Яйлаг

Яйлаг (яйлов, яйлак (тур. yaylak), жайлау (каз. жайлау, тат. җәйләү), или джайлоо (кирг. жайлоо) — тюркский термин, обозначающий летние высокогорные пастбища (от яй/жай (jay), означающего лето, и -лаг, притяжательного суффикса в тюркских языках). Обратный термин — гишлаг/кишлак или кыстау (встречается написание гышлаг; gishlag), зимнее пастбище (от киш,кыс, кыш, kış, qish или gish, тюркского слова, обозначающего зиму) или зимнее/круглогодичное поселение в Центральной Азии. В Иране слово «ейлак» (перс. ییلاق‎) соответствует русскому слову дача.

Крупный специалист в области номадизма, профессор Анатолий Казанов отмечает: «Особенное значение пасторализма обычно заключается в наиболее очевидном горном варианте скотоводства; в советской антропологии его часто относят к так называемому яйлагу». В западной антропологии яйлаг более или менее соответствует понятию en:transhumance (отгон скота на летние пастбища).

Яйлаг — практика, позволяющая людям, занимающимся животноводством в горных природных зонах, использовать пастбища в те времена года, когда они наиболее продуктивны. В течение одной части года стада содержатся на горных пастбищах и в остальное время находятся на расположенных в долинах землях. В частности, ритмы сезонного вертикального кочевания яйлаг-гишлаг (джайлоо-кыштоо) распространены в сельской местности в Азербайджане , Киргизии, Таджикистане, Турции.

См. также

• Яйла
• Джайлоо-туризм

Ссылки

• www.elibrary.az/docs/gbga.pdf

Отрывок, характеризующий Яйлаг

– Ах, убирайтесь вы все к черту, к черту, к черту и к черту!.. – закричал старый граф. – Голова кругом идет. – И он вышел из комнаты.
Графиня заплакала.
– Да, да, маменька, очень тяжелые времена! – сказал Берг.
Наташа вышла вместе с отцом и, как будто с трудом соображая что то, сначала пошла за ним, а потом побежала вниз.
На крыльце стоял Петя, занимавшийся вооружением людей, которые ехали из Москвы. На дворе все так же стояли заложенные подводы. Две из них были развязаны, и на одну из них влезал офицер, поддерживаемый денщиком.
– Ты знаешь за что? – спросил Петя Наташу (Наташа поняла, что Петя разумел: за что поссорились отец с матерью). Она не отвечала.
– За то, что папенька хотел отдать все подводы под ранепых, – сказал Петя. – Мне Васильич сказал. По моему…
– По моему, – вдруг закричала почти Наташа, обращая свое озлобленное лицо к Пете, – по моему, это такая гадость, такая мерзость, такая… я не знаю! Разве мы немцы какие нибудь?.. – Горло ее задрожало от судорожных рыданий, и она, боясь ослабеть и выпустить даром заряд своей злобы, повернулась и стремительно бросилась по лестнице. Берг сидел подле графини и родственно почтительно утешал ее. Граф с трубкой в руках ходил по комнате, когда Наташа, с изуродованным злобой лицом, как буря ворвалась в комнату и быстрыми шагами подошла к матери.
– Это гадость! Это мерзость! – закричала она. – Это не может быть, чтобы вы приказали.
Берг и графиня недоумевающе и испуганно смотрели на нее. Граф остановился у окна, прислушиваясь.
– Маменька, это нельзя; посмотрите, что на дворе! – закричала она. – Они остаются!..
– Что с тобой? Кто они? Что тебе надо?
– Раненые, вот кто! Это нельзя, маменька; это ни на что не похоже… Нет, маменька, голубушка, это не то, простите, пожалуйста, голубушка… Маменька, ну что нам то, что мы увезем, вы посмотрите только, что на дворе… Маменька!.. Это не может быть!..