Язык как инстинкт
«Язык как инстинкт» (1994) — книга, написанная Стивеном Пинкером для широкого круга читателей. В ней автор выдвигает идею о том, что способности к языку присущи человеку с рождения. Он опирается на идею Ноама Хомского о том, что в основе всех человеческих языков лежат единые грамматические принципы. В заключительной части книги Пинкер объясняет феномен человеческого языка как инстинкта, отходя от скептических воззрений Хомского на то, что эволюционная теория может объяснить языковую способность.
Содержание
Основные положения
Пинкер опровергает некоторые распространённые суждения относительно языка: о необходимости обучения детей родному языку, о скудности грамматических знаний большинства людей, о постоянном снижении качества языка, о значительном влиянии языка на образ мышления, о том, что животных возможно научить языку. Автор утверждает, что все эти представления ошибочны. Он предлагает рассматривать язык как исключительную способность людей, возникшую в ходе эволюции для решения специфических проблем коммуникации в первобытных обществах охотников и собирателей. Язык сравним с другими вариантами адаптации живых существ — пауки плетут паутину, бобры строят плотины, также повинуясь инстинкту.
Определяя язык как инстинкт, Пинкер полагает, что обработка металлов и даже письменность также не являются изобретением человека. Любая человеческая культура имеет свой язык, но лишь некоторые имеют доступ к технологиям. В качестве доказательства универсального характера языка Пинкер рассматривает спонтанное усвоение детьми грамматических правил даже в смешанной культурной среде, где нет формализованной грамматики. Глухие дети выражают руками то, что слышащие передают с помощью голоса, и самостоятельно изобретают язык жестов с правильной грамматикой, которая шире примитивного «Я Тарзан, ты Джейн». Язык (речь) также развивается в отсутствие формализованных правил или исправления родителями грамматических ошибок детей. Эти факты подтверждают, что язык является врождённой способностью, а не изобретением человека. Пинкер также разделяет язык и способность рассуждать, подчёркивая, что это не просто особенность развитого ума, но своего рода «ментальный модуль». Он выделяет лингвистическое понятие грамматики как зависимости элементов языка и формализованные правила, как например, грамматические правила американского английского. Автор утверждает, что если правила вроде «Английское предложение не может начинаться с предлога» требуют дополнительных разъяснений, они не соответствуют потребностям живого общения, поэтому от них следует отказаться. Вместо нормативной грамматики он предлагает рекомендательные правила, повышающие ясность изложения.
Пинкер пытается проследить суть языка как инстинкта, ссылаясь на собственные исследования процесса усвоения языка детьми, на труды других лингвистов и психологов, а также опираясь на многочисленные примеры из области культуры. К примеру, он отмечает, что некоторые повреждения мозга приводят к специфическим нарушениям речи — афазии Брока, афазии Вернике — когда затруднено понимание некоторых грамматических конструкций. В этом случае в детстве у человека возникает критический для развития речи период, равно как возникает критический период для развития зрения у котят. Многие положения книги основаны на теории Хомского об универсальной грамматике, принципы которой характерны для всех человеческих языков. Пинкер объясняет, что универсальная грамматика основана на способности некоторых структур человеческого мозга к распознаванию общих законов речи других людей: ставится ли в языке определение до или после определяемого слова и других. Это обусловливает процесс стремительного усвоения языка, для которого не существует объяснения с позиции логики. Такая способность к усвоению существует только в определённом детском возрасте, затем она утрачивается, освобождая ресурсы мозга по причине его высокой энергоёмкости.
Развитие идей Пинкера об инстинктивности языка
В книге «Атомы языка» Марк Бейкер, развивая гипотезу Пинкера, ставит мысленный эксперимент о биологической конкурентоспособности индивидов с тремя различными вариантами генов: с врождёнными и предварительно заданными грамматическими параметрами (homo rigidus), с отсутствием врождённых грамматических параметров (homo whateverus) и с врождёнными, но не «предустановленными» параметрами, то есть с возможностью выбора одного из противоположных вариантов для каждого параметра (homo parametrus). Бейкер приходит к выводу о биологической перспективности и конкурентоспособности только первого из трёх рассмотренных гипотетических генов[1].
Напишите отзыв о статье "Язык как инстинкт"
Примечания
- ↑ Бейкер М. Атомы языка. Грамматика в тёмном поле сознания. Пер. с англ. М.: Издательство ЛКИ, 2008. — 272 с.
Ссылки
- [pinker.wjh.harvard.edu/books/tli/index.html Личный веб-сайт Пинкера The Language Instinct] (англ.)
- [www.arts.uwaterloo.ca/~raha/reviews/Harris-Pinker.pdf обзор книги] (англ.)
- [www.grsampson.net/BLID.html Сайт о дебатах по поводу книги]
Это заготовка статьи по лингвистике. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Язык как инстинкт
– Нет, я, кажется, домой поеду…– Как домой, да вы вечер у нас хотели… И то редко стали бывать. А эта моя… – сказал добродушно граф, указывая на Наташу, – только при вас и весела…
– Да, я забыл… Мне непременно надо домой… Дела… – поспешно сказал Пьер.
– Ну так до свидания, – сказал граф, совсем уходя из комнаты.
– Отчего вы уезжаете? Отчего вы расстроены? Отчего?.. – спросила Пьера Наташа, вызывающе глядя ему в глаза.
«Оттого, что я тебя люблю! – хотел он сказать, но он не сказал этого, до слез покраснел и опустил глаза.
– Оттого, что мне лучше реже бывать у вас… Оттого… нет, просто у меня дела.
– Отчего? нет, скажите, – решительно начала было Наташа и вдруг замолчала. Они оба испуганно и смущенно смотрели друг на друга. Он попытался усмехнуться, но не мог: улыбка его выразила страдание, и он молча поцеловал ее руку и вышел.
Пьер решил сам с собою не бывать больше у Ростовых.
Петя, после полученного им решительного отказа, ушел в свою комнату и там, запершись от всех, горько плакал. Все сделали, как будто ничего не заметили, когда он к чаю пришел молчаливый и мрачный, с заплаканными глазами.
На другой день приехал государь. Несколько человек дворовых Ростовых отпросились пойти поглядеть царя. В это утро Петя долго одевался, причесывался и устроивал воротнички так, как у больших. Он хмурился перед зеркалом, делал жесты, пожимал плечами и, наконец, никому не сказавши, надел фуражку и вышел из дома с заднего крыльца, стараясь не быть замеченным. Петя решился идти прямо к тому месту, где был государь, и прямо объяснить какому нибудь камергеру (Пете казалось, что государя всегда окружают камергеры), что он, граф Ростов, несмотря на свою молодость, желает служить отечеству, что молодость не может быть препятствием для преданности и что он готов… Петя, в то время как он собирался, приготовил много прекрасных слов, которые он скажет камергеру.
Петя рассчитывал на успех своего представления государю именно потому, что он ребенок (Петя думал даже, как все удивятся его молодости), а вместе с тем в устройстве своих воротничков, в прическе и в степенной медлительной походке он хотел представить из себя старого человека. Но чем дальше он шел, чем больше он развлекался все прибывающим и прибывающим у Кремля народом, тем больше он забывал соблюдение степенности и медлительности, свойственных взрослым людям. Подходя к Кремлю, он уже стал заботиться о том, чтобы его не затолкали, и решительно, с угрожающим видом выставил по бокам локти. Но в Троицких воротах, несмотря на всю его решительность, люди, которые, вероятно, не знали, с какой патриотической целью он шел в Кремль, так прижали его к стене, что он должен был покориться и остановиться, пока в ворота с гудящим под сводами звуком проезжали экипажи. Около Пети стояла баба с лакеем, два купца и отставной солдат. Постояв несколько времени в воротах, Петя, не дождавшись того, чтобы все экипажи проехали, прежде других хотел тронуться дальше и начал решительно работать локтями; но баба, стоявшая против него, на которую он первую направил свои локти, сердито крикнула на него:
– Что, барчук, толкаешься, видишь – все стоят. Что ж лезть то!
– Так и все полезут, – сказал лакей и, тоже начав работать локтями, затискал Петю в вонючий угол ворот.
Петя отер руками пот, покрывавший его лицо, и поправил размочившиеся от пота воротнички, которые он так хорошо, как у больших, устроил дома.
Петя чувствовал, что он имеет непрезентабельный вид, и боялся, что ежели таким он представится камергерам, то его не допустят до государя. Но оправиться и перейти в другое место не было никакой возможности от тесноты. Один из проезжавших генералов был знакомый Ростовых. Петя хотел просить его помощи, но счел, что это было бы противно мужеству. Когда все экипажи проехали, толпа хлынула и вынесла и Петю на площадь, которая была вся занята народом. Не только по площади, но на откосах, на крышах, везде был народ. Только что Петя очутился на площади, он явственно услыхал наполнявшие весь Кремль звуки колоколов и радостного народного говора.
Одно время на площади было просторнее, но вдруг все головы открылись, все бросилось еще куда то вперед. Петю сдавили так, что он не мог дышать, и все закричало: «Ура! урра! ура!Петя поднимался на цыпочки, толкался, щипался, но ничего не мог видеть, кроме народа вокруг себя.
На всех лицах было одно общее выражение умиления и восторга. Одна купчиха, стоявшая подле Пети, рыдала, и слезы текли у нее из глаз.
– Отец, ангел, батюшка! – приговаривала она, отирая пальцем слезы.
– Ура! – кричали со всех сторон. С минуту толпа простояла на одном месте; но потом опять бросилась вперед.
Петя, сам себя не помня, стиснув зубы и зверски выкатив глаза, бросился вперед, работая локтями и крича «ура!», как будто он готов был и себя и всех убить в эту минуту, но с боков его лезли точно такие же зверские лица с такими же криками «ура!».