Языковая личность

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Языкова́я ли́чность — любой носитель того или иного языка, охарактеризованный на основе анализа произведённых им текстов с точки зрения использования в этих текстах системных средств данного языка для отражения ви́дения им окружающей действительности и для достижения определённых целей в этом мире. Так же наименование комплексного способа описания языковой способности индивида, соединяющего системное представление языка с функциональным анализом текстов[1].





История термина

Термин впервые появился в книге немецкого языковеда Й. Л. Вайсгербера «Родной язык и формирование духа» 1927 года. В своём понимании языка он делал акцент на коллективизм. По его мнению, язык является наиболее всеобщим культурным достоянием; никто не владеет языком только благодаря собственной языковой личности, а, наоборот, человек владеет им благодаря тому, что принадлежит к определённому языковому сообществу.

В отечественной науке термин был впервые употреблён В. В. Виноградовым в работе «О художественной прозе» (1930). Он анализировал литературные произведения как с точки зрения читателя, так и автора. При этом изучение позиции автора он считал уделом только исследователя, который как бы становится на место автора и основной категорией такого анализа становится образ автора, отчуждаемый от структуры произведения, который включается в контекст его творчества в целом, стиля, школы, метода и т. д. Читатель же ставит себя на место героев произведения, сопереживает им и воспринимает их как реальных людей. Из этого он заключает, что образ автора — категория исследовательская, а художественный образ — читательская. Сам учёный, однако, изучал обе эти категории.

Тем не менее несмотря на то, что учёные употребляли термин, они не дали ему научного определения. Произошло это только в 1980-х годах в работах Г. И. Богина и Ю. Н. Караулова. Именно они и занялись вплотную данным термином.

Уровни языковой личности

В психологии и в повседневной жизни, говоря о личности, мы выдвигаем на первый план когнитивные аспекты человека, то есть его эмоциональные характеристики и волю, а не интеллектуальные способности. Однако в случае с языковой личностью ситуация обратная. Однако сделать обоснованные выводы об интеллектуальных свойствах человека можно не на всех уровнях владения языком, в связи с чем Ю. Н. Караулов выделил три уровня владения языком[2]:

  • Нулевой уровень (структурно-языковой, семантический) — уровень ординарной языковой семантики: «как пройти», «хорошая погода» и т. д. Этот уровень языка является нулевым для личности и довольно бессодержательным, поскольку обычно не позволяет проявить индивидуальность (иногда можно констатировать нестандартность вербальных ассоциаций, но это ещё не дает полного представления о более сложных уровнях языковой личности). Однако этот уровень является необходимой предпосылкой для её становления и функционирования. Обычно рассматривается только если речь идет о втором для человека языке.
  • Первый уровень (лингво-когнитивный) — выявление, установление иерархии смыслов и ценностей в картине мира личности. Тут важно отметить, что единой картины мира, даже в рамках одного языка, быть не может. Завершённое, непротиворечивое мировоззрение возможно только в рамках установления иерархии смыслов и ценностей для отдельной личности. Однако личное мировоззрение формируется не в вакууме, а на основе национально-культурных традиций, ценностей, идеологий, которые делают возможным создание общезначимой доминанты, инвариативной части. Таким образом, первый уровень изучения языковой личности, опирающийся на совокупность порождённых ею текстов необыденного содержания, предполагает вычленение и анализ переменной, вариативной части в её картине мира, которая является уникальной для данной личности. Этого можно достичь лишь при условии, что базовая, инвариантная часть картины мира, единая и общая для целой эпохи, исследователю известна, хотя, конечно, такое деление на стабильную и переменчивую части мировоззрения является весьма условным.
  • Второй — выявление и характеристика мотивов и целей, движущих развитием языковой личности, её поведением, созданием её текстов и собственно формированием иерархией смыслов и мировоззрения в целом.

Уровни языковой личности связаны между собой, однако прямой зависимости тут нет; для объективных заключений необходимо проводить детальный и беспристрастный анализ на каждом из уровней.

Описание языковой личности

Полное описание языковой личности в целях её анализа или синтеза предполагает[2]:

  • характеристику семантико-строевого уровня её организации (то есть либо исчерпывающее его описание, либо дифференциальное, фиксирующее лишь индивидуальные отличия и осуществляемое на фоне усредненного представления данного языкового строя);
  • реконструкцию языковой модели мира, или тезауруса данной личности на основе произведенных ею текстов или на основе специального тестирования;
  • выявление её жизненных или ситуативных доминант, установок, мотивов, находящих отражение в процессах создания текстов и их содержании, а также в особенностях восприятия чужих текстов.

Критика

В. Л. Краев считает сочетание «языковая личность» терминологически неудачным, соответствующим стадии «общей неопределенности» исследовательского процесса. Термин так же критикуется В. А. Чудиновым, который считает термин речевой избыточностью, поскольку, по его мнению, личность не может быть «безъязыкой», так как формируется она именно в процессе социализации, которая не может происходить без освоения языка[3].

Напишите отзыв о статье "Языковая личность"

Примечания

Литература

  • Иванцова Е. В.  [sun.tsu.ru/mminfo/000063105/fil/12/image/12-024.pdf О термине «языковая личность»: истоки, проблемы, перспективы использования] // Вестник Томского государственного университета. — Томск: ТГУ, 2010. — № 4 (12). — С. 24-32.
  • Караулов Ю. Н.  Русский язык и языковая личность. — М.: Издательство ЛКИ, 2010. — 264 с. — ISBN 978-5-382-01071-7.
  • Котюрова М. П.  [stylistics.academic.ru/273/Языковая_личность Языковая личность] // Стилистический энциклопедический словарь русского языка / Под ред. М. Н. Кожиной. — М.: Флинта, Наука, 2003.
  • Лавринова Н. Н.  [www.analiculturolog.ru/journal/archive/item/129-cultural-aspect-of-language-learning-theories-of-personality.html Культурологический аспект изучения теорий языковой личности] // Аналитика культурологии. — 2005. — Вып. 1 (3).
  • Энциклопедия «Русский язык». 2-е изд / Под ред. Ю. Н. Караулова. — М.: Большая Российская энциклопедия, 1997.

Отрывок, характеризующий Языковая личность

Господи боже наш, в него же веруем и на него же уповаем, не посрами нас от чаяния милости твоея и сотвори знамение во благо, яко да видят ненавидящий нас и православную веру нашу, и посрамятся и погибнут; и да уведят все страны, яко имя тебе господь, и мы людие твои. Яви нам, господи, ныне милость твою и спасение твое даждь нам; возвесели сердце рабов твоих о милости твоей; порази враги наши, и сокруши их под ноги верных твоих вскоре. Ты бо еси заступление, помощь и победа уповающим на тя, и тебе славу воссылаем, отцу и сыну и святому духу и ныне, и присно, и во веки веков. Аминь».
В том состоянии раскрытости душевной, в котором находилась Наташа, эта молитва сильно подействовала на нее. Она слушала каждое слово о победе Моисея на Амалика, и Гедеона на Мадиама, и Давида на Голиафа, и о разорении Иерусалима твоего и просила бога с той нежностью и размягченностью, которою было переполнено ее сердце; но не понимала хорошенько, о чем она просила бога в этой молитве. Она всей душой участвовала в прошении о духе правом, об укреплении сердца верою, надеждою и о воодушевлении их любовью. Но она не могла молиться о попрании под ноги врагов своих, когда она за несколько минут перед этим только желала иметь их больше, чтобы любить их, молиться за них. Но она тоже не могла сомневаться в правоте читаемой колено преклонной молитвы. Она ощущала в душе своей благоговейный и трепетный ужас перед наказанием, постигшим людей за их грехи, и в особенности за свои грехи, и просила бога о том, чтобы он простил их всех и ее и дал бы им всем и ей спокойствия и счастия в жизни. И ей казалось, что бог слышит ее молитву.


С того дня, как Пьер, уезжая от Ростовых и вспоминая благодарный взгляд Наташи, смотрел на комету, стоявшую на небе, и почувствовал, что для него открылось что то новое, – вечно мучивший его вопрос о тщете и безумности всего земного перестал представляться ему. Этот страшный вопрос: зачем? к чему? – который прежде представлялся ему в середине всякого занятия, теперь заменился для него не другим вопросом и не ответом на прежний вопрос, а представлением ее. Слышал ли он, и сам ли вел ничтожные разговоры, читал ли он, или узнавал про подлость и бессмысленность людскую, он не ужасался, как прежде; не спрашивал себя, из чего хлопочут люди, когда все так кратко и неизвестно, но вспоминал ее в том виде, в котором он видел ее в последний раз, и все сомнения его исчезали, не потому, что она отвечала на вопросы, которые представлялись ему, но потому, что представление о ней переносило его мгновенно в другую, светлую область душевной деятельности, в которой не могло быть правого или виноватого, в область красоты и любви, для которой стоило жить. Какая бы мерзость житейская ни представлялась ему, он говорил себе:
«Ну и пускай такой то обокрал государство и царя, а государство и царь воздают ему почести; а она вчера улыбнулась мне и просила приехать, и я люблю ее, и никто никогда не узнает этого», – думал он.
Пьер все так же ездил в общество, так же много пил и вел ту же праздную и рассеянную жизнь, потому что, кроме тех часов, которые он проводил у Ростовых, надо было проводить и остальное время, и привычки и знакомства, сделанные им в Москве, непреодолимо влекли его к той жизни, которая захватила его. Но в последнее время, когда с театра войны приходили все более и более тревожные слухи и когда здоровье Наташи стало поправляться и она перестала возбуждать в нем прежнее чувство бережливой жалости, им стало овладевать более и более непонятное для него беспокойство. Он чувствовал, что то положение, в котором он находился, не могло продолжаться долго, что наступает катастрофа, долженствующая изменить всю его жизнь, и с нетерпением отыскивал во всем признаки этой приближающейся катастрофы. Пьеру было открыто одним из братьев масонов следующее, выведенное из Апокалипсиса Иоанна Богослова, пророчество относительно Наполеона.
В Апокалипсисе, главе тринадцатой, стихе восемнадцатом сказано: «Зде мудрость есть; иже имать ум да почтет число зверино: число бо человеческо есть и число его шестьсот шестьдесят шесть».
И той же главы в стихе пятом: «И даны быта ему уста глаголюща велика и хульна; и дана бысть ему область творити месяц четыре – десять два».
Французские буквы, подобно еврейскому число изображению, по которому первыми десятью буквами означаются единицы, а прочими десятки, имеют следующее значение:
a b c d e f g h i k.. l..m..n..o..p..q..r..s..t.. u…v w.. x.. y.. z
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 20 30 40 50 60 70 80 90 100 110 120 130 140 150 160
Написав по этой азбуке цифрами слова L'empereur Napoleon [император Наполеон], выходит, что сумма этих чисел равна 666 ти и что поэтому Наполеон есть тот зверь, о котором предсказано в Апокалипсисе. Кроме того, написав по этой же азбуке слова quarante deux [сорок два], то есть предел, который был положен зверю глаголати велика и хульна, сумма этих чисел, изображающих quarante deux, опять равна 666 ти, из чего выходит, что предел власти Наполеона наступил в 1812 м году, в котором французскому императору минуло 42 года. Предсказание это очень поразило Пьера, и он часто задавал себе вопрос о том, что именно положит предел власти зверя, то есть Наполеона, и, на основании тех же изображений слов цифрами и вычислениями, старался найти ответ на занимавший его вопрос. Пьер написал в ответе на этот вопрос: L'empereur Alexandre? La nation Russe? [Император Александр? Русский народ?] Он счел буквы, но сумма цифр выходила гораздо больше или меньше 666 ти. Один раз, занимаясь этими вычислениями, он написал свое имя – Comte Pierre Besouhoff; сумма цифр тоже далеко не вышла. Он, изменив орфографию, поставив z вместо s, прибавил de, прибавил article le и все не получал желаемого результата. Тогда ему пришло в голову, что ежели бы ответ на искомый вопрос и заключался в его имени, то в ответе непременно была бы названа его национальность. Он написал Le Russe Besuhoff и, сочтя цифры, получил 671. Только 5 было лишних; 5 означает «е», то самое «е», которое было откинуто в article перед словом L'empereur. Откинув точно так же, хотя и неправильно, «е», Пьер получил искомый ответ; L'Russe Besuhof, равное 666 ти. Открытие это взволновало его. Как, какой связью был он соединен с тем великим событием, которое было предсказано в Апокалипсисе, он не знал; но он ни на минуту не усумнился в этой связи. Его любовь к Ростовой, антихрист, нашествие Наполеона, комета, 666, l'empereur Napoleon и l'Russe Besuhof – все это вместе должно было созреть, разразиться и вывести его из того заколдованного, ничтожного мира московских привычек, в которых, он чувствовал себя плененным, и привести его к великому подвигу и великому счастию.
Пьер накануне того воскресенья, в которое читали молитву, обещал Ростовым привезти им от графа Растопчина, с которым он был хорошо знаком, и воззвание к России, и последние известия из армии. Поутру, заехав к графу Растопчину, Пьер у него застал только что приехавшего курьера из армии.
Курьер был один из знакомых Пьеру московских бальных танцоров.
– Ради бога, не можете ли вы меня облегчить? – сказал курьер, – у меня полна сумка писем к родителям.