Кусама, Яёи
| Яёи Кусама | |
| Имя при рождении: |
草間彌生 |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Место рождения: | |
| Жанр: |
живопись, коллаж, скульптура, перформанс, инсталляция, хеппенинг |
| Стиль: | |
| Премии: | |
 Работы на Викискладе | |
Яёи Кусама (яп. 草間 彌生 / 草間 弥生 Кусама Яёи?, 22 марта, 1929, г. Мацумото, преф. Нагано, Япония) — японская художница. Её живопись, коллажи, мягкие скульптуры, перформансы и инсталляции разделяют одержимость повтором, узорами, аккумуляцией. В её работах присутствуют черты феминизма, минимализма, сюрреализма, ар брют, поп-арта и абстрактного экспрессионизма, наполнены автобиографическим, психологическим и сексуальным содержанием. Кусама описывает себя как «навязчивого художника». Она является также писательницей и поэтессой, создала заметные работы в кино и дизайне одежды. Страдает психическими заболеваниями. 12 ноября 2008 на аукционе Кристи её работа была продана за $5100000, рекорд для живущей женщины-художника.
Биография и творчество
Яёи Кусама родилась в Мацумото, префектура Нагано, страдала галлюцинациями и навязчивыми мыслями с детства, часто суицидального характера.
В начале карьеры она начала покрывать поверхности (стены, полы, холсты, а затем повседневные предметы и обнаженных ассистентов) рисунком в горошек, что стало её товарным знаком. Большие поля горошка, или «сети бесконечности», как она называет их, были взяты непосредственно из её галлюцинаций.
Кусама училась всего около одного года в Школе искусств и ремёсел в Киото в 1948. Она покинула родную страну и переехала в Нью-Йорк в 1957. Кусама была очень амбициозной, использовала её положение как не американской женщины и её историю психической болезни, чтобы создать яркий публичный имидж. Во время пребывания в США, она быстро завоевала репутацию лидера авангардного движения.
Она организовала хеппенинги в Центральном парке и на Бруклинском мосту, часто с использованием обнаженного тела и как протест против Вьетнамской войны, создавала огромные картины, известные как «Infinity Net Paintings», которые состояли из повторяющихся маленьких точек краски. Эта живопись была хорошо принята такими художниками, как Дональд Джадд, который видел в её работе отражение эстетики минимализма.
В начале 1960-х Кусама начала покрывать предметы, такие как лестницы, обувь и стулья, белыми фаллическими выступами. «Аккумуляция N 2» (1962) представляет собой диван, обитый мягкими отростками из ткани, которые выглядят абсурдными и угрожающими. Эти работы были более непосредственно связаны с сексуальностью и идентичностью, чем живопись Кусамы. Выступы, покрывающие объекты, выглядели как пародия на фаллическую власть.
Приблизительно в это же время Кусама начала создавать инсталляции, часто включающие фаллические выступы, такие как «Infinity Mirror Room — Phalli’s Field» (1965). Здесь Кусама использовала свои фирменный узор в горошек, чтобы декорировать объекты, которые были помещены в зеркальную комнату, создающую иллюзию бесконечного сюрреалистичного поля объектов.
Кусама также создавала коллажи из фотографий этих объектов и инсталляций, часто включая в них свои фотографии. Между 1967 и 1969 она сосредоточилась на перформансах, проводимых с максимальной публичностью, обычно с использованием рисунка в горошек на телах обнаженных участников, как «Grand Orgy to Awaken the Dead» в Скульптурном саду Музея современного искусства в Нью-Йорке (1969). Эти работы обеспечили Кусаме пребывание в центре внимания как художника и неординарной личности.
Во время пребывания в Нью-Йорке, творчество Кусамы было связано как с минимализмом, так и с поп-артом, но никогда не относилось определенно к одному движению, так как постоянно развивалось в то время.
Она работала очень продуктивно, но она не зарабатывала своим творчеством. Она вернулась в Японию из-за плохого состояния здоровья в 1973.
Когда она покинула Нью-Йорк, то была практически забыта как художник до конца 1980-х и начала 1990-х, когда несколько ретроспектив возродили к ней международный интерес. Другой поворотной точкой стало её участие в Венецианской биеннале в 1993, где она представляла Японию.
Её искусство в это время обращается к мотивам её ранних скульптур, как «Shooting Stars» (1992), которые сочетают фаллические выступы с сетчатой структурой. Эти поздние работы развили театральность её ранних инсталляций и перформансов, с использованием основных цветов и точек.
Яёи Кусама выставлялась с Класом Олденбургом, Энди Уорхолом, Джаспером Джонсом, представляла Японию на Венецианской биеннале в 1993, в 1998 и 1999 большие ретроспективы её работ прошли в США и Японии.
Сегодня она живёт в психиатрической больнице в Токио, где продолжает создавать работы с середины 1970-х. Её студия находится рядом с госпиталем.
Напишите отзыв о статье "Кусама, Яёи"
Ссылки
- [www.yayoi-kusama.jp/e/information/index.html Официальный сайт Яёи Кусамы]
- [contemporary-artists.ru/Yayoi_Kusama.html Статья о Яёи Кусама на сайте о современных художниках]
- [www.gagosian.com/artists/yayoi-kusama/ Галерея Гагосяна]
- [www.moma.org/collection/browse_results.php?criteria=O:AD:E:3315&page_number=1&template_id=6&sort_order=1 Музей современного искусства, Нью-Йорк]
- [www.paulacoopergallery.com/artists/15 Paula Cooper Gallery]
- [www.youtube.com/watch?v=Gy-j8-CG_kQ&index=5&list=PLRSwFqRcpg4GogFwgpkgNlSjIf5qKa-oO Лекция Ирины Кулик «Яёи Кусама - Даниэль Бюрен. Как всю жизнь делать одно произведение, не повторяясь» в Музее современного искусства «Гараж»]
Отрывок, характеризующий Кусама, Яёи
И Борис, видимо свалив с себя тяжелую обязанность, сам выйдя из неловкого положения и поставив в него другого, сделался опять совершенно приятен.– Нет, послушайте, – сказал Пьер, успокоиваясь. – Вы удивительный человек. То, что вы сейчас сказали, очень хорошо, очень хорошо. Разумеется, вы меня не знаете. Мы так давно не видались…детьми еще… Вы можете предполагать во мне… Я вас понимаю, очень понимаю. Я бы этого не сделал, у меня недостало бы духу, но это прекрасно. Я очень рад, что познакомился с вами. Странно, – прибавил он, помолчав и улыбаясь, – что вы во мне предполагали! – Он засмеялся. – Ну, да что ж? Мы познакомимся с вами лучше. Пожалуйста. – Он пожал руку Борису. – Вы знаете ли, я ни разу не был у графа. Он меня не звал… Мне его жалко, как человека… Но что же делать?
– И вы думаете, что Наполеон успеет переправить армию? – спросил Борис, улыбаясь.
Пьер понял, что Борис хотел переменить разговор, и, соглашаясь с ним, начал излагать выгоды и невыгоды булонского предприятия.
Лакей пришел вызвать Бориса к княгине. Княгиня уезжала. Пьер обещался приехать обедать затем, чтобы ближе сойтись с Борисом, крепко жал его руку, ласково глядя ему в глаза через очки… По уходе его Пьер долго еще ходил по комнате, уже не пронзая невидимого врага шпагой, а улыбаясь при воспоминании об этом милом, умном и твердом молодом человеке.
Как это бывает в первой молодости и особенно в одиноком положении, он почувствовал беспричинную нежность к этому молодому человеку и обещал себе непременно подружиться с ним.
Князь Василий провожал княгиню. Княгиня держала платок у глаз, и лицо ее было в слезах.
– Это ужасно! ужасно! – говорила она, – но чего бы мне ни стоило, я исполню свой долг. Я приеду ночевать. Его нельзя так оставить. Каждая минута дорога. Я не понимаю, чего мешкают княжны. Может, Бог поможет мне найти средство его приготовить!… Adieu, mon prince, que le bon Dieu vous soutienne… [Прощайте, князь, да поддержит вас Бог.]
– Adieu, ma bonne, [Прощайте, моя милая,] – отвечал князь Василий, повертываясь от нее.
– Ах, он в ужасном положении, – сказала мать сыну, когда они опять садились в карету. – Он почти никого не узнает.
– Я не понимаю, маменька, какие его отношения к Пьеру? – спросил сын.
– Всё скажет завещание, мой друг; от него и наша судьба зависит…
– Но почему вы думаете, что он оставит что нибудь нам?
– Ах, мой друг! Он так богат, а мы так бедны!
– Ну, это еще недостаточная причина, маменька.
– Ах, Боже мой! Боже мой! Как он плох! – восклицала мать.
Когда Анна Михайловна уехала с сыном к графу Кириллу Владимировичу Безухому, графиня Ростова долго сидела одна, прикладывая платок к глазам. Наконец, она позвонила.
– Что вы, милая, – сказала она сердито девушке, которая заставила себя ждать несколько минут. – Не хотите служить, что ли? Так я вам найду место.
Графиня была расстроена горем и унизительною бедностью своей подруги и поэтому была не в духе, что выражалось у нее всегда наименованием горничной «милая» и «вы».
– Виновата с, – сказала горничная.
– Попросите ко мне графа.
Граф, переваливаясь, подошел к жене с несколько виноватым видом, как и всегда.
– Ну, графинюшка! Какое saute au madere [сотэ на мадере] из рябчиков будет, ma chere! Я попробовал; не даром я за Тараску тысячу рублей дал. Стоит!
Он сел подле жены, облокотив молодецки руки на колена и взъерошивая седые волосы.
– Что прикажете, графинюшка?
– Вот что, мой друг, – что это у тебя запачкано здесь? – сказала она, указывая на жилет. – Это сотэ, верно, – прибавила она улыбаясь. – Вот что, граф: мне денег нужно.
Лицо ее стало печально.
– Ах, графинюшка!…
И граф засуетился, доставая бумажник.
– Мне много надо, граф, мне пятьсот рублей надо.
И она, достав батистовый платок, терла им жилет мужа.
– Сейчас, сейчас. Эй, кто там? – крикнул он таким голосом, каким кричат только люди, уверенные, что те, кого они кличут, стремглав бросятся на их зов. – Послать ко мне Митеньку!
Митенька, тот дворянский сын, воспитанный у графа, который теперь заведывал всеми его делами, тихими шагами вошел в комнату.
– Вот что, мой милый, – сказал граф вошедшему почтительному молодому человеку. – Принеси ты мне… – он задумался. – Да, 700 рублей, да. Да смотри, таких рваных и грязных, как тот раз, не приноси, а хороших, для графини.
– Да, Митенька, пожалуйста, чтоб чистенькие, – сказала графиня, грустно вздыхая.
– Ваше сиятельство, когда прикажете доставить? – сказал Митенька. – Изволите знать, что… Впрочем, не извольте беспокоиться, – прибавил он, заметив, как граф уже начал тяжело и часто дышать, что всегда было признаком начинавшегося гнева. – Я было и запамятовал… Сию минуту прикажете доставить?
– Да, да, то то, принеси. Вот графине отдай.
– Экое золото у меня этот Митенька, – прибавил граф улыбаясь, когда молодой человек вышел. – Нет того, чтобы нельзя. Я же этого терпеть не могу. Всё можно.
– Ах, деньги, граф, деньги, сколько от них горя на свете! – сказала графиня. – А эти деньги мне очень нужны.
– Вы, графинюшка, мотовка известная, – проговорил граф и, поцеловав у жены руку, ушел опять в кабинет.
Когда Анна Михайловна вернулась опять от Безухого, у графини лежали уже деньги, всё новенькими бумажками, под платком на столике, и Анна Михайловна заметила, что графиня чем то растревожена.
– Ну, что, мой друг? – спросила графиня.
– Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох; я минутку побыла и двух слов не сказала…
– Annette, ради Бога, не откажи мне, – сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из под платка деньги.
Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
