ну, ну, разом, налегни! – кричали голоса, и в темноте ночи раскачивалось с морозным треском огромное, запорошенное снегом полотно плетня. Чаще и чаще трещали нижние колья, и, наконец, плетень завалился вместе с солдатами, напиравшими на него. Послышался громкий грубо радостный крик и хохот.
– Берись по двое! рочаг подавай сюда! вот так то. Куда лезешь то?
– Ну, разом… Да стой, ребята!.. С накрика!
Все замолкли, и негромкий, бархатно приятный голос запел песню. В конце третьей строфы, враз с окончанием последнего звука, двадцать голосов дружно вскрикнули: «Уууу! Идет! Разом! Навались, детки!..» Но, несмотря на дружные усилия, плетень мало тронулся, и в установившемся молчании слышалось тяжелое пыхтенье.
– Эй вы, шестой роты! Черти, дьяволы! Подсоби… тоже мы пригодимся.
Шестой роты человек двадцать, шедшие в деревню, присоединились к тащившим; и плетень, саженей в пять длины и в сажень ширины, изогнувшись, надавя и режа плечи пыхтевших солдат, двинулся вперед по улице деревни.
– Иди, что ли… Падай, эка… Чего стал? То то… Веселые, безобразные ругательства не замолкали.
– Вы чего? – вдруг послышался начальственный голос солдата, набежавшего на несущих.
– Господа тут; в избе сам анарал, а вы, черти, дьяволы, матершинники. Я вас! – крикнул фельдфебель и с размаху ударил в спину первого подвернувшегося солдата. – Разве тихо нельзя?
Солдаты замолкли. Солдат, которого ударил фельдфебель, стал, покряхтывая, обтирать лицо, которое он в кровь разодрал, наткнувшись на плетень.
– Вишь, черт, дерется как! Аж всю морду раскровянил, – сказал он робким шепотом, когда отошел фельдфебель.
– Али не любишь? – сказал смеющийся голос; и, умеряя звуки голосов, солдаты пошли дальше. Выбравшись за деревню, они опять заговорили так же громко, пересыпая разговор теми же бесцельными ругательствами.
В избе, мимо которой проходили солдаты, собралось высшее начальство, и за чаем шел оживленный разговор о прошедшем дне и предполагаемых маневрах будущего. Предполагалось сделать фланговый марш влево, отрезать вице короля и захватить его.
Когда солдаты притащили плетень, уже с разных сторон разгорались костры кухонь. Трещали дрова, таял снег, и черные тени солдат туда и сюда сновали по всему занятому, притоптанному в снегу, пространству.
