Ядерная доктрина Пакистана

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Ядерная доктрина Пакистана (именуемая также «Политика повышения возможностей» (англ. Option-enhancing Policy (OeP))[1], или просто: «Ядерная доктрина») — концепция военной стратегии страны, предполагающая немедленное «массированное возмездие» в случае агрессии против Пакистана.[2] Эта доктрина основана на математических моделях (Теории игр, равновесии Нэша, теории принятия решений и других) и содержит нормы, правила и подробные инструкции для персонала, связаного с ядерным оружием Пакистана и другими стратегическими вооружениями.[2]





Уровни реагирования с использованием ядерного оружия

Смыслом доктрины является недопущение какого-либо военного вмешательства со стороны Индии (подобно ситуации 1971 года, которая привела к распаду Пакистана (см. Третья индо-пакистанская война)). Эксперт по Юго-Восточной Азии профессор Стивен П. Коэн определяет доктрину Пакистана термином «Политика повышения возможностей» (англ. Option-enhancing Policy (OeP)).[2]

Ядерная доктрина Пакистана предусматривает различные уровни реагирования для того, чтобы удержать Индию (или любое другое государство-агрессор) от нападения, в том числе:

  • Предупреждение, на государственном или неофициальном уровне.[2];
  • Демонстративное испытание небольшого ядерного устройства на территории Пакистана.[2]
  • Использование ядерного оружия на территории Пакистана против вооружённых сил Индии или другой страны-агрессора.[2]
  • Использование ядерного оружия против исключительно военных целей на территории Индии или другой страны-агрессора, вероятно, в малонаселенных районах, пустынях или полупустынях, с целью минимизации наносимого ущерба.[2]

Типология угроз, могущих привести к применению ядерного оружия

Ядерная доктрина Пакистана формально не является частью принципа минимального сдерживания Пакистана, однако интегрирована в общие принципы обороны страны.[3] По данным Международного института стратегических исследований, руководством Пакистана определены четыре типа угроз (порога), требующих применения ядерного оружия, о которых представители командования ядерных сил Пакистана впервые упомянули в конце 2001 года.[3]

  • Пространственный порог[3] — проникновение индийских вооруженных сил на территорию Пакистана в может вызвать массированный ядерный удар со стороны Пакистана в том и только в том случае, если пакистанская армия не в силах остановить это вмешательство. Многие военные аналитики, в том числе индийские, считают, что долина Инда является одной из «красных линий», которые индийские вооруженные силы не должны пересекать, поскольку это может спровоцировать ответный ядерный удар со стороны Пакистана.
  • Военный порог[3] — полное уничтожение значительной части вооруженных сил Пакистана, и, особенно ВВС Пакистана может привести к применению ядерного оружия, если Исламабад сочтёт, что возникла угроза неминуемого поражения. Этот тип угрозы является даже более важным для вооруженных сил Пакистана из-за их важной роли в поддержании политической стабильности в стране. Применение химического или биологического оружия против Пакистана также предполагает массированное возмездие.
  • Экономический порог[3] — существенный урон экономике также является потенциальной угрозой для Пакистана, реакцией на которую может последовать применение ядерного оружия. В первую очередь это относится к потенциальной блокаде провинции Синд и прибрежных городов провинции Белуджистан индийскими ВМС, или захвату жизненно важных артерий, таких как Инд.
  • Политический порог[3] — геостратеги, политтехнологи и специалисты по планированию Пакистана предполагают, что дестабилизация в стране (вызванная действиями Индии или иного агрессора), в случае, когда целостность страны поставлена на карту, также может быть поводом для применения ядерного оружия. Примером может быть поощрение сепаратистских движений в одной или нескольких провинциях Пакистана. (Например, см.:Война за независимость Бангладеш).

В 1998 министр иностранных дел Пакистана Шамшад Ахмед отметил, что «политика Пакистана предполагает не только применение ядерного оружия в качестве ответного удара, он [Пакистан] также готов взять на себя инициативу и использовать ядерное оружие первым, чтобы противостоять индийской агрессии».[2]

Напишите отзыв о статье "Ядерная доктрина Пакистана"

Примечания

  1. [www.defencejournal.com/apr99/pak-nuclear-doctrine.htm Pakistan’s Nuclear Doctrine]
  2. 1 2 3 4 5 6 7 8 Lodhi, Lieutenant-General (retired) FS [www.defencejournal.com/apr99/pak-nuclear-doctrine.htm Pakistan’s Nuclear Doctrine] (html). Lieutenant-General Sardar FS Lodi, former operationals commander of Pakistan's joint special forces command 1. Islamabad, Pakistan: Defence Journal of Pakistan (April 1999). Проверено 19 июля 2012. [www.webcitation.org/6BEjK4a8p Архивировано из первоисточника 7 октября 2012].
  3. 1 2 3 4 5 6 ISS [www.iiss.org/publications/strategic-dossiers/nbm/nuclear-black-market-dossier-a-net-assesment/pakistans-nuclear-programme-and-imports-/ IISS: Nuclear policy] (англ.). International Institute for Strategic Studies. International Institute for Strategic Studies. Проверено 19 июля 2012.

Ссылки

  • [www.defencejournal.com/apr99/pak-nuclear-doctrine.htm Pakistan’s Nuclear Doctrine]  (англ.)

Отрывок, характеризующий Ядерная доктрина Пакистана

«Я сам знаю, как мы не властны в своих симпатиях и антипатиях, думал князь Андрей, и потому нечего думать о том, чтобы представить лично мою записку о военном уставе государю, но дело будет говорить само за себя». Он передал о своей записке старому фельдмаршалу, другу отца. Фельдмаршал, назначив ему час, ласково принял его и обещался доложить государю. Через несколько дней было объявлено князю Андрею, что он имеет явиться к военному министру, графу Аракчееву.
В девять часов утра, в назначенный день, князь Андрей явился в приемную к графу Аракчееву.
Лично князь Андрей не знал Аракчеева и никогда не видал его, но всё, что он знал о нем, мало внушало ему уважения к этому человеку.
«Он – военный министр, доверенное лицо государя императора; никому не должно быть дела до его личных свойств; ему поручено рассмотреть мою записку, следовательно он один и может дать ход ей», думал князь Андрей, дожидаясь в числе многих важных и неважных лиц в приемной графа Аракчеева.
Князь Андрей во время своей, большей частью адъютантской, службы много видел приемных важных лиц и различные характеры этих приемных были для него очень ясны. У графа Аракчеева был совершенно особенный характер приемной. На неважных лицах, ожидающих очереди аудиенции в приемной графа Аракчеева, написано было чувство пристыженности и покорности; на более чиновных лицах выражалось одно общее чувство неловкости, скрытое под личиной развязности и насмешки над собою, над своим положением и над ожидаемым лицом. Иные задумчиво ходили взад и вперед, иные шепчась смеялись, и князь Андрей слышал sobriquet [насмешливое прозвище] Силы Андреича и слова: «дядя задаст», относившиеся к графу Аракчееву. Один генерал (важное лицо) видимо оскорбленный тем, что должен был так долго ждать, сидел перекладывая ноги и презрительно сам с собой улыбаясь.
Но как только растворялась дверь, на всех лицах выражалось мгновенно только одно – страх. Князь Андрей попросил дежурного другой раз доложить о себе, но на него посмотрели с насмешкой и сказали, что его черед придет в свое время. После нескольких лиц, введенных и выведенных адъютантом из кабинета министра, в страшную дверь был впущен офицер, поразивший князя Андрея своим униженным и испуганным видом. Аудиенция офицера продолжалась долго. Вдруг послышались из за двери раскаты неприятного голоса, и бледный офицер, с трясущимися губами, вышел оттуда, и схватив себя за голову, прошел через приемную.
Вслед за тем князь Андрей был подведен к двери, и дежурный шопотом сказал: «направо, к окну».
Князь Андрей вошел в небогатый опрятный кабинет и у стола увидал cорокалетнего человека с длинной талией, с длинной, коротко обстриженной головой и толстыми морщинами, с нахмуренными бровями над каре зелеными тупыми глазами и висячим красным носом. Аракчеев поворотил к нему голову, не глядя на него.
– Вы чего просите? – спросил Аракчеев.
– Я ничего не… прошу, ваше сиятельство, – тихо проговорил князь Андрей. Глаза Аракчеева обратились на него.
– Садитесь, – сказал Аракчеев, – князь Болконский?
– Я ничего не прошу, а государь император изволил переслать к вашему сиятельству поданную мною записку…
– Изволите видеть, мой любезнейший, записку я вашу читал, – перебил Аракчеев, только первые слова сказав ласково, опять не глядя ему в лицо и впадая всё более и более в ворчливо презрительный тон. – Новые законы военные предлагаете? Законов много, исполнять некому старых. Нынче все законы пишут, писать легче, чем делать.
– Я приехал по воле государя императора узнать у вашего сиятельства, какой ход вы полагаете дать поданной записке? – сказал учтиво князь Андрей.
– На записку вашу мной положена резолюция и переслана в комитет. Я не одобряю, – сказал Аракчеев, вставая и доставая с письменного стола бумагу. – Вот! – он подал князю Андрею.
На бумаге поперег ее, карандашом, без заглавных букв, без орфографии, без знаков препинания, было написано: «неосновательно составлено понеже как подражание списано с французского военного устава и от воинского артикула без нужды отступающего».
– В какой же комитет передана записка? – спросил князь Андрей.
– В комитет о воинском уставе, и мною представлено о зачислении вашего благородия в члены. Только без жалованья.
Князь Андрей улыбнулся.
– Я и не желаю.
– Без жалованья членом, – повторил Аракчеев. – Имею честь. Эй, зови! Кто еще? – крикнул он, кланяясь князю Андрею.


Ожидая уведомления о зачислении его в члены комитета, князь Андрей возобновил старые знакомства особенно с теми лицами, которые, он знал, были в силе и могли быть нужны ему. Он испытывал теперь в Петербурге чувство, подобное тому, какое он испытывал накануне сражения, когда его томило беспокойное любопытство и непреодолимо тянуло в высшие сферы, туда, где готовилось будущее, от которого зависели судьбы миллионов. Он чувствовал по озлоблению стариков, по любопытству непосвященных, по сдержанности посвященных, по торопливости, озабоченности всех, по бесчисленному количеству комитетов, комиссий, о существовании которых он вновь узнавал каждый день, что теперь, в 1809 м году, готовилось здесь, в Петербурге, какое то огромное гражданское сражение, которого главнокомандующим было неизвестное ему, таинственное и представлявшееся ему гениальным, лицо – Сперанский. И самое ему смутно известное дело преобразования, и Сперанский – главный деятель, начинали так страстно интересовать его, что дело воинского устава очень скоро стало переходить в сознании его на второстепенное место.