Якимова Слобода (Светлогорский район)
Деревня
Показать/скрыть карты
|
Якимова Слобода (белор. Якімава Слабада) — деревня в Боровиковском сельсовете Светлогорского района Гомельской области Беларуси.
Содержание
География
Расположение
В 2 км на восток от Светлогорска, 3 км от железнодорожной станции Светлогорск-на-Березине (на линии Жлобин — Калинковичи), 112 км от Гомеля.
Гидрография
На западе — пойма реки Березина, озера Кривое и Глушец.
Транспортная сеть
На автодороге Светлогорск — Горваль. Планировка состоит из чуть изогнутой длинной улицы, ориентированной с юго-востока на северо-запад, к которой с запада присоединяются 3 улицы. Жилая застройка кирпичная и деревянная, усадебного типа.
История
Обнаруженные археологами поселения эпохи неолита, 4 — 2 тысячелетий до н. э. (в 1 км на В и 1,5 км на юго-восток от деревни, оба на правом берегу Березины), свидетельствуют о деятельности человека в этой местности с давних времён. В самой деревне имеется городище железного века и средневековья[1].
Согласно письменным источникам деревня известна с XVIII века как селение в Речицком повете Минского воеводства Великого княжества Литовского.
После 2-го раздела Речи Посполитой (1793 год) в составе Российской империи. Действовала Свято-Николаевская церковь (в ней хранились метрические книги с 1796 года). В 1850 году владение помещика Адамовича. Вместо старой в 1854 году построена новая деревянная церковь. В 1863 году построено здание школы и в ней начались занятия. Через деревню проходил большак из Рогачёва на Волынь и в Чернигов. Имелась почтовая станция (14 эпипажей), на Березине паромная переправа. Обозначена на карте 1866 года, которой пользовалась Западная экспедиция по осушению болот, работавшая в этих местах в 1890-е годы. Центр волости, в состав которой в 1885 году входили 20 селений с 580 дворами. В 1886 году открыто народное училище, действовала церковь. Согласно переписи 1897 года действовали церковь, народное училище, 4 магазина, трактир. Рядом одноимённый фольварк.
В 1908 году работало отделение почтовой связи, в Речицком уезде Минской губернии. В результате эпидемии холеры в 1910 году умерли 4 жителя. Действовал амбулаторно-врачебный пункт.
В августе 1918 года, во время немецкой оккупации (I-ая мировая война), Горвальский партизанский отряд занял деревню и установил в ней советскую власть. С 20 августа 1924 года до 1928 года центр Якимовослободского сельсовета Паричского района Бобруйского округа. В 1929 году организован колхоз. В 1930-е годы 8 жителей были репрессированы. Расположены Светлогорская птицефабрика, отделение связи, фельдшерско-акушерский пункт, школа, детский сад, дом культуры, библиотека, церковь.
Население
Численность
- 2004 год — 446 хозяйств, 1057 жителей.
Динамика
- 1850 год — 46 дворов.
- 1886 год — 58 дворов, 310 жителей.
- 1897 год — 73 двора, 462 жителя (согласно переписи).
- 1908 год — 114 дворов 668 жителей.
- 1925 год — 185 дворов.
- 1930 год — 194 двора, 1077 жителей.
- 1959 год — 1011 жителей (согласно переписи).
- 2004 год — 446 хозяйств, 1057 жителей.
См. также
Напишите отзыв о статье "Якимова Слобода (Светлогорский район)"
Примечания
- ↑ [gomelcivil.org/index.php/36-glavnaya/2530-u-yakimavaj-slabadze-pravedzeny-chargovyya-arkhealagichnyya-raskopki У Якімавай Слабадзе праведзены чарговыя археалагічныя раскопкі // Гомель гражданский. 22.10.2014. (белор.)]
Литература
- Гарады і вёскі Беларусі: Энцыклапедыя. Т. 2. Кн. 2. Гомельская вобласць / С. В. Марцэлеў; Рэдкалегія: Г. П. Пашкоў (галоўны рэдактар) і інш. — Мн.: БелЭн, 2005. 520 с.: іл. ISBN 985-11-0330-6. ISBN 985-11-0302-0. (белор.)
Ссылки
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
Для улучшения этой статьи желательно?: |
Отрывок, характеризующий Якимова Слобода (Светлогорский район)
– Скверно! но не в том дело. Друг мой, – сказал Долохов прерывающимся голосом, – где мы? Мы в Москве, я знаю. Я ничего, но я убил ее, убил… Она не перенесет этого. Она не перенесет…– Кто? – спросил Ростов.
– Мать моя. Моя мать, мой ангел, мой обожаемый ангел, мать, – и Долохов заплакал, сжимая руку Ростова. Когда он несколько успокоился, он объяснил Ростову, что живет с матерью, что ежели мать увидит его умирающим, она не перенесет этого. Он умолял Ростова ехать к ней и приготовить ее.
Ростов поехал вперед исполнять поручение, и к великому удивлению своему узнал, что Долохов, этот буян, бретёр Долохов жил в Москве с старушкой матерью и горбатой сестрой, и был самый нежный сын и брат.
Пьер в последнее время редко виделся с женою с глазу на глаз. И в Петербурге, и в Москве дом их постоянно бывал полон гостями. В следующую ночь после дуэли, он, как и часто делал, не пошел в спальню, а остался в своем огромном, отцовском кабинете, в том самом, в котором умер граф Безухий.
Он прилег на диван и хотел заснуть, для того чтобы забыть всё, что было с ним, но он не мог этого сделать. Такая буря чувств, мыслей, воспоминаний вдруг поднялась в его душе, что он не только не мог спать, но не мог сидеть на месте и должен был вскочить с дивана и быстрыми шагами ходить по комнате. То ему представлялась она в первое время после женитьбы, с открытыми плечами и усталым, страстным взглядом, и тотчас же рядом с нею представлялось красивое, наглое и твердо насмешливое лицо Долохова, каким оно было на обеде, и то же лицо Долохова, бледное, дрожащее и страдающее, каким оно было, когда он повернулся и упал на снег.
«Что ж было? – спрашивал он сам себя. – Я убил любовника , да, убил любовника своей жены. Да, это было. Отчего? Как я дошел до этого? – Оттого, что ты женился на ней, – отвечал внутренний голос.
«Но в чем же я виноват? – спрашивал он. – В том, что ты женился не любя ее, в том, что ты обманул и себя и ее, – и ему живо представилась та минута после ужина у князя Василья, когда он сказал эти невыходившие из него слова: „Je vous aime“. [Я вас люблю.] Всё от этого! Я и тогда чувствовал, думал он, я чувствовал тогда, что это было не то, что я не имел на это права. Так и вышло». Он вспомнил медовый месяц, и покраснел при этом воспоминании. Особенно живо, оскорбительно и постыдно было для него воспоминание о том, как однажды, вскоре после своей женитьбы, он в 12 м часу дня, в шелковом халате пришел из спальни в кабинет, и в кабинете застал главного управляющего, который почтительно поклонился, поглядел на лицо Пьера, на его халат и слегка улыбнулся, как бы выражая этой улыбкой почтительное сочувствие счастию своего принципала.
«А сколько раз я гордился ею, гордился ее величавой красотой, ее светским тактом, думал он; гордился тем своим домом, в котором она принимала весь Петербург, гордился ее неприступностью и красотой. Так вот чем я гордился?! Я тогда думал, что не понимаю ее. Как часто, вдумываясь в ее характер, я говорил себе, что я виноват, что не понимаю ее, не понимаю этого всегдашнего спокойствия, удовлетворенности и отсутствия всяких пристрастий и желаний, а вся разгадка была в том страшном слове, что она развратная женщина: сказал себе это страшное слово, и всё стало ясно!
«Анатоль ездил к ней занимать у нее денег и целовал ее в голые плечи. Она не давала ему денег, но позволяла целовать себя. Отец, шутя, возбуждал ее ревность; она с спокойной улыбкой говорила, что она не так глупа, чтобы быть ревнивой: пусть делает, что хочет, говорила она про меня. Я спросил у нее однажды, не чувствует ли она признаков беременности. Она засмеялась презрительно и сказала, что она не дура, чтобы желать иметь детей, и что от меня детей у нее не будет».
Потом он вспомнил грубость, ясность ее мыслей и вульгарность выражений, свойственных ей, несмотря на ее воспитание в высшем аристократическом кругу. «Я не какая нибудь дура… поди сам попробуй… allez vous promener», [убирайся,] говорила она. Часто, глядя на ее успех в глазах старых и молодых мужчин и женщин, Пьер не мог понять, отчего он не любил ее. Да я никогда не любил ее, говорил себе Пьер; я знал, что она развратная женщина, повторял он сам себе, но не смел признаться в этом.
И теперь Долохов, вот он сидит на снегу и насильно улыбается, и умирает, может быть, притворным каким то молодечеством отвечая на мое раскаянье!»
Пьер был один из тех людей, которые, несмотря на свою внешнюю, так называемую слабость характера, не ищут поверенного для своего горя. Он переработывал один в себе свое горе.
«Она во всем, во всем она одна виновата, – говорил он сам себе; – но что ж из этого? Зачем я себя связал с нею, зачем я ей сказал этот: „Je vous aime“, [Я вас люблю?] который был ложь и еще хуже чем ложь, говорил он сам себе. Я виноват и должен нести… Что? Позор имени, несчастие жизни? Э, всё вздор, – подумал он, – и позор имени, и честь, всё условно, всё независимо от меня.
