Пуёские языки

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Языки пуё»)
Перейти к: навигация, поиск
Пуёские языки
Таксон:

группа

Прародина:

Маньчжурия

Статус:

гипотеза

Ареал:

Корея, Япония, Маньчжурия

Классификация
Категория:

Языки Евразии

Ностратическая макросемья (гипотеза)

Алтайская семья (гипотеза)
Состав

корейский язык, японо-рюкюские, ряд вымерших языков Кореи

Время разделения:

I тыс. до н. э.

Коды языковой группы
ISO 639-2:

ISO 639-5:

См. также: Проект:Лингвистика

Пуёские языки, языки пуё (буё, фую) (кор. 부여, кит. упр. 扶餘, пиньинь: Fúyú) — гипотетическая группа языков, состоявшая из ряда вымерших языков Кореи, а также современного корейского и японо-рюкюских языков. Согласно древнекитайским источникам, языки древних корейских царств Пуё, Когурё, Тонъе, Окчо, Пэкче и, возможно, Кочосон были похожи. Собственно язык пуё неизвестен, за исключением небольшого количества слов, очень похожих на лексику силла, который, вероятно, происходил от языка более ранней волны мигрантов из того же северного региона. В то же время, пуёские языки существенно отличались от языка царства Мохе и от тунгусо-маньчжурских языков.





Классификация пуёских языков

Родственные связи между языками, включаемыми в данную группу, являются спорными. В состав обычно включаются следующие языки:

Японо-когурёская гипотеза

Гипотеза о родстве между японским и когурёским языком, существовавшим в древности на севере нынешней Кореи и на юге Маньчжурии, была впервые предложена японскими исследователями в 1907 г. (Симпэем Огурой). Согласно этой гипотезе, предки японцев, основавшие царство Ямато, прибыли в Японию из царства Пуё — предка царства Когурё. Позднее когурёские князья основали также корейское царство Пэкче. В свою очередь, Пэкче поддерживало тесные отношения с Ямато. Кристофер Беквит предполагает, что в тот период японцы всё ещё могли помнить о родстве с другими выходцами из Пуё. Беквит реконструировал около 140 когурёских слов, в основном древние топонимы. В этих словах опознаются морфемы, предположительно родственные японским, в частности, показатели генитива -no и атрибутива -si.

Гипотеза пуё-силла

В противоположность японо-когурёской гипотезе, ряд лингвистов, в частности, Ким Панхан, Александр Вовин, Маршал Ангер[en] считают когурёский язык предком современного корейского. По их мнению, так называемые «японоподобные» топонимы относятся большей частью к центральной части Корейского полуострова и, следовательно, отражают не когурёский язык, а прежний субстрат, на котором говорили аборигены центра и юга Кореи. Позднее было установлено, что значительное число «японоподобных» топонимов, а также числительное, обнаруженное на территории Силла, были также распространены в южной части Корейского полуострова, указанные лингвисты предположили, что когда-то предок японского языка был распространён на территории Корейского полуострова как субстрат корейского языка; Ангер предполагает, что предки культуры Яёй пришли в Японию из центральной и южной Кореи. Данная гипотеза основывается на следующих доводах: «японоподобные» топонимы не были обнаружены ни в северной части Корейского полуострова, ни в юго-западной части Маньчжурии, где находились исторические царства Пуё и Когурё. Напротив, корейские топонимы были равномерно распространены на территории Трёх корейских царств от Маньчжурии до Корейского полуострова. В когурёских надписях встречались морфемы, имеющие аналогичные функции в современном корейском языке, например, показатель финального предиката -ti и номинатива -i.

См. также

Напишите отзыв о статье "Пуёские языки"

Ссылки

  • [linguistlist.org/issues/19/19-2334.html A review of Beckwith 2007]

Литература

  • 2006. «Methodological Observations on Some Recent Studies of the Early Ethnolinguistic History of Korea and Vicinity.» Altai Hakpo 2006, 16: 199—234.
  • Alexander Vovin, 2005. «Koguryǒ and Paekche: Different Languages or Dialects of Old Korean?» Journal of Inner and East Asian Studies, 2005, Vol. 2-2: 108—140.
  • www.upkorea.net/news/photo/5017-2-4633.pdf


Отрывок, характеризующий Пуёские языки

Пьер заглянул в яму и увидел, что фабричный лежал там коленами кверху, близко к голове, одно плечо выше другого. И это плечо судорожно, равномерно опускалось и поднималось. Но уже лопатины земли сыпались на все тело. Один из солдат сердито, злобно и болезненно крикнул на Пьера, чтобы он вернулся. Но Пьер не понял его и стоял у столба, и никто не отгонял его.
Когда уже яма была вся засыпана, послышалась команда. Пьера отвели на его место, и французские войска, стоявшие фронтами по обеим сторонам столба, сделали полуоборот и стали проходить мерным шагом мимо столба. Двадцать четыре человека стрелков с разряженными ружьями, стоявшие в середине круга, примыкали бегом к своим местам, в то время как роты проходили мимо них.
Пьер смотрел теперь бессмысленными глазами на этих стрелков, которые попарно выбегали из круга. Все, кроме одного, присоединились к ротам. Молодой солдат с мертво бледным лицом, в кивере, свалившемся назад, спустив ружье, все еще стоял против ямы на том месте, с которого он стрелял. Он, как пьяный, шатался, делая то вперед, то назад несколько шагов, чтобы поддержать свое падающее тело. Старый солдат, унтер офицер, выбежал из рядов и, схватив за плечо молодого солдата, втащил его в роту. Толпа русских и французов стала расходиться. Все шли молча, с опущенными головами.
– Ca leur apprendra a incendier, [Это их научит поджигать.] – сказал кто то из французов. Пьер оглянулся на говорившего и увидал, что это был солдат, который хотел утешиться чем нибудь в том, что было сделано, но не мог. Не договорив начатого, он махнул рукою и пошел прочь.


После казни Пьера отделили от других подсудимых и оставили одного в небольшой, разоренной и загаженной церкви.
Перед вечером караульный унтер офицер с двумя солдатами вошел в церковь и объявил Пьеру, что он прощен и поступает теперь в бараки военнопленных. Не понимая того, что ему говорили, Пьер встал и пошел с солдатами. Его привели к построенным вверху поля из обгорелых досок, бревен и тесу балаганам и ввели в один из них. В темноте человек двадцать различных людей окружили Пьера. Пьер смотрел на них, не понимая, кто такие эти люди, зачем они и чего хотят от него. Он слышал слова, которые ему говорили, но не делал из них никакого вывода и приложения: не понимал их значения. Он сам отвечал на то, что у него спрашивали, но не соображал того, кто слушает его и как поймут его ответы. Он смотрел на лица и фигуры, и все они казались ему одинаково бессмысленны.
С той минуты, как Пьер увидал это страшное убийство, совершенное людьми, не хотевшими этого делать, в душе его как будто вдруг выдернута была та пружина, на которой все держалось и представлялось живым, и все завалилось в кучу бессмысленного сора. В нем, хотя он и не отдавал себе отчета, уничтожилась вера и в благоустройство мира, и в человеческую, и в свою душу, и в бога. Это состояние было испытываемо Пьером прежде, но никогда с такою силой, как теперь. Прежде, когда на Пьера находили такого рода сомнения, – сомнения эти имели источником собственную вину. И в самой глубине души Пьер тогда чувствовал, что от того отчаяния и тех сомнений было спасение в самом себе. Но теперь он чувствовал, что не его вина была причиной того, что мир завалился в его глазах и остались одни бессмысленные развалины. Он чувствовал, что возвратиться к вере в жизнь – не в его власти.
Вокруг него в темноте стояли люди: верно, что то их очень занимало в нем. Ему рассказывали что то, расспрашивали о чем то, потом повели куда то, и он, наконец, очутился в углу балагана рядом с какими то людьми, переговаривавшимися с разных сторон, смеявшимися.
– И вот, братцы мои… тот самый принц, который (с особенным ударением на слове который)… – говорил чей то голос в противуположном углу балагана.
Молча и неподвижно сидя у стены на соломе, Пьер то открывал, то закрывал глаза. Но только что он закрывал глаза, он видел пред собой то же страшное, в особенности страшное своей простотой, лицо фабричного и еще более страшные своим беспокойством лица невольных убийц. И он опять открывал глаза и бессмысленно смотрел в темноте вокруг себя.
Рядом с ним сидел, согнувшись, какой то маленький человек, присутствие которого Пьер заметил сначала по крепкому запаху пота, который отделялся от него при всяком его движении. Человек этот что то делал в темноте с своими ногами, и, несмотря на то, что Пьер не видал его лица, он чувствовал, что человек этот беспрестанно взглядывал на него. Присмотревшись в темноте, Пьер понял, что человек этот разувался. И то, каким образом он это делал, заинтересовало Пьера.