Язык птиц в мифологии

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

В мифологии, средневековой литературе и оккультизме язык птиц постулируется как мистический, совершенный божественный язык, используемый птицами при общении с посвящёнными.





В германо-скандинавской мифологии

В скандинавской мифологии способность понимать язык птиц была знаком великой мудрости. У бога Одина было два ворона, Хугин и Мунин, которые летали по всему миру и сообщали Одину о том, что происходит среди смертных.

Легендарный король Швеции Даг Мудрый был настолько мудр, что мог понимать, что говорят птицы. У него был ручной воробей, которой приносил для него новости.

Согласно Старшей Эдде, Сигурд случайно попробовал кровь дракона Фафнира, когда жарил его сердце . Это дало ему возможность понимать язык птиц, и это спасло ему жизнь. Птицы вокруг него обсуждали планы Регина убить Сигурда.

В суфизме

В суфизме язык птиц — мистический язык ангелов. «Язык птиц» (мантик ат-таир ar:منطق الطير) — мистические стихи персидского поэта Аттар, состоящие из 4647 строк.[1]

См. также

Напишите отзыв о статье "Язык птиц в мифологии"

Примечания

  1. [www.metmuseum.org/toah/hd/safa/ho_63.210.67.htm METmuseum.org]


Отрывок, характеризующий Язык птиц в мифологии

Наташа ближе придвинулась к нему. Лицо ее сияло восторженною радостью.
– Наташа, я слишком люблю вас. Больше всего на свете.
– А я? – Она отвернулась на мгновение. – Отчего же слишком? – сказала она.
– Отчего слишком?.. Ну, как вы думаете, как вы чувствуете по душе, по всей душе, буду я жив? Как вам кажется?
– Я уверена, я уверена! – почти вскрикнула Наташа, страстным движением взяв его за обе руки.
Он помолчал.
– Как бы хорошо! – И, взяв ее руку, он поцеловал ее.
Наташа была счастлива и взволнована; и тотчас же она вспомнила, что этого нельзя, что ему нужно спокойствие.
– Однако вы не спали, – сказала она, подавляя свою радость. – Постарайтесь заснуть… пожалуйста.
Он выпустил, пожав ее, ее руку, она перешла к свече и опять села в прежнее положение. Два раза она оглянулась на него, глаза его светились ей навстречу. Она задала себе урок на чулке и сказала себе, что до тех пор она не оглянется, пока не кончит его.
Действительно, скоро после этого он закрыл глаза и заснул. Он спал недолго и вдруг в холодном поту тревожно проснулся.
Засыпая, он думал все о том же, о чем он думал все ото время, – о жизни и смерти. И больше о смерти. Он чувствовал себя ближе к ней.
«Любовь? Что такое любовь? – думал он. – Любовь мешает смерти. Любовь есть жизнь. Все, все, что я понимаю, я понимаю только потому, что люблю. Все есть, все существует только потому, что я люблю. Все связано одною ею. Любовь есть бог, и умереть – значит мне, частице любви, вернуться к общему и вечному источнику». Мысли эти показались ему утешительны. Но это были только мысли. Чего то недоставало в них, что то было односторонне личное, умственное – не было очевидности. И было то же беспокойство и неясность. Он заснул.