Кайова-таноанские языки
Поделись знанием:
Слова случай и гений не обозначают ничего действительно существующего и потому не могут быть определены. Слова эти только обозначают известную степень понимания явлений. Я не знаю, почему происходит такое то явление; думаю, что не могу знать; потому не хочу знать и говорю: случай. Я вижу силу, производящую несоразмерное с общечеловеческими свойствами действие; не понимаю, почему это происходит, и говорю: гений.
Для стада баранов тот баран, который каждый вечер отгоняется овчаром в особый денник к корму и становится вдвое толще других, должен казаться гением. И то обстоятельство, что каждый вечер именно этот самый баран попадает не в общую овчарню, а в особый денник к овсу, и что этот, именно этот самый баран, облитый жиром, убивается на мясо, должно представляться поразительным соединением гениальности с целым рядом необычайных случайностей.
Но баранам стоит только перестать думать, что все, что делается с ними, происходит только для достижения их бараньих целей; стоит допустить, что происходящие с ними события могут иметь и непонятные для них цели, – и они тотчас же увидят единство, последовательность в том, что происходит с откармливаемым бараном. Ежели они и не будут знать, для какой цели он откармливался, то, по крайней мере, они будут знать, что все случившееся с бараном случилось не нечаянно, и им уже не будет нужды в понятии ни о случае, ни о гении.
Только отрешившись от знаний близкой, понятной цели и признав, что конечная цель нам недоступна, мы увидим последовательность и целесообразность в жизни исторических лиц; нам откроется причина того несоразмерного с общечеловеческими свойствами действия, которое они производят, и не нужны будут нам слова случай и гений.
Стоит только признать, что цель волнений европейских народов нам неизвестна, а известны только факты, состоящие в убийствах, сначала во Франции, потом в Италии, в Африке, в Пруссии, в Австрии, в Испании, в России, и что движения с запада на восток и с востока на запад составляют сущность и цель этих событий, и нам не только не нужно будет видеть исключительность и гениальность в характерах Наполеона и Александра, но нельзя будет представить себе эти лица иначе, как такими же людьми, как и все остальные; и не только не нужно будет объяснять случайностию тех мелких событий, которые сделали этих людей тем, чем они были, но будет ясно, что все эти мелкие события были необходимы.
Отрешившись от знания конечной цели, мы ясно поймем, что точно так же, как ни к одному растению нельзя придумать других, более соответственных ему, цвета и семени, чем те, которые оно производит, точно так же невозможно придумать других двух людей, со всем их прошедшим, которое соответствовало бы до такой степени, до таких мельчайших подробностей тому назначению, которое им предлежало исполнить.
Основной, существенный смысл европейских событий начала нынешнего столетия есть воинственное движение масс европейских народов с запада на восток и потом с востока на запад. Первым зачинщиком этого движения было движение с запада на восток. Для того чтобы народы запада могли совершить то воинственное движение до Москвы, которое они совершили, необходимо было: 1) чтобы они сложились в воинственную группу такой величины, которая была бы в состоянии вынести столкновение с воинственной группой востока; 2) чтобы они отрешились от всех установившихся преданий и привычек и 3) чтобы, совершая свое воинственное движение, они имели во главе своей человека, который, и для себя и для них, мог бы оправдывать имеющие совершиться обманы, грабежи и убийства, которые сопутствовали этому движению.
И начиная с французской революции разрушается старая, недостаточно великая группа; уничтожаются старые привычки и предания; вырабатываются, шаг за шагом, группа новых размеров, новые привычки и предания, и приготовляется тот человек, который должен стоять во главе будущего движения и нести на себе всю ответственность имеющего совершиться.
Человек без убеждений, без привычек, без преданий, без имени, даже не француз, самыми, кажется, странными случайностями продвигается между всеми волнующими Францию партиями и, не приставая ни к одной из них, выносится на заметное место.
Невежество сотоварищей, слабость и ничтожество противников, искренность лжи и блестящая и самоуверенная ограниченность этого человека выдвигают его во главу армии. Блестящий состав солдат итальянской армии, нежелание драться противников, ребяческая дерзость и самоуверенность приобретают ему военную славу. Бесчисленное количество так называемых случайностей сопутствует ему везде. Немилость, в которую он впадает у правителей Франции, служит ему в пользу. Попытки его изменить предназначенный ему путь не удаются: его не принимают на службу в Россию, и не удается ему определение в Турцию. Во время войн в Италии он несколько раз находится на краю гибели и всякий раз спасается неожиданным образом. Русские войска, те самые, которые могут разрушить его славу, по разным дипломатическим соображениям, не вступают в Европу до тех пор, пока он там.
По возвращении из Италии он находит правительство в Париже в том процессе разложения, в котором люди, попадающие в это правительство, неизбежно стираются и уничтожаются. И сам собой для него является выход из этого опасного положения, состоящий в бессмысленной, беспричинной экспедиции в Африку. Опять те же так называемые случайности сопутствуют ему. Неприступная Мальта сдается без выстрела; самые неосторожные распоряжения увенчиваются успехом. Неприятельский флот, который не пропустит после ни одной лодки, пропускает целую армию. В Африке над безоружными почти жителями совершается целый ряд злодеяний. И люди, совершающие злодеяния эти, и в особенности их руководитель, уверяют себя, что это прекрасно, что это слава, что это похоже на Кесаря и Александра Македонского и что это хорошо.
Тот идеал славы и величия, состоящий в том, чтобы не только ничего не считать для себя дурным, но гордиться всяким своим преступлением, приписывая ему непонятное сверхъестественное значение, – этот идеал, долженствующий руководить этим человеком и связанными с ним людьми, на просторе вырабатывается в Африке. Все, что он ни делает, удается ему. Чума не пристает к нему. Жестокость убийства пленных не ставится ему в вину. Ребячески неосторожный, беспричинный и неблагородный отъезд его из Африки, от товарищей в беде, ставится ему в заслугу, и опять неприятельский флот два раза упускает его. В то время как он, уже совершенно одурманенный совершенными им счастливыми преступлениями, готовый для своей роли, без всякой цели приезжает в Париж, то разложение республиканского правительства, которое могло погубить его год тому назад, теперь дошло до крайней степени, и присутствие его, свежего от партий человека, теперь только может возвысить его.
(перенаправлено с «Языки киова-тано»)
| Кайова-таноанская | |
| Таксон: |
семья |
|---|---|
| Статус: |
общепризнана |
| Ареал: |
центр США |
| Число носителей: |
9 230 чел. |
| Классификация | |
| Категория: | |
| Состав | |
|
1 ветвь и 3 моноветви (см. текст) | |
| Коды языковой группы | |
| ISO 639-2: |
— |
| ISO 639-5: |
— |
| См. также: Проект:Лингвистика | |
Кайо́ва-таноа́нские языки (киова-тано) — семья индейских языков Северной Америки. Представлены в двух ареалах в центре США: в центре Великих Равнин (кайова, в 1867 году переселились в две резервации на юго-западе Оклахомы) и на Юго-Западе среди народов пуэбло (таноанские языки в верховьях Рио-Гранде). Общее число говорящих — 9230 чел. (2000, перепись).
Содержание
Внутренняя классификация
Делятся на 2 ветви — таноанские языки (делится на 3 подветви) и язык кайова.
- Таноанские языки:
- язык кайова (1,1 тыс. говорящих),
По данным лексикостатистики разделение праязыка относят к нач. 1 тыс. до н. э.
Внешние связи
Кайова-таноанские языки часто объединяют с юто-ацтекскими в т. н. ацтеко-таноанскую макросемью, однако её существование не доказано.
Типологическая характеристика
Фонетика и фонология
Для кайова-таноанских языков характерен сравнительно богатый вокализм, с противопоставлениями по долготе и назализованности (так, в кайова из шести базовых гласных получается 28 фонем: 24 монофтонга и 4 дифтонга).
Консонантизм включает от 21 до 32 фонем. Смычные представлены четырьмя рядами: простые глухие, придыхательные, абруптивные и звонкие, в таноанских есть огубленные (kʷ, xʷ и др.) и глухой латеральный. Засвидетельствованы тоновые системы, включающие от 3 до 5 тонов.
Морфология
Морфологический строй полисинтетический, с развитой системой инкорпорации. Различаются 3 класса слов: частицы, имена и предикаты. Частицы не имеют внутренней структуры.
В именах представлена т. н. «обратно-числовая» система: в зависимости от класса слова один и тот же суффикс (например, gɔ̀ в кайова) может обозначать единственное или множественное число: напр., в кайова в I классе cę̂:gɔ «лошади», но во II классе thǫ́:sègɔ «(одна) кость» (от thǫ́:sè «кости/две кости»). При этом двойственное число всегда остаётся немаркированным.
Глагол согласуется со всеми ядерными аргументами, которые объединяются в три категории: агенс, датив и объект. Их сочетание в разных лицах и числах приводит к огромному числу согласовательных префиксов (до 90 в кайова). Глагол изменяется по видам (имперфектив, перфектив), каждый из которых имеет 4 базовых модальных формы (основная, императив, ирреалис и репортатив). Другие видо-временные и эвиденциальные значения выражаются частицами.
Синтаксис
Порядок слов в целом свободный, глагол обычно ставится в конце.
Письменности
Для кайова были разработаны несколько орфографий на латинской основе, однако ни одна не является общепринятой.
История изучения
Единство таноанских языков было признано в конце XIX века Дж. У. Пауэллом, родство между ними и кайова было впервые предложено Дж. П. Харрингтоном (1910) и подтверждено последующими исследованиями.
См. также
Напишите отзыв о статье "Кайова-таноанские языки"
Литература
- Campbell, Lyle. American Indian languages: The historical linguistics of Native America. New York: Oxford University Press, 1997. Pp. 138—139. ISBN 0-19-509427-1.
- Davis, Irvine. A new look at Aztec-Tanoan // Key M. R., Hoenigswald H. M. (eds.). General and Amerindian ethnolinguistics: In remembrance of Stanley Newman. Berlin: Mouton de Gruyter, 1989. pp. 365-79.
- Davis, Irvine. Linguistic clues to northern Rio Grande prehistory // El Palacio 66: 1959. pp. 73-84.
- Davis, Irvine. The Kiowa-Tanoan, Keresan, and Zuni languages // Campbell L., Mithun M. (eds.) The languages of native America: Historical and comparative assessment. Austin: University of Texas, 1979. pp. 390—443.
- Hale, Kenneth L. Toward a Reconstruction of Kiowa-Tanoan Phonology // International Journal of American Linguistics, 33 no.2, 1967. Pp. 112—120.
- Hale, Kenneth L.; Harris, David. Historical linguistics and archeology // Alonso Ortiz (ed.). Southwest. Handbook of North American Indians, vol. 9, Sturtevant, William (ed.). Washington, Smithsonian Institute, 1979.
- Hale, Kenneth. L. Jemez and Kiowa correspondences in reference to Kiowa-Tanoan // International Journal of American Linguistics, 28, 1962. Pp. 1-5.
- Harbour, Daniel. Morphosemantic number: from Kiowa noun classes to UG number features. Dordrecht: Springer, 2007, xvi, 216 p. — (Studies in natural language and linguistic theory, 69)
- Harbour, Daniel. The Kiowa case for feature insertion // Natural language and linguistic theory (Dordrecht), 21/3, 2003. Pp. 543—578.
- Hill, Jane H. Toward a Linguistic Prehistory of the Southwest: «Azteco-Tanoan» and the Arrival of Maize Cultivation // Journal of Anthropological Research, Vol. 58, No. 4 (Winter, 2002). Pp. 457—475. (О контактах между пра-северно-юто-ацтекским и пра-кайова-таноанским языками около 3 тысяч лет назад).
- Klaiman, M. H. The relationship of inverse voice and head-marking in Arizona Tewa and other Tanoan languages // Studies in language, 17/2. Amsterdam, 1993. Pp. 343—370.
- Kroskrity Paul V. Arizona Tewa Kiva Speech as a Manifestation of a Dominant Language Ideology // Language Ideologies, Practice and Theory. Schieffelin B., Woolard K., Kroskrity P. V. (eds.). New York: Oxford University Press. Pp. 103-22.
- Kroskrity Paul V. Arizona Tewa Kiva Speech as a Manifestation of Linguistic Ideology // Kathryn Woolard, Bambi Schieffelin, and Paul V. Kroskrity, eds. Language Ideologies Special Issue of Pragmatics Vol. 2. No.3. 1992. Pp. 297—309.
- Kroskrity Paul V. Arizona Tewa Public Announcements: Form, Function, and Linguistic Ideology // Anthropological Linguistics 34: 1992. pp. 104-16.
- Kroskrity Paul V. Aspects of Syntactic and Semantic Variation in the Arizona Tewa Speech Community. // Anthropological Linguistics 35. 1993. pp. 250-73.
- Kroskrity Paul V. Language Ideologies in the Expression and Representation of Arizona Tewa Ethnic Identity // Kroskrity Paul V. (ed.) Regimes of Language: Ideologies, Polities, and Identities. Santa Fe, NM: School of American Research, 2000. pp. 329-59.
- Kroskrity Paul V. Language, History, and Identity: Ethnolinguistic Studies of the Arizona Tewa. Tucson (Arizona): University of Arizona Press, 1993.
- Miller, Wick R. A note on Kiowa linguistic affiliations // American Anthropologist, 61, 1959. Pp. 102—105.
- Mithun, Marianne. The languages of Native North America. Cambridge: Cambridge University Press, 1999. Pp. 441—447. ISBN 0-521-23228-7 (hbk); ISBN 0-521-29875-X.
- Nichols, Lynn. A new reconstruction of Kiowa-Tanoan ablaut // Berkeley Linguistics Society: proceedings of the annual meeting (Berkeley, CA), 22S, 1996. Pp. 104—116.
- Sprott, Robert. An annotated bibliography of Kiowa-Tanoan // Kansas working papers in linguistics, 14/2. Lawrence (Kansas), 1989, pp. 98-113.
- Trager, George L.; Trager, Edith. Kiowa and Tanoan // American Anthropologist, 61, 1959. Pp. 1078—1083.
- Watkins, Laurel J. Comparative Kiowa-Tanoan Materials: Ling. 490.365/554.367
- Watkins, Laurel J. On *w and *y in Kiowa-Tanoan // Berkeley Linguistics Society: proceedings of the annual meeting (Berkeley, CA), 4. Pp. 477-84.
- Watkins, Laurel J. Reconstructing person and voice in Kiowa-Tanoan: pitfalls and progress // Berkeley Linguistics Society: proceedings of the annual meeting (Berkeley, CA), 22S, 1996. Pp. 139—152.
- Watkins, Laurel J. Tanoan languages // The encyclopedia of language and linguistics / Ed.-in-chief: Asher R.E., Simpson J. M. Y., Vol. 9. Oxford: Pergamon, 1994. Pp. 4524-4525.
- Watkins, Laurel J. The discourse functions of Kiowa switch-reference // International Journal of American Linguistics, 59/2, 1993. Pp. 137—164.
- Watkins, Laurel J., McKenzie, Parker. A grammar of Kiowa. Lincoln: University of Nebraska Press, 1984.
- Zúñiga, Fernando. Deixis and alignment: inverse systems in indigenous languages of the Americas. Amsterdam: Benjamins, 2007, xii, 309 p. — (Typological studies in language, 70)
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Кайова-таноанские языки
Но что такое случай? Что такое гений?Слова случай и гений не обозначают ничего действительно существующего и потому не могут быть определены. Слова эти только обозначают известную степень понимания явлений. Я не знаю, почему происходит такое то явление; думаю, что не могу знать; потому не хочу знать и говорю: случай. Я вижу силу, производящую несоразмерное с общечеловеческими свойствами действие; не понимаю, почему это происходит, и говорю: гений.
Для стада баранов тот баран, который каждый вечер отгоняется овчаром в особый денник к корму и становится вдвое толще других, должен казаться гением. И то обстоятельство, что каждый вечер именно этот самый баран попадает не в общую овчарню, а в особый денник к овсу, и что этот, именно этот самый баран, облитый жиром, убивается на мясо, должно представляться поразительным соединением гениальности с целым рядом необычайных случайностей.
Но баранам стоит только перестать думать, что все, что делается с ними, происходит только для достижения их бараньих целей; стоит допустить, что происходящие с ними события могут иметь и непонятные для них цели, – и они тотчас же увидят единство, последовательность в том, что происходит с откармливаемым бараном. Ежели они и не будут знать, для какой цели он откармливался, то, по крайней мере, они будут знать, что все случившееся с бараном случилось не нечаянно, и им уже не будет нужды в понятии ни о случае, ни о гении.
Только отрешившись от знаний близкой, понятной цели и признав, что конечная цель нам недоступна, мы увидим последовательность и целесообразность в жизни исторических лиц; нам откроется причина того несоразмерного с общечеловеческими свойствами действия, которое они производят, и не нужны будут нам слова случай и гений.
Стоит только признать, что цель волнений европейских народов нам неизвестна, а известны только факты, состоящие в убийствах, сначала во Франции, потом в Италии, в Африке, в Пруссии, в Австрии, в Испании, в России, и что движения с запада на восток и с востока на запад составляют сущность и цель этих событий, и нам не только не нужно будет видеть исключительность и гениальность в характерах Наполеона и Александра, но нельзя будет представить себе эти лица иначе, как такими же людьми, как и все остальные; и не только не нужно будет объяснять случайностию тех мелких событий, которые сделали этих людей тем, чем они были, но будет ясно, что все эти мелкие события были необходимы.
Отрешившись от знания конечной цели, мы ясно поймем, что точно так же, как ни к одному растению нельзя придумать других, более соответственных ему, цвета и семени, чем те, которые оно производит, точно так же невозможно придумать других двух людей, со всем их прошедшим, которое соответствовало бы до такой степени, до таких мельчайших подробностей тому назначению, которое им предлежало исполнить.
Основной, существенный смысл европейских событий начала нынешнего столетия есть воинственное движение масс европейских народов с запада на восток и потом с востока на запад. Первым зачинщиком этого движения было движение с запада на восток. Для того чтобы народы запада могли совершить то воинственное движение до Москвы, которое они совершили, необходимо было: 1) чтобы они сложились в воинственную группу такой величины, которая была бы в состоянии вынести столкновение с воинственной группой востока; 2) чтобы они отрешились от всех установившихся преданий и привычек и 3) чтобы, совершая свое воинственное движение, они имели во главе своей человека, который, и для себя и для них, мог бы оправдывать имеющие совершиться обманы, грабежи и убийства, которые сопутствовали этому движению.
И начиная с французской революции разрушается старая, недостаточно великая группа; уничтожаются старые привычки и предания; вырабатываются, шаг за шагом, группа новых размеров, новые привычки и предания, и приготовляется тот человек, который должен стоять во главе будущего движения и нести на себе всю ответственность имеющего совершиться.
Человек без убеждений, без привычек, без преданий, без имени, даже не француз, самыми, кажется, странными случайностями продвигается между всеми волнующими Францию партиями и, не приставая ни к одной из них, выносится на заметное место.
Невежество сотоварищей, слабость и ничтожество противников, искренность лжи и блестящая и самоуверенная ограниченность этого человека выдвигают его во главу армии. Блестящий состав солдат итальянской армии, нежелание драться противников, ребяческая дерзость и самоуверенность приобретают ему военную славу. Бесчисленное количество так называемых случайностей сопутствует ему везде. Немилость, в которую он впадает у правителей Франции, служит ему в пользу. Попытки его изменить предназначенный ему путь не удаются: его не принимают на службу в Россию, и не удается ему определение в Турцию. Во время войн в Италии он несколько раз находится на краю гибели и всякий раз спасается неожиданным образом. Русские войска, те самые, которые могут разрушить его славу, по разным дипломатическим соображениям, не вступают в Европу до тех пор, пока он там.
По возвращении из Италии он находит правительство в Париже в том процессе разложения, в котором люди, попадающие в это правительство, неизбежно стираются и уничтожаются. И сам собой для него является выход из этого опасного положения, состоящий в бессмысленной, беспричинной экспедиции в Африку. Опять те же так называемые случайности сопутствуют ему. Неприступная Мальта сдается без выстрела; самые неосторожные распоряжения увенчиваются успехом. Неприятельский флот, который не пропустит после ни одной лодки, пропускает целую армию. В Африке над безоружными почти жителями совершается целый ряд злодеяний. И люди, совершающие злодеяния эти, и в особенности их руководитель, уверяют себя, что это прекрасно, что это слава, что это похоже на Кесаря и Александра Македонского и что это хорошо.
Тот идеал славы и величия, состоящий в том, чтобы не только ничего не считать для себя дурным, но гордиться всяким своим преступлением, приписывая ему непонятное сверхъестественное значение, – этот идеал, долженствующий руководить этим человеком и связанными с ним людьми, на просторе вырабатывается в Африке. Все, что он ни делает, удается ему. Чума не пристает к нему. Жестокость убийства пленных не ставится ему в вину. Ребячески неосторожный, беспричинный и неблагородный отъезд его из Африки, от товарищей в беде, ставится ему в заслугу, и опять неприятельский флот два раза упускает его. В то время как он, уже совершенно одурманенный совершенными им счастливыми преступлениями, готовый для своей роли, без всякой цели приезжает в Париж, то разложение республиканского правительства, которое могло погубить его год тому назад, теперь дошло до крайней степени, и присутствие его, свежего от партий человека, теперь только может возвысить его.
