Якоба (графиня Геннегау)
| Якоба Баварская Jacoba<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;">  </td></tr>
| |||
| |||
|---|---|---|---|
| 1417 — 1432 | |||
| Предшественник: | Гильом IV Баварский | ||
| Преемник: | Филипп III Бургундский | ||
| Рождение: | 16 августа 1401 Ле-Кенуа, графство Эно | ||
| Смерть: | 8 октября 1436 (35 лет) замок Тейлинген близ Гааги | ||
| Род: |  Виттельсбахи
| ||
| Отец: | Вильгельм II Баварский | ||
| Мать: | Маргарита Бургундская | ||
| Супруг: | 1) Жан, дофин Франции 2) Жан IV Брабантский 3) Хамфри Ланкастерский, герцог Глостер 4) Франц Борзелен | ||
| Дети: | нет | ||
Якоба Баварская (нидерл. Jacoba, нем. Jakobäa, Jakobe, Jakobine; во французских источниках Жаклин, фр. Jacqueline; 1401—1436) — графиня Эно (Геннегау), дочь и наследница (с 1417) Вильгельма II Баварского, графа голландского и геннегауского.
Вступила в брак с французским дофином Жаном, герцогом Турени (1398—1417), скоро умершим, а потом с герцогом Жаном IV Брабантским, но этот брак вскоре был расторгнут, и в 1422 Иакобина вышла замуж за герцога Хемфри Глостерского, младшего брата короля Англии Генриха V и дядю Генриха VI.
Тогда Жан Брабантский, а после его смерти (1425) — герцог Бургундии Филипп Добрый, стали оспаривать её права на Голландию. Ожесточённая борьба закончилась в 1428 миром, по которому Якоба уступила Филиппу управление своими землями, но сохранила свой титул и также обязалась не вступать в брак без разрешения Филиппа.
В 1430 Якоба развелась с герцогом Глостерским и в 1432 тайно вступила в брак с зеландским дворянином Францем Борзеленом. Герцог бургундский захватил его в плен, и, чтобы спасти Борзелена от казни, Якоба была вынуждена отречься от своих владетельных прав в пользу Филиппа, после чего её земли были присоединены к Бургундии. Со смертью Якобы, не имевшей детей ни от одного брака, её род пресёкся.
Судьба Якобы служит излюбленным сюжетом голландских драматургов.
Напишите отзыв о статье "Якоба (графиня Геннегау)"
Литература
См. также
|
Это заготовка статьи о монархе, династии или её представителе. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
 |
В другом языковом разделе есть более полная статья Jakobäa (нем.) Вы можете помочь проекту, расширив текущую статью с помощью перевода.
|
Отрывок, характеризующий Якоба (графиня Геннегау)
– Мне известен ваш образ мыслей, – сказал масон, – и тот ваш образ мыслей, о котором вы говорите, и который вам кажется произведением вашего мысленного труда, есть образ мыслей большинства людей, есть однообразный плод гордости, лени и невежества. Извините меня, государь мой, ежели бы я не знал его, я бы не заговорил с вами. Ваш образ мыслей есть печальное заблуждение.– Точно так же, как я могу предполагать, что и вы находитесь в заблуждении, – сказал Пьер, слабо улыбаясь.
– Я никогда не посмею сказать, что я знаю истину, – сказал масон, всё более и более поражая Пьера своею определенностью и твердостью речи. – Никто один не может достигнуть до истины; только камень за камнем, с участием всех, миллионами поколений, от праотца Адама и до нашего времени, воздвигается тот храм, который должен быть достойным жилищем Великого Бога, – сказал масон и закрыл глаза.
– Я должен вам сказать, я не верю, не… верю в Бога, – с сожалением и усилием сказал Пьер, чувствуя необходимость высказать всю правду.
Масон внимательно посмотрел на Пьера и улыбнулся, как улыбнулся бы богач, державший в руках миллионы, бедняку, который бы сказал ему, что нет у него, у бедняка, пяти рублей, могущих сделать его счастие.
– Да, вы не знаете Его, государь мой, – сказал масон. – Вы не можете знать Его. Вы не знаете Его, оттого вы и несчастны.
– Да, да, я несчастен, подтвердил Пьер; – но что ж мне делать?
– Вы не знаете Его, государь мой, и оттого вы очень несчастны. Вы не знаете Его, а Он здесь, Он во мне. Он в моих словах, Он в тебе, и даже в тех кощунствующих речах, которые ты произнес сейчас! – строгим дрожащим голосом сказал масон.
Он помолчал и вздохнул, видимо стараясь успокоиться.
– Ежели бы Его не было, – сказал он тихо, – мы бы с вами не говорили о Нем, государь мой. О чем, о ком мы говорили? Кого ты отрицал? – вдруг сказал он с восторженной строгостью и властью в голосе. – Кто Его выдумал, ежели Его нет? Почему явилось в тебе предположение, что есть такое непонятное существо? Почему ты и весь мир предположили существование такого непостижимого существа, существа всемогущего, вечного и бесконечного во всех своих свойствах?… – Он остановился и долго молчал.
Пьер не мог и не хотел прерывать этого молчания.
– Он есть, но понять Его трудно, – заговорил опять масон, глядя не на лицо Пьера, а перед собою, своими старческими руками, которые от внутреннего волнения не могли оставаться спокойными, перебирая листы книги. – Ежели бы это был человек, в существовании которого ты бы сомневался, я бы привел к тебе этого человека, взял бы его за руку и показал тебе. Но как я, ничтожный смертный, покажу всё всемогущество, всю вечность, всю благость Его тому, кто слеп, или тому, кто закрывает глаза, чтобы не видать, не понимать Его, и не увидать, и не понять всю свою мерзость и порочность? – Он помолчал. – Кто ты? Что ты? Ты мечтаешь о себе, что ты мудрец, потому что ты мог произнести эти кощунственные слова, – сказал он с мрачной и презрительной усмешкой, – а ты глупее и безумнее малого ребенка, который бы, играя частями искусно сделанных часов, осмелился бы говорить, что, потому что он не понимает назначения этих часов, он и не верит в мастера, который их сделал. Познать Его трудно… Мы веками, от праотца Адама и до наших дней, работаем для этого познания и на бесконечность далеки от достижения нашей цели; но в непонимании Его мы видим только нашу слабость и Его величие… – Пьер, с замиранием сердца, блестящими глазами глядя в лицо масона, слушал его, не перебивал, не спрашивал его, а всей душой верил тому, что говорил ему этот чужой человек. Верил ли он тем разумным доводам, которые были в речи масона, или верил, как верят дети интонациям, убежденности и сердечности, которые были в речи масона, дрожанию голоса, которое иногда почти прерывало масона, или этим блестящим, старческим глазам, состарившимся на том же убеждении, или тому спокойствию, твердости и знанию своего назначения, которые светились из всего существа масона, и которые особенно сильно поражали его в сравнении с своей опущенностью и безнадежностью; – но он всей душой желал верить, и верил, и испытывал радостное чувство успокоения, обновления и возвращения к жизни.
