Сажич, Иосиф Симонович

Иосиф Симонович Сажич белор. Язэп Сымонавіч Сажыч<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Председатель Рады БНР (в эмиграции)
27 ноября 1982 — 31 августа 1997
Предшественник:	Винцент Жук-Гришкевич
Преемник:	Ивонка Сурвилла
Рождение:	5 сентября 1917(1917-09-05) Городечно, Новогрудский уезд, Гродненская губерния, Российская империя (ныне Белоруссия)
Смерть:	19 ноября 2007(2007-11-19) (90 лет) Энн-Арбор, Мичиган, США
Образование:	Львовский университет Марбургский университет
Деятельность:	общественный и политический деятель

Ио́сиф (Язе́п) Симо́нович Са́жич (белор. Язэп Сымонавіч Сажыч; 5 сентября 1917, Городечно, Кобринский уезд, Гродненская губерния, Российская республика — 19 ноября 2007, Сент-Клэр, Мичиган, США) — белорусский коллаборационист. С 1982 по 1997 год — председатель Рады БНР.

Биография

Ранние годы

Родился в местечке Городечно Новогрудского уезда Гродненской губернии. Отец Сажича, Симон, имевший четверых детей, в начале XX века отправился на заработки в США, где жил в Нью-Йорке и работал развозчиком пива. Вырученные от продажи деньги он потратил на оплату обучения старшего сына, поступившего в высшее народное училище в Новогрудке, а позже, узнав что скончалась его жена, вернулся в Россию и женился второй раз на Вере Дорошевич. В этом браке родился сын Иосиф, однако уже в 1919 году, спустя менее чем два года после его появления на свет, Симон Сажич умер от гриппа-испанки.

Иосиф Сажич обучался сперва в белорусской, а позже — в польской гимназии им. Адама Мицкевича в Новогрудке, которую и окончил. В 1938 году был мобилизован в польскую армию и отправлен на учёбу в школу подхорунжих в Торуне, из которой выпустился в звании сержанта.

Вторая мировая война

Сажич принимал участие во Второй мировой войне с самого её начала. В 1939 году, во время Немецко-польской войны, он командовал взводом, а 14 сентября был ранен и попал в немецкий плен, откуда позже был переведён в госпиталь в Лодзи. Когда военные действия прекратились, Сажич через Белосток и Барановичи вернулся в Новогрудок, к тому моменту вошедший в состав БССР. При советской власти он работал казначеем в сельпо, затем поступил на учётно-экономический факультет Львовского университета.

С началом Великой Отечественной войны Сажич был мобилизован в РККА, однако вскоре дезертировал и вернулся в оккупированный Львов. Здесь он начал сотрудничать с членами ОУН, параллельно работал в продуктовом магазине. Позже он снова вернулся в Новогрудок, где участвовал в организации белорусских коллаборационистских военных формирований. Служил в Белорусской вспомогательной полиции.

Летом 1942 года Иосиф Сажич был назначен комендантом подофицерской школы Белорусской народной самопомощи, а феврале 1943 года, выполняя приказ Франца Кушеля сформировал в Лиде Белорусский батальон железнодорожной охраны. Впоследствии он участвовал в создании аналогичных формирований в таких городах, как Молодечно, Столбцы, Барановичи. С июля 1943 года он также преподавал в офицерской школе в Минске. В конце 1943 года, после того, как немцы отстранили белорусских офицеров от организации и руководства над вооружёнными формированиями и учреждениями, Сажич стал офицером-пропагандистом. В начале 1944 года примкнул к Белорусской краевой обороне, руководил ротой. В июне того же года участвовал в охране Второго Всебелорусского съезда, тогда же вступил в Белорусскую независимую партию.

В июле 1944 года был переправлен на французскую границу, в Саарбрюкен, где получил приказ при первой возможности перейти с подчинёнными на сторону Французского сопротивления и установить контакт с его руководителями от имени подпольных белорусских властей. Когда об этом узнала СД, Сажич был переведён в Берлин. Здесь он принял участие в создании белорусского десантного батальона «Дальвитц», вошёл в состав 1-го кадрового батальона БКО. В Баварии выполнял функции коменданта офицерской школы 30-й гренадерской дивизии Ваффен-СС (1-й белорусской). Накануне окончания войны прошёл курсы в немецкой офицерской школе в Ростоке.

В эмиграции

Окончание войны встретил в Тюрингии, где женился на Барбаре (Вере) Мазур. Узнав, что при разделе территории Германии на зоны оккупации Тюрингия перейдёт в Советскую зону оккупации, перебрался с семьёй в Гессен, где у него родилась дочь Елена. Изучал медицину в Марбургском университете, параллельно работая на туберкулёзной станции.

В 1950 году с дипломом врача выехал в США. Работал анестезиологом. В 1961 году у него родился сын Иосиф(Joseph Sazyc в будущем — протестантский миссионер). Сажич стал одним из основателей отдела Белорусско-американского объединения в штате Мичиган, организовав на его территории православный приход Святого Духа. В 1952 году был произведён в полковники белорусской армии, а в 1968 — в генералы. С 1953 года — член Рады БНР (в эмиграции). Основал отдел Объединения белорусских ветеранов в Детройте, исполнял обязанности секретаря по делам ветеранов в Раде БНР.

В 1982 году сменил Винцента Жук-Гришкевича на посту председателя Рады БНР. В марте 1993 года был приглашён в Минск на празднование 75-й годовщины независимости Белоруссии. В 1997 году уступил свои полномочия Ивонке Сурвилле. Ушёл из жизни 19 ноября 2007 года в городе Сент-Клэр Шорз (Мичиган, США). Похоронен на белорусском кладбище в Ист-Брунсвике (Нью-Джерси, США).

Ссылки

• [www.radabnr.org/be/index.html?starszyniah.html?starszyniam.html?sazyc.htm Биография на сайте Рады БНР в эмиграции]  (белор.)
• [www.svaboda.org/content/Transcript/791155.html Интервью 2005 года с Язепом Сажичем]  (белор.)
• [www.pawet.net/library/history/city_district/data_people/policies/sazych/Iazep_Sazych.html Биография Язепа Сажича на сайте www.pawet.net]  (белор.)

Отрывок, характеризующий Сажич, Иосиф Симонович

Историки Наполеона описывают нам искусный маневр его на Тарутино и Малоярославец и делают предположения о том, что бы было, если бы Наполеон успел проникнуть в богатые полуденные губернии.
Но не говоря о том, что ничто не мешало Наполеону идти в эти полуденные губернии (так как русская армия давала ему дорогу), историки забывают то, что армия Наполеона не могла быть спасена ничем, потому что она в самой себе несла уже тогда неизбежные условия гибели. Почему эта армия, нашедшая обильное продовольствие в Москве и не могшая удержать его, а стоптавшая его под ногами, эта армия, которая, придя в Смоленск, не разбирала продовольствия, а грабила его, почему эта армия могла бы поправиться в Калужской губернии, населенной теми же русскими, как и в Москве, и с тем же свойством огня сжигать то, что зажигают?
Армия не могла нигде поправиться. Она, с Бородинского сражения и грабежа Москвы, несла в себе уже как бы химические условия разложения.
Люди этой бывшей армии бежали с своими предводителями сами не зная куда, желая (Наполеон и каждый солдат) только одного: выпутаться лично как можно скорее из того безвыходного положения, которое, хотя и неясно, они все сознавали.
Только поэтому, на совете в Малоярославце, когда, притворяясь, что они, генералы, совещаются, подавая разные мнения, последнее мнение простодушного солдата Мутона, сказавшего то, что все думали, что надо только уйти как можно скорее, закрыло все рты, и никто, даже Наполеон, не мог сказать ничего против этой всеми сознаваемой истины.
Но хотя все и знали, что надо было уйти, оставался еще стыд сознания того, что надо бежать. И нужен был внешний толчок, который победил бы этот стыд. И толчок этот явился в нужное время. Это было так называемое у французов le Hourra de l'Empereur [императорское ура].
На другой день после совета Наполеон, рано утром, притворяясь, что хочет осматривать войска и поле прошедшего и будущего сражения, с свитой маршалов и конвоя ехал по середине линии расположения войск. Казаки, шнырявшие около добычи, наткнулись на самого императора и чуть чуть не поймали его. Ежели казаки не поймали в этот раз Наполеона, то спасло его то же, что губило французов: добыча, на которую и в Тарутине и здесь, оставляя людей, бросались казаки. Они, не обращая внимания на Наполеона, бросились на добычу, и Наполеон успел уйти.
Когда вот вот les enfants du Don [сыны Дона] могли поймать самого императора в середине его армии, ясно было, что нечего больше делать, как только бежать как можно скорее по ближайшей знакомой дороге. Наполеон, с своим сорокалетним брюшком, не чувствуя в себе уже прежней поворотливости и смелости, понял этот намек. И под влиянием страха, которого он набрался от казаков, тотчас же согласился с Мутоном и отдал, как говорят историки, приказание об отступлении назад на Смоленскую дорогу.
То, что Наполеон согласился с Мутоном и что войска пошли назад, не доказывает того, что он приказал это, но что силы, действовавшие на всю армию, в смысле направления ее по Можайской дороге, одновременно действовали и на Наполеона.


Когда человек находится в движении, он всегда придумывает себе цель этого движения. Для того чтобы идти тысячу верст, человеку необходимо думать, что что то хорошее есть за этими тысячью верст. Нужно представление об обетованной земле для того, чтобы иметь силы двигаться.
Обетованная земля при наступлении французов была Москва, при отступлении была родина. Но родина была слишком далеко, и для человека, идущего тысячу верст, непременно нужно сказать себе, забыв о конечной цели: «Нынче я приду за сорок верст на место отдыха и ночлега», и в первый переход это место отдыха заслоняет конечную цель и сосредоточивает на себе все желанья и надежды. Те стремления, которые выражаются в отдельном человеке, всегда увеличиваются в толпе.
Для французов, пошедших назад по старой Смоленской дороге, конечная цель родины была слишком отдалена, и ближайшая цель, та, к которой, в огромной пропорции усиливаясь в толпе, стремились все желанья и надежды, – была Смоленск. Не потому, чтобы люди знала, что в Смоленске было много провианту и свежих войск, не потому, чтобы им говорили это (напротив, высшие чины армии и сам Наполеон знали, что там мало провианта), но потому, что это одно могло им дать силу двигаться и переносить настоящие лишения. Они, и те, которые знали, и те, которые не знали, одинаково обманывая себя, как к обетованной земле, стремились к Смоленску.
Выйдя на большую дорогу, французы с поразительной энергией, с быстротою неслыханной побежали к своей выдуманной цели. Кроме этой причины общего стремления, связывавшей в одно целое толпы французов и придававшей им некоторую энергию, была еще другая причина, связывавшая их. Причина эта состояла в их количестве. Сама огромная масса их, как в физическом законе притяжения, притягивала к себе отдельные атомы людей. Они двигались своей стотысячной массой как целым государством.
Каждый человек из них желал только одного – отдаться в плен, избавиться от всех ужасов и несчастий. Но, с одной стороны, сила общего стремления к цели Смоленска увлекала каждою в одном и том же направлении; с другой стороны – нельзя было корпусу отдаться в плен роте, и, несмотря на то, что французы пользовались всяким удобным случаем для того, чтобы отделаться друг от друга и при малейшем приличном предлоге отдаваться в плен, предлоги эти не всегда случались. Самое число их и тесное, быстрое движение лишало их этой возможности и делало для русских не только трудным, но невозможным остановить это движение, на которое направлена была вся энергия массы французов. Механическое разрывание тела не могло ускорить дальше известного предела совершавшийся процесс разложения.
Ком снега невозможно растопить мгновенно. Существует известный предел времени, ранее которого никакие усилия тепла не могут растопить снега. Напротив, чем больше тепла, тем более крепнет остающийся снег.
Из русских военачальников никто, кроме Кутузова, не понимал этого. Когда определилось направление бегства французской армии по Смоленской дороге, тогда то, что предвидел Коновницын в ночь 11 го октября, начало сбываться. Все высшие чины армии хотели отличиться, отрезать, перехватить, полонить, опрокинуть французов, и все требовали наступления.
Кутузов один все силы свои (силы эти очень невелики у каждого главнокомандующего) употреблял на то, чтобы противодействовать наступлению.
Он не мог им сказать то, что мы говорим теперь: зачем сраженье, и загораживанье дороги, и потеря своих людей, и бесчеловечное добиванье несчастных? Зачем все это, когда от Москвы до Вязьмы без сражения растаяла одна треть этого войска? Но он говорил им, выводя из своей старческой мудрости то, что они могли бы понять, – он говорил им про золотой мост, и они смеялись над ним, клеветали его, и рвали, и метали, и куражились над убитым зверем.