Якобсон, Анатолий Александрович
Поделись знанием:
– Да вот… (Анатоль посмотрел на часы) сейчас и ехать. Смотри же, Балага. А? Поспеешь?
– Да как выезд – счастлив ли будет, а то отчего же не поспеть? – сказал Балага. – Доставляли же в Тверь, в семь часов поспевали. Помнишь небось, ваше сиятельство.
– Ты знаешь ли, на Рожество из Твери я раз ехал, – сказал Анатоль с улыбкой воспоминания, обращаясь к Макарину, который во все глаза умиленно смотрел на Курагина. – Ты веришь ли, Макарка, что дух захватывало, как мы летели. Въехали в обоз, через два воза перескочили. А?
– Уж лошади ж были! – продолжал рассказ Балага. – Я тогда молодых пристяжных к каурому запрег, – обратился он к Долохову, – так веришь ли, Федор Иваныч, 60 верст звери летели; держать нельзя, руки закоченели, мороз был. Бросил вожжи, держи, мол, ваше сиятельство, сам, так в сани и повалился. Так ведь не то что погонять, до места держать нельзя. В три часа донесли черти. Издохла левая только.
Анатоль вышел из комнаты и через несколько минут вернулся в подпоясанной серебряным ремнем шубке и собольей шапке, молодцовато надетой на бекрень и очень шедшей к его красивому лицу. Поглядевшись в зеркало и в той самой позе, которую он взял перед зеркалом, став перед Долоховым, он взял стакан вина.
– Ну, Федя, прощай, спасибо за всё, прощай, – сказал Анатоль. – Ну, товарищи, друзья… он задумался… – молодости… моей, прощайте, – обратился он к Макарину и другим.
Несмотря на то, что все они ехали с ним, Анатоль видимо хотел сделать что то трогательное и торжественное из этого обращения к товарищам. Он говорил медленным, громким голосом и выставив грудь покачивал одной ногой. – Все возьмите стаканы; и ты, Балага. Ну, товарищи, друзья молодости моей, покутили мы, пожили, покутили. А? Теперь, когда свидимся? за границу уеду. Пожили, прощай, ребята. За здоровье! Ура!.. – сказал он, выпил свой стакан и хлопнул его об землю.
– Будь здоров, – сказал Балага, тоже выпив свой стакан и обтираясь платком. Макарин со слезами на глазах обнимал Анатоля. – Эх, князь, уж как грустно мне с тобой расстаться, – проговорил он.
– Ехать, ехать! – закричал Анатоль.
Балага было пошел из комнаты.
– Нет, стой, – сказал Анатоль. – Затвори двери, сесть надо. Вот так. – Затворили двери, и все сели.
– Ну, теперь марш, ребята! – сказал Анатоль вставая.
Лакей Joseph подал Анатолю сумку и саблю, и все вышли в переднюю.
– А шуба где? – сказал Долохов. – Эй, Игнатка! Поди к Матрене Матвеевне, спроси шубу, салоп соболий. Я слыхал, как увозят, – сказал Долохов, подмигнув. – Ведь она выскочит ни жива, ни мертва, в чем дома сидела; чуть замешкаешься, тут и слезы, и папаша, и мамаша, и сейчас озябла и назад, – а ты в шубу принимай сразу и неси в сани.
Лакей принес женский лисий салоп.
– Дурак, я тебе сказал соболий. Эй, Матрешка, соболий! – крикнул он так, что далеко по комнатам раздался его голос.
Красивая, худая и бледная цыганка, с блестящими, черными глазами и с черными, курчавыми сизого отлива волосами, в красной шали, выбежала с собольим салопом на руке.
– Что ж, мне не жаль, ты возьми, – сказала она, видимо робея перед своим господином и жалея салопа.
Долохов, не отвечая ей, взял шубу, накинул ее на Матрешу и закутал ее.
– Вот так, – сказал Долохов. – И потом вот так, – сказал он, и поднял ей около головы воротник, оставляя его только перед лицом немного открытым. – Потом вот так, видишь? – и он придвинул голову Анатоля к отверстию, оставленному воротником, из которого виднелась блестящая улыбка Матреши.
– Ну прощай, Матреша, – сказал Анатоль, целуя ее. – Эх, кончена моя гульба здесь! Стешке кланяйся. Ну, прощай! Прощай, Матреша; ты мне пожелай счастья.
– Ну, дай то вам Бог, князь, счастья большого, – сказала Матреша, с своим цыганским акцентом.
У крыльца стояли две тройки, двое молодцов ямщиков держали их. Балага сел на переднюю тройку, и, высоко поднимая локти, неторопливо разобрал вожжи. Анатоль и Долохов сели к нему. Макарин, Хвостиков и лакей сели в другую тройку.
– Готовы, что ль? – спросил Балага.
– Пущай! – крикнул он, заматывая вокруг рук вожжи, и тройка понесла бить вниз по Никитскому бульвару.
– Тпрру! Поди, эй!… Тпрру, – только слышался крик Балаги и молодца, сидевшего на козлах. На Арбатской площади тройка зацепила карету, что то затрещало, послышался крик, и тройка полетела по Арбату.
Дав два конца по Подновинскому Балага стал сдерживать и, вернувшись назад, остановил лошадей у перекрестка Старой Конюшенной.
Молодец соскочил держать под уздцы лошадей, Анатоль с Долоховым пошли по тротуару. Подходя к воротам, Долохов свистнул. Свисток отозвался ему и вслед за тем выбежала горничная.
– На двор войдите, а то видно, сейчас выйдет, – сказала она.
Долохов остался у ворот. Анатоль вошел за горничной на двор, поворотил за угол и вбежал на крыльцо.
Гаврило, огромный выездной лакей Марьи Дмитриевны, встретил Анатоля.
– К барыне пожалуйте, – басом сказал лакей, загораживая дорогу от двери.
– К какой барыне? Да ты кто? – запыхавшимся шопотом спрашивал Анатоль.
– Пожалуйте, приказано привесть.
– Курагин! назад, – кричал Долохов. – Измена! Назад!
Долохов у калитки, у которой он остановился, боролся с дворником, пытавшимся запереть за вошедшим Анатолем калитку. Долохов последним усилием оттолкнул дворника и схватив за руку выбежавшего Анатоля, выдернул его за калитку и побежал с ним назад к тройке.
Марья Дмитриевна, застав заплаканную Соню в коридоре, заставила ее во всем признаться. Перехватив записку Наташи и прочтя ее, Марья Дмитриевна с запиской в руке взошла к Наташе.
– Мерзавка, бесстыдница, – сказала она ей. – Слышать ничего не хочу! – Оттолкнув удивленными, но сухими глазами глядящую на нее Наташу, она заперла ее на ключ и приказав дворнику пропустить в ворота тех людей, которые придут нынче вечером, но не выпускать их, а лакею приказав привести этих людей к себе, села в гостиной, ожидая похитителей.
Когда Гаврило пришел доложить Марье Дмитриевне, что приходившие люди убежали, она нахмурившись встала и заложив назад руки, долго ходила по комнатам, обдумывая то, что ей делать. В 12 часу ночи она, ощупав ключ в кармане, пошла к комнате Наташи. Соня, рыдая, сидела в коридоре.
– Марья Дмитриевна, пустите меня к ней ради Бога! – сказала она. Марья Дмитриевна, не отвечая ей, отперла дверь и вошла. «Гадко, скверно… В моем доме… Мерзавка, девчонка… Только отца жалко!» думала Марья Дмитриевна, стараясь утолить свой гнев. «Как ни трудно, уж велю всем молчать и скрою от графа». Марья Дмитриевна решительными шагами вошла в комнату. Наташа лежала на диване, закрыв голову руками, и не шевелилась. Она лежала в том самом положении, в котором оставила ее Марья Дмитриевна.
| Анатолий Александрович Якобсон | |
 1973 год, перед отъездом из России. | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Дата смерти: |
28 сентября 1978 (43 года) |
| Место смерти: | |
| Гражданство: | |
| Род деятельности: |
поэт, переводчик, историк, правозащитник |
Анатолий Александрович Якобсон (30 апреля 1935, Москва — 28 сентября 1978, Иерусалим) — русский поэт, переводчик, историк русской литературы и идейной мысли, правозащитник.
Содержание
Биография
Родился в семье Александра Григорьевича Якобсона, по специальности аптекаря, и Татьяны Сергеевны урождённой Лившиц, в прошлом актриса ГОСЕТа[1]. Татьяна Сергеевна была родом из Резекне, её большая семья, более 70 человек, погибла во время Холокоста[2]. Отец Анатолия Александровича умер 1947 году. Дядя, Семён Григорьевич Якубсон, который взял на себя заботы о семье умершего брата, в 1952 году был арестован[3]. Его приговорили к 25 годам исправительно-трудовых лагерей, умер в Воркуте в 1955. Анатолий учился на историческом факультете Московского государственного педагогического института (1953—1958). В 1956 году женился на Майе Улановской, только что освободившейся из сталинских лагерей (они развелись в 1974). В 1959 году родился сын Александр, ныне израильский историк, публицист и политик.
С конца 1959 года работал учителем истории в школе № 689 (1-й Хорошевский проезд)[4]. С 1965 по май 1968-го преподавал историю и литературу в физико-математической школе № 2.[5] Выступал как переводчик с английского, итальянского, французского, польского и испанского языков (Франческо Петрарка, Т. Готье, Верлен, Честертон, Сесар Вальехо, М. Эрнандес, Лорка, А. Мицкевич, Ованес Туманян и др.).
Занимался правозащитной деятельностью. Был редактором «Хроники текущих событий» (лето 1969—осень 1972), выпустил её номера с 11-го по 27-й номер (за исключением15-го)[6]. Дружил с Ю. Даниэлем, Л. Алексеевой, А. Гелескулом, Н. Трауберг.
Автор работ о русской литературе — А. Блоке, Б. Пастернаке, А. Ахматовой, А. Платонове, В. Шаламове и др., — получивших высокую оценку А. Д. Сахарова, Л. К. Чуковской, М. М. Бахтина, М. С. Петровых, Д. С. Самойлова и др., публиковались за рубежом (в России были опубликованы лишь в 1990-х годах).
Эмиграция
В сентябре 1973 года под давлением властей вместе с семьей выехал из СССР. Работал на факультете славистики Иерусалимского университета.
Гибель
С 1974 у него развилось психическое заболевание. Покончил с собой в 1978 году.
Публикации
- Конец трагедии Нью-Йорк: Издательство имени Чехова, 1973 (то же: Вильнюс-Москва: Весть, 1992)
- Царственное слово
- О романтической идеологии
- Почва и судьба ред.-сост.: М. А. Улановская, В. Фромер; предисл. А. Гелескула; авт. примеч.: М. А. Улановская, В. Гершович. — Вильнюс; Москва: Весть, 1992
- Памяти Анатолия Якобсона: Сб. воспоминаний к 75-летию со дня рождения. — Бостон: М-Graphics Pub., 2010
О нем
- [www.antho.net/library/yacobson/ Анатолий Якобсон. Мемориальная Страница]
- [www.hro.org/node/8054 75-летию Анатолия Якобсона]
- Литвинов П. М. Анатолий Якобсон: Некролог // Хроника защиты прав в СССР. № 31, стр. 66—67 1978
- Гершуни В. Л. Не стало Толи Якобсона // Поиски. № 2, стр. 140—148 1980
- Освободивший себя: Памяти Анатолия Якобсона // Страна и мир. № 5, стр. 89—94 1988
- Алексеева Л. М. Поколение оттепели — М.: Захаров, 2006. — ISBN 5-8159-0603-4 Первое издание: Alexeyeva L., Goldberg P. The thaw generation: Coming of age in the Post-Stalin era. — Boston: Little Brown & Co, 1990. — ISBN 978-0316031462
- Ковалев С. А. Воспоминания: Вторая гл. из кн. “Полет белой вороны”
- Фейн Г. Н. [ilib.mirror1.mccme.ru/2/30-fejn.htm Памяти Толи Якобсона] Статья из журнала «Континент» том 20, стр. 365 1979
- Кузовкин Г. В. [solzhenicyn.ru/modules/pages/YAkobson_Anatolij_Aleksandrovich.html Якобсон Анатолий Александрович] Страница на сайте А. Солженицына
Напишите отзыв о статье "Якобсон, Анатолий Александрович"
Примечания
- ↑ [hwww.antho.net/library/yacobson/about/alexander-yacobson.html Александр Якобсон. Интервью Мемориальной Странице.]
- ↑ [www.antho.net/library/yacobson/about/irina-glinka.html Ирина Глинка. Дальше - Молчание.]
- ↑ [www.antho.net/library/yacobson/interview/nerv-roda.html А. Якобсон. Нерв рода.]
- ↑ Наталья Григорьева (Гелина). "Анатольич" и "Юночка" или уроки литературы и истории. // Памяти Анатолия Якобсона, М.:Пробел, 2010 С. 18-20.
- ↑ [www.antho.net/library/yacobson/2school.html Вторая школа о Якобсоне]
- ↑ Нателла Болтянская. [www.golos-ameriki.ru/media/video/soviet-dissidents-parallels-events-people/1841692.html 3-я серия. Хроника текущих событий (часть первая)]. «Параллели, события, люди». Голос Америки (31 января 2014). Проверено 1 февраля 2014.
Литература
- Улановская Н.М., Улановская М.А. История одной семьи. Мемуары. — СПб.: ИНАПРЕСС, 2003. — 464 с., фотоилл. — ISBN 5-87135-142-5. С. 286—312.
- Дубин Б. [magazines.russ.ru/novyi_mi/1993/6/bookrev01.html Конец трагедии] // Новый Мир. 1993. № 6.
Ссылки
- [web.archive.org/web/20010601021434/www.hro.org/editions/karta/nr24-25/yakobson.htm Якобсон о себе]
- [www.antho.net/library/yacobson/ Мемориальная страница на сайте Иерусалимская антология]
- [www.sakharov-center.ru/asfcd/auth/author.xtmpl?id=78 Страница на сайте Центра А. Д. Сахарова]
- [antology.igrunov.ru/authors/yakobs Страница в Антологии самиздата]
- [www.chukfamily.ru/Lidia/Dedications/Yakobson.htm Из лекций о Б.Пастернаке]
- [dinni.livejournal.com/569768.html Из лекций о Б.Пастернаке]
- [russianwriters.cn/2007/07/24/anatoliy-yakobson-lektsii-o-pasternake-3 Из лекций о Б.Пастернаке]
- [www.vekperevoda.com/1930/yakobson.htm Анатолий Якобсон] на сайте «Век перевода»
- [planeta.sch2.net/whoiswho На сайте Планета Sch2.net]
Отрывок, характеризующий Якобсон, Анатолий Александрович
– Что ж, когда ехать то, ваше сиятельство?– Да вот… (Анатоль посмотрел на часы) сейчас и ехать. Смотри же, Балага. А? Поспеешь?
– Да как выезд – счастлив ли будет, а то отчего же не поспеть? – сказал Балага. – Доставляли же в Тверь, в семь часов поспевали. Помнишь небось, ваше сиятельство.
– Ты знаешь ли, на Рожество из Твери я раз ехал, – сказал Анатоль с улыбкой воспоминания, обращаясь к Макарину, который во все глаза умиленно смотрел на Курагина. – Ты веришь ли, Макарка, что дух захватывало, как мы летели. Въехали в обоз, через два воза перескочили. А?
– Уж лошади ж были! – продолжал рассказ Балага. – Я тогда молодых пристяжных к каурому запрег, – обратился он к Долохову, – так веришь ли, Федор Иваныч, 60 верст звери летели; держать нельзя, руки закоченели, мороз был. Бросил вожжи, держи, мол, ваше сиятельство, сам, так в сани и повалился. Так ведь не то что погонять, до места держать нельзя. В три часа донесли черти. Издохла левая только.
Анатоль вышел из комнаты и через несколько минут вернулся в подпоясанной серебряным ремнем шубке и собольей шапке, молодцовато надетой на бекрень и очень шедшей к его красивому лицу. Поглядевшись в зеркало и в той самой позе, которую он взял перед зеркалом, став перед Долоховым, он взял стакан вина.
– Ну, Федя, прощай, спасибо за всё, прощай, – сказал Анатоль. – Ну, товарищи, друзья… он задумался… – молодости… моей, прощайте, – обратился он к Макарину и другим.
Несмотря на то, что все они ехали с ним, Анатоль видимо хотел сделать что то трогательное и торжественное из этого обращения к товарищам. Он говорил медленным, громким голосом и выставив грудь покачивал одной ногой. – Все возьмите стаканы; и ты, Балага. Ну, товарищи, друзья молодости моей, покутили мы, пожили, покутили. А? Теперь, когда свидимся? за границу уеду. Пожили, прощай, ребята. За здоровье! Ура!.. – сказал он, выпил свой стакан и хлопнул его об землю.
– Будь здоров, – сказал Балага, тоже выпив свой стакан и обтираясь платком. Макарин со слезами на глазах обнимал Анатоля. – Эх, князь, уж как грустно мне с тобой расстаться, – проговорил он.
– Ехать, ехать! – закричал Анатоль.
Балага было пошел из комнаты.
– Нет, стой, – сказал Анатоль. – Затвори двери, сесть надо. Вот так. – Затворили двери, и все сели.
– Ну, теперь марш, ребята! – сказал Анатоль вставая.
Лакей Joseph подал Анатолю сумку и саблю, и все вышли в переднюю.
– А шуба где? – сказал Долохов. – Эй, Игнатка! Поди к Матрене Матвеевне, спроси шубу, салоп соболий. Я слыхал, как увозят, – сказал Долохов, подмигнув. – Ведь она выскочит ни жива, ни мертва, в чем дома сидела; чуть замешкаешься, тут и слезы, и папаша, и мамаша, и сейчас озябла и назад, – а ты в шубу принимай сразу и неси в сани.
Лакей принес женский лисий салоп.
– Дурак, я тебе сказал соболий. Эй, Матрешка, соболий! – крикнул он так, что далеко по комнатам раздался его голос.
Красивая, худая и бледная цыганка, с блестящими, черными глазами и с черными, курчавыми сизого отлива волосами, в красной шали, выбежала с собольим салопом на руке.
– Что ж, мне не жаль, ты возьми, – сказала она, видимо робея перед своим господином и жалея салопа.
Долохов, не отвечая ей, взял шубу, накинул ее на Матрешу и закутал ее.
– Вот так, – сказал Долохов. – И потом вот так, – сказал он, и поднял ей около головы воротник, оставляя его только перед лицом немного открытым. – Потом вот так, видишь? – и он придвинул голову Анатоля к отверстию, оставленному воротником, из которого виднелась блестящая улыбка Матреши.
– Ну прощай, Матреша, – сказал Анатоль, целуя ее. – Эх, кончена моя гульба здесь! Стешке кланяйся. Ну, прощай! Прощай, Матреша; ты мне пожелай счастья.
– Ну, дай то вам Бог, князь, счастья большого, – сказала Матреша, с своим цыганским акцентом.
У крыльца стояли две тройки, двое молодцов ямщиков держали их. Балага сел на переднюю тройку, и, высоко поднимая локти, неторопливо разобрал вожжи. Анатоль и Долохов сели к нему. Макарин, Хвостиков и лакей сели в другую тройку.
– Готовы, что ль? – спросил Балага.
– Пущай! – крикнул он, заматывая вокруг рук вожжи, и тройка понесла бить вниз по Никитскому бульвару.
– Тпрру! Поди, эй!… Тпрру, – только слышался крик Балаги и молодца, сидевшего на козлах. На Арбатской площади тройка зацепила карету, что то затрещало, послышался крик, и тройка полетела по Арбату.
Дав два конца по Подновинскому Балага стал сдерживать и, вернувшись назад, остановил лошадей у перекрестка Старой Конюшенной.
Молодец соскочил держать под уздцы лошадей, Анатоль с Долоховым пошли по тротуару. Подходя к воротам, Долохов свистнул. Свисток отозвался ему и вслед за тем выбежала горничная.
– На двор войдите, а то видно, сейчас выйдет, – сказала она.
Долохов остался у ворот. Анатоль вошел за горничной на двор, поворотил за угол и вбежал на крыльцо.
Гаврило, огромный выездной лакей Марьи Дмитриевны, встретил Анатоля.
– К барыне пожалуйте, – басом сказал лакей, загораживая дорогу от двери.
– К какой барыне? Да ты кто? – запыхавшимся шопотом спрашивал Анатоль.
– Пожалуйте, приказано привесть.
– Курагин! назад, – кричал Долохов. – Измена! Назад!
Долохов у калитки, у которой он остановился, боролся с дворником, пытавшимся запереть за вошедшим Анатолем калитку. Долохов последним усилием оттолкнул дворника и схватив за руку выбежавшего Анатоля, выдернул его за калитку и побежал с ним назад к тройке.
Марья Дмитриевна, застав заплаканную Соню в коридоре, заставила ее во всем признаться. Перехватив записку Наташи и прочтя ее, Марья Дмитриевна с запиской в руке взошла к Наташе.
– Мерзавка, бесстыдница, – сказала она ей. – Слышать ничего не хочу! – Оттолкнув удивленными, но сухими глазами глядящую на нее Наташу, она заперла ее на ключ и приказав дворнику пропустить в ворота тех людей, которые придут нынче вечером, но не выпускать их, а лакею приказав привести этих людей к себе, села в гостиной, ожидая похитителей.
Когда Гаврило пришел доложить Марье Дмитриевне, что приходившие люди убежали, она нахмурившись встала и заложив назад руки, долго ходила по комнатам, обдумывая то, что ей делать. В 12 часу ночи она, ощупав ключ в кармане, пошла к комнате Наташи. Соня, рыдая, сидела в коридоре.
– Марья Дмитриевна, пустите меня к ней ради Бога! – сказала она. Марья Дмитриевна, не отвечая ей, отперла дверь и вошла. «Гадко, скверно… В моем доме… Мерзавка, девчонка… Только отца жалко!» думала Марья Дмитриевна, стараясь утолить свой гнев. «Как ни трудно, уж велю всем молчать и скрою от графа». Марья Дмитриевна решительными шагами вошла в комнату. Наташа лежала на диване, закрыв голову руками, и не шевелилась. Она лежала в том самом положении, в котором оставила ее Марья Дмитриевна.
Категории:
- Родившиеся 30 апреля
- Родившиеся в 1935 году
- Персоналии по алфавиту
- Родившиеся в Москве
- Умершие 28 сентября
- Умершие в 1978 году
- Умершие в Иерусалиме
- Писатели по алфавиту
- Литературоведы России
- Переводчики России
- Переводчики поэзии на русский язык
- Литературоведы Израиля
- Правозащитники СССР
- Советские диссиденты
- Писатели, совершившие самоубийство
- Повесившиеся
