Якоби, Иван Варфоломеевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Иван Варфоломеевич Якоби<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Посмертный портрет работы Ю. Олешкевича</td></tr>

Генерал-губернатор Иркутского и Колыванского наместничеств
1783 — 1789
Предшественник: наместничество образовано
Преемник: Иван Алферьевич Пиль
Генерал-губернатор Симбирского и Уфимского наместничеств
1781 — 1783
Предшественник: Платон Степанович Мещерский
Преемник: Аким Иванович Апухтин
Астраханский губернатор
1776 — 1781
Предшественник: Пётр Никитич Кречетников
Преемник: Михаил Михайлович Жуков
 
Рождение: 1726(1726)
Смерть: 1803(1803)
Санкт-Петербург
 
Военная служба
Принадлежность: Российская империя Российская империя
Род войск: пехота
Звание: генерал от инфантерии
Командовал: Московский легион
Сражения: Русско-турецкая война 1768—1774, Кавказская война
 
Награды:

Ива́н Варфоломе́евич Яко́би (17261803) — русский военачальник и государственный деятель, генерал-губернатор Астраханский, Уфимский и Симбирский, Иркутский и Колыванский.





Биография

Родился в 1726 году и воспитывался в сухопутном шляхетном кадетском корпусе, по окончании которого в 1747 года получил чин прапорщика и отправился в Селенгинск, где отец его, Варфоломей Валентинович в то время был комендантом. Служил в Якутском гарнизонном пехотном полку. В Селенгинске Якоби провёл более пятнадцати лет, имея возможность непосредственно ознакомиться с той страной, которой впоследствии пришлось управлять ему самому.

Отец несколько раз отправлял сына курьером в Пекин. Первую такую поездку Якоби совершил в 1753 году «с грамотой Сената в Трибунал об отправленном российским купечеством караване». После этого он ещё несколько раз совершал поездки в Китай, ознакомился с местными обычаями и в качестве уполномоченного с российской стороны вёл с китайским правительством переговоры.

С 1762 года — подполковник, командир Селенгинского драгунского полка. С 1764 года — полковник.

После смерти отца, в 1769 году, Якоби в чине полковника оставил Сибирь и получил назначение во 2-ю армию, действовавшую против турок. При покорении Крымского полуострова Якоби прикрывал подвижные магазины и тяжёлые обозы армии. На пути от Козлова, будучи окружён многочисленными татарскими отрядами, он имел с ними беспрерывные схватки. 29 июня 1771 года Якоби храбро отразил жестокое нападение татар при реке Арыне, затем, опрокинув их при переправе через речки Азую и Азузу, он загнал их в горы. За кампанию 1771 года Якоби был награждён орденом Святой Анны.

В 1774 году турки высадились большими силами на крымский берег и окопались при Алуште. Якоби, начальствуя гренадерским каре Московского легиона, вёл с правой стороны атаку на неприятельский ретраншемент, стремительно напал и выбил неприятеля из окопов, причём овладел двумя орудиями. За этот подвиг Якоби 26 ноября 1775 года был награждён военным орденом Святого Георгия 3-го класса № 46

В турецкую войну во время атакования неприятельских войск, сделавших в 774 году при Алуште десант на Крымские берега, переводя тогда составленной из гренадер каре против правой стороны неприятельскаго ретраншамента, где самое сильнейшее сопротивление было, штыками отворил себе дорогу, преодолел и опрокинул неприятеля и овладел ретраншаментом с пушками, где получил контузию.

Тогда же он был произведён в генерал-майоры, а при заключении мира с Портой ему было пожаловано 500 крестьян в Белоруссии.

В 1776 года Якоби был назначен губернатором в Астрахань. Управляя этой губернией, он образовал из волгских казаков особое казачье войско под названием Моздокского и разместил его в шести станицах между Моздоком и Кизляром. Как опытный боевой генерал, Якоби начал с самых решительных мер по умиротворению горцев. Тогда же по поручению князя Г. А. Потёмкина Якоби приступил к устройству новой линии между Моздоком и Азовом, которая послужила бы надежным оплотом от вторжений в пределы России закубанцев и кабардинцев. Якоби с успехом выполнил это поручение: обширные степи, лежащие между Кубанью и Доном, прикрылись рядом крепостей и сильных казачьих станиц. Якоби хорошо понимал, что сами по себе договоры с Турцией не обезопасят российские границы от набегов турецких вассалов и горских племён, и потому спешил укоренить на новой линии переведённых сюда хопёрских и волгских казаков, начал заселение Ставропольской губернии казёнными крестьянами. Далее, он прилагал большие старания к поддержанию и усилению торговли с азиатскими народами, улучшил астраханский порт, украсил город новыми зданиями и заложил и построил Андреевскую крепость.

В 1779 году Якоби был произведён в генерал-поручики и получил орден Святого Александра Невского. 18 марта 1781 году он по Высочайшему повелению открыл Саратовское наместничество, созданное из северных уездов Астраханской губернии. Вскоре затем Якоби был назначен исправлять должность Уфимского и Симбирского генерал-губернатора, а также командира Оренбургского полевого корпуса и всех войск, расположенных по линиям того края.

При Якоби в Оренбурге была открыта Пограничная комиссия, заведовавшая всеми делами русского правительства в киргизской степи и сношениями со среднеазиатскими ханствами, было сделано много полезного по обустройству оренбургских и уральских казаков, проведена перепись населения.

В 1783 году Якоби был перемещён на должность генерал-губернатора Иркутского и Колыванского наместничеств[1]. При нём построены были в Иркутске и Колывани здания для присутственных мест, основаны приказы общественного призрения, богадельни, больницы, рабочие дома, открыты народные училища, облегчена участь каторжников; были возобновлены прервавшиеся торговые сношения с Китаем и завязалась оживленная торговля в Кяхте. За все эти труды Якоби был награждён орденом Святого Владимира 1-й степени. В своих записках барон В. И. Штейнгейль писал:[2]

Якоби жил в Иркутске истинно по-царски, проживая там несметную сумму — 35 тысяч рублей в год; одной прислуги у него было 75 человек. В Иркутске долго не могли забыть его праздников. Якоби был сменен по доносам и предан был суду сената. В числе доносчиков был секретарь его, выкравший его бумаги.

В 1789 году Якоби был отстранён от должности по наветам и подвергнут ответственности за якобы желание втравить Россию в войну с Китаем, с целью воспользоваться выгодами, ожидаемыми им от его положения генерал-губернатора окраины в военное время, за самовольное смещение чиновников и за неуважение к Сенату. Императрица Екатерина II была почти убеждена, что Якоби совершил серьёзные преступления. Сенат никак не мог прийти к единогласию по этому делу, и оно было взнесено к императрице. Результатом знакомства Екатерины с этим делом было полное оправдание Якоби и наказание доносчиков..

При императоре Павле Якоби был переименован в генерал-лейтенанты и вскоре пожалован в генералы от инфантерии, но в 1797 году он вышел в отставку и скончался в Санкт-Петербурге в 1803 году. В Москве на углу Петровки и Кузнецкого Моста Якоби имел собственный дом, после смерти перешедший его дочери А. И. Анненковой.

Награды

Дети

Дочь Ивана Варфоломеевича, Анна Ивановна (ум. 1842), была замужем за отставным капитаном лейб-гвардии Преображенского полка, советником Нижегородской гражданской палаты Александром Никаноровичем Анненковым; их сын, Иван Александрович Анненков, поручик Кавалергардского полка, состоял членом Петербургской ячейки Южного общества, участвовал в деятельности Северного общества декабристов, и после восстания на Сенатской площади был приговорён к каторжным работам в Сибири.

Напишите отзыв о статье "Якоби, Иван Варфоломеевич"

Примечания

  1. И. В. Щеглов Хронологический перечень важнейших данных из истории Сибири. Издание ВСРГО. Иркутск. 1883. стр. 193
  2. Записки В. И. Штейнгейля // Исторический Вестник. 1900. Т.4. — С. 123.

Литература

  • Русский биографический словарь: В 25 т. / под наблюдением А. А. Половцова. 1896—1918.
  • Семёнов В. Г., Семёнова В. П. Губернаторы Оренбургского края. Оренбург, 1999.
  • Бантыш-Каменский, Словарь достопамятных людей русской земли, ч. V, стр. 373—376.
  • Быконя Г. Ф. “Русское неподатное население Восточной Сибири в XVIII-начале XIX вв.” Красноярск, 1985 с. 203, 206-208.

Отрывок, характеризующий Якоби, Иван Варфоломеевич

– Эй, казак, подавай лошадь! – сказал он. – Ну, вы! сторонись! посторонись! дорогу!
Он с большим усилием добрался до лошади. Не переставая кричать, он тронулся вперед. Солдаты пожались, чтобы дать ему дорогу, но снова опять нажали на него так, что отдавили ему ногу, и ближайшие не были виноваты, потому что их давили еще сильнее.
– Несвицкий! Несвицкий! Ты, г'ожа! – послышался в это время сзади хриплый голос.
Несвицкий оглянулся и увидал в пятнадцати шагах отделенного от него живою массой двигающейся пехоты красного, черного, лохматого, в фуражке на затылке и в молодецки накинутом на плече ментике Ваську Денисова.
– Вели ты им, чег'тям, дьяволам, дать дог'огу, – кричал. Денисов, видимо находясь в припадке горячности, блестя и поводя своими черными, как уголь, глазами в воспаленных белках и махая невынутою из ножен саблей, которую он держал такою же красною, как и лицо, голою маленькою рукой.
– Э! Вася! – отвечал радостно Несвицкий. – Да ты что?
– Эскадг'ону пг'ойти нельзя, – кричал Васька Денисов, злобно открывая белые зубы, шпоря своего красивого вороного, кровного Бедуина, который, мигая ушами от штыков, на которые он натыкался, фыркая, брызгая вокруг себя пеной с мундштука, звеня, бил копытами по доскам моста и, казалось, готов был перепрыгнуть через перила моста, ежели бы ему позволил седок. – Что это? как баг'аны! точь в точь баг'аны! Пг'очь… дай дог'огу!… Стой там! ты повозка, чог'т! Саблей изг'ублю! – кричал он, действительно вынимая наголо саблю и начиная махать ею.
Солдаты с испуганными лицами нажались друг на друга, и Денисов присоединился к Несвицкому.
– Что же ты не пьян нынче? – сказал Несвицкий Денисову, когда он подъехал к нему.
– И напиться то вг'емени не дадут! – отвечал Васька Денисов. – Целый день то туда, то сюда таскают полк. Дг'аться – так дг'аться. А то чог'т знает что такое!
– Каким ты щеголем нынче! – оглядывая его новый ментик и вальтрап, сказал Несвицкий.
Денисов улыбнулся, достал из ташки платок, распространявший запах духов, и сунул в нос Несвицкому.
– Нельзя, в дело иду! выбг'ился, зубы вычистил и надушился.
Осанистая фигура Несвицкого, сопровождаемая казаком, и решительность Денисова, махавшего саблей и отчаянно кричавшего, подействовали так, что они протискались на ту сторону моста и остановили пехоту. Несвицкий нашел у выезда полковника, которому ему надо было передать приказание, и, исполнив свое поручение, поехал назад.
Расчистив дорогу, Денисов остановился у входа на мост. Небрежно сдерживая рвавшегося к своим и бившего ногой жеребца, он смотрел на двигавшийся ему навстречу эскадрон.
По доскам моста раздались прозрачные звуки копыт, как будто скакало несколько лошадей, и эскадрон, с офицерами впереди по четыре человека в ряд, растянулся по мосту и стал выходить на ту сторону.
Остановленные пехотные солдаты, толпясь в растоптанной у моста грязи, с тем особенным недоброжелательным чувством отчужденности и насмешки, с каким встречаются обыкновенно различные роды войск, смотрели на чистых, щеголеватых гусар, стройно проходивших мимо их.
– Нарядные ребята! Только бы на Подновинское!
– Что от них проку! Только напоказ и водят! – говорил другой.
– Пехота, не пыли! – шутил гусар, под которым лошадь, заиграв, брызнула грязью в пехотинца.
– Прогонял бы тебя с ранцем перехода два, шнурки то бы повытерлись, – обтирая рукавом грязь с лица, говорил пехотинец; – а то не человек, а птица сидит!
– То то бы тебя, Зикин, на коня посадить, ловок бы ты был, – шутил ефрейтор над худым, скрюченным от тяжести ранца солдатиком.
– Дубинку промеж ног возьми, вот тебе и конь буде, – отозвался гусар.


Остальная пехота поспешно проходила по мосту, спираясь воронкой у входа. Наконец повозки все прошли, давка стала меньше, и последний батальон вступил на мост. Одни гусары эскадрона Денисова оставались по ту сторону моста против неприятеля. Неприятель, вдалеке видный с противоположной горы, снизу, от моста, не был еще виден, так как из лощины, по которой текла река, горизонт оканчивался противоположным возвышением не дальше полуверсты. Впереди была пустыня, по которой кое где шевелились кучки наших разъездных казаков. Вдруг на противоположном возвышении дороги показались войска в синих капотах и артиллерия. Это были французы. Разъезд казаков рысью отошел под гору. Все офицеры и люди эскадрона Денисова, хотя и старались говорить о постороннем и смотреть по сторонам, не переставали думать только о том, что было там, на горе, и беспрестанно всё вглядывались в выходившие на горизонт пятна, которые они признавали за неприятельские войска. Погода после полудня опять прояснилась, солнце ярко спускалось над Дунаем и окружающими его темными горами. Было тихо, и с той горы изредка долетали звуки рожков и криков неприятеля. Между эскадроном и неприятелями уже никого не было, кроме мелких разъездов. Пустое пространство, саженей в триста, отделяло их от него. Неприятель перестал стрелять, и тем яснее чувствовалась та строгая, грозная, неприступная и неуловимая черта, которая разделяет два неприятельские войска.
«Один шаг за эту черту, напоминающую черту, отделяющую живых от мертвых, и – неизвестность страдания и смерть. И что там? кто там? там, за этим полем, и деревом, и крышей, освещенной солнцем? Никто не знает, и хочется знать; и страшно перейти эту черту, и хочется перейти ее; и знаешь, что рано или поздно придется перейти ее и узнать, что там, по той стороне черты, как и неизбежно узнать, что там, по ту сторону смерти. А сам силен, здоров, весел и раздражен и окружен такими здоровыми и раздраженно оживленными людьми». Так ежели и не думает, то чувствует всякий человек, находящийся в виду неприятеля, и чувство это придает особенный блеск и радостную резкость впечатлений всему происходящему в эти минуты.
На бугре у неприятеля показался дымок выстрела, и ядро, свистя, пролетело над головами гусарского эскадрона. Офицеры, стоявшие вместе, разъехались по местам. Гусары старательно стали выравнивать лошадей. В эскадроне всё замолкло. Все поглядывали вперед на неприятеля и на эскадронного командира, ожидая команды. Пролетело другое, третье ядро. Очевидно, что стреляли по гусарам; но ядро, равномерно быстро свистя, пролетало над головами гусар и ударялось где то сзади. Гусары не оглядывались, но при каждом звуке пролетающего ядра, будто по команде, весь эскадрон с своими однообразно разнообразными лицами, сдерживая дыханье, пока летело ядро, приподнимался на стременах и снова опускался. Солдаты, не поворачивая головы, косились друг на друга, с любопытством высматривая впечатление товарища. На каждом лице, от Денисова до горниста, показалась около губ и подбородка одна общая черта борьбы, раздраженности и волнения. Вахмистр хмурился, оглядывая солдат, как будто угрожая наказанием. Юнкер Миронов нагибался при каждом пролете ядра. Ростов, стоя на левом фланге на своем тронутом ногами, но видном Грачике, имел счастливый вид ученика, вызванного перед большою публикой к экзамену, в котором он уверен, что отличится. Он ясно и светло оглядывался на всех, как бы прося обратить внимание на то, как он спокойно стоит под ядрами. Но и в его лице та же черта чего то нового и строгого, против его воли, показывалась около рта.
– Кто там кланяется? Юнкег' Миг'онов! Hexoг'oшo, на меня смотг'ите! – закричал Денисов, которому не стоялось на месте и который вертелся на лошади перед эскадроном.
Курносое и черноволосатое лицо Васьки Денисова и вся его маленькая сбитая фигурка с его жилистою (с короткими пальцами, покрытыми волосами) кистью руки, в которой он держал ефес вынутой наголо сабли, было точно такое же, как и всегда, особенно к вечеру, после выпитых двух бутылок. Он был только более обыкновенного красен и, задрав свою мохнатую голову кверху, как птицы, когда они пьют, безжалостно вдавив своими маленькими ногами шпоры в бока доброго Бедуина, он, будто падая назад, поскакал к другому флангу эскадрона и хриплым голосом закричал, чтоб осмотрели пистолеты. Он подъехал к Кирстену. Штаб ротмистр, на широкой и степенной кобыле, шагом ехал навстречу Денисову. Штаб ротмистр, с своими длинными усами, был серьезен, как и всегда, только глаза его блестели больше обыкновенного.
– Да что? – сказал он Денисову, – не дойдет дело до драки. Вот увидишь, назад уйдем.
– Чог'т их знает, что делают – проворчал Денисов. – А! Г'остов! – крикнул он юнкеру, заметив его веселое лицо. – Ну, дождался.
И он улыбнулся одобрительно, видимо радуясь на юнкера.
Ростов почувствовал себя совершенно счастливым. В это время начальник показался на мосту. Денисов поскакал к нему.
– Ваше пг'евосходительство! позвольте атаковать! я их опг'окину.
– Какие тут атаки, – сказал начальник скучливым голосом, морщась, как от докучливой мухи. – И зачем вы тут стоите? Видите, фланкеры отступают. Ведите назад эскадрон.
Эскадрон перешел мост и вышел из под выстрелов, не потеряв ни одного человека. Вслед за ним перешел и второй эскадрон, бывший в цепи, и последние казаки очистили ту сторону.
Два эскадрона павлоградцев, перейдя мост, один за другим, пошли назад на гору. Полковой командир Карл Богданович Шуберт подъехал к эскадрону Денисова и ехал шагом недалеко от Ростова, не обращая на него никакого внимания, несмотря на то, что после бывшего столкновения за Телянина, они виделись теперь в первый раз. Ростов, чувствуя себя во фронте во власти человека, перед которым он теперь считал себя виноватым, не спускал глаз с атлетической спины, белокурого затылка и красной шеи полкового командира. Ростову то казалось, что Богданыч только притворяется невнимательным, и что вся цель его теперь состоит в том, чтоб испытать храбрость юнкера, и он выпрямлялся и весело оглядывался; то ему казалось, что Богданыч нарочно едет близко, чтобы показать Ростову свою храбрость. То ему думалось, что враг его теперь нарочно пошлет эскадрон в отчаянную атаку, чтобы наказать его, Ростова. То думалось, что после атаки он подойдет к нему и великодушно протянет ему, раненому, руку примирения.
Знакомая павлоградцам, с высокоподнятыми плечами, фигура Жеркова (он недавно выбыл из их полка) подъехала к полковому командиру. Жерков, после своего изгнания из главного штаба, не остался в полку, говоря, что он не дурак во фронте лямку тянуть, когда он при штабе, ничего не делая, получит наград больше, и умел пристроиться ординарцем к князю Багратиону. Он приехал к своему бывшему начальнику с приказанием от начальника ариергарда.