Яковлев, Пётр Афанасьевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Пётр Афанасьевич Яковлев
Дата рождения

8 сентября 1925(1925-09-08)

Место рождения

дер. Титовка, Рославльский уезд, Смоленская губерния, РСФСР, СССР

Дата смерти

18 октября 1944(1944-10-18) (19 лет)

Место смерти

окрестности города Кибартай, Вилкавишкский район, Литовская ССР, СССР[1]

Принадлежность

СССР СССР

Род войск

стрелковые войска

Годы службы

19431944

Звание

красноармеец

Сражения/войны

Великая Отечественная война

Награды и премии

Пётр Афана́сьевич Я́ковлев (8 сентября 1925 года — 18 октября 1944 года) — участник Великой Отечественной войны, командир пулемётного расчёта 449-го Каунасского стрелкового полка 144-й стрелковой дивизии 5-й армии 3-го Белорусского фронта, Герой Советского Союза, красноармеец.





Биография

Родился 8 сентября 1925 года в деревне Титовка ныне Шумячского района Смоленской области в семье крестьянина. Русский. В 1939 году его семья переселилась в деревню Селюты. Здесь в 1941 году Петр Яковлев окончил 8 классов средней школы. В период гитлеровской оккупации Смоленщины Яковлева угоняли на каторжные работы в Германию, но по дороге он бежал и ушёл к партизанам. После освобождения района, в сентябре 1943 года, Пётр был призван в Красную армию.

На фронте с октября 1943 года. В составе 449-го стрелкового полка участвовал в освобождении Белоруссии и Литвы.

Летом 1944 года стрелковый полк, где наводчиком станкового пулемёта служил Яковлев, прорвав оборону противника в районе города Витебска, с боями продвигался вперёд. На окраине станции Богушевск гитлеровцы оказали упорное сопротивление. Под ураганным огнём противника наша пехота залегла. Комсомолец Пётр Яковлев первым поднялся в атаку и ворвался на станцию. Быстро установил пулемёт и огнём расчистил дорогу наступавшим подразделениям. Приказом командира полка был награждён медалью «За отвагу».

В числе первых Пётр Яковлев переправился на западный берег Березины. Особенно отличился он в боях за столицу Литовской ССР город Вильнюс. Подразделение гитлеровцев, попавшее в окружение в одном из городских кварталов, всеми силами стремилось вырваться из кольца. Пётр установил свой пулемёт на перекрестке улиц и метким огнём разил перебегавших фашистов. С помощью двух автоматчиков он отбил несколько контратак, уничтожив большое количество вражеских солдат и офицеров. За мужество, проявленное при освобождении Вильнюса, Петра Яковлева наградили орденом Красной Звезды.

Героический поступок пулемётчик Яковлев совершил при форсировании реки Неман. 25 июля 1944 года в районе населённого пункта Румшишки (южнее города Каунас, Литва) вражеские пулемётчики с противоположного берега яростно обстреливали переправу. Их огонь был так плотен, что нескольким лодкам, уже отчалившим от берега, пришлось вернуться. Яковлев первым в полку на лодке переправился через реку. Установив пулемёт, он несколькими очередями подавил 2 огневые точки противника, что облегчило переправу остальных подразделений полка. На позицию пулемётчиков гитлеровцы предприняли несколько контратак. Последнюю атаку советские бойцы отбили гранатами. В пулемёте Яковлева осталась последняя лента, а сам он был ранен. Более 80 солдат и офицеров уничтожил он в этом бою.

Наступление продолжалось. 18 октября 1944 года при прорыве вражеских укреплений у город Кибартай (Литва) Яковлев пал смертью храбрых.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 24 марта 1945 года за образцовое выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с немецко-фашистским захватчиками и проявленные при этом мужество и героизм красноармейцу Яковлеву Петру Афанасьевичу посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.

Награды

Память

Напишите отзыв о статье "Яковлев, Пётр Афанасьевич"

Примечания

Ссылки

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=3178 Яковлев, Пётр Афанасьевич]. Сайт «Герои Страны».  (Проверено 13 августа 2011)

Отрывок, характеризующий Яковлев, Пётр Афанасьевич

– К главнокомандующему приказали, – отвечал кучер.
– Дурак! скотина! – закричал Пьер, что редко с ним случалось, ругая своего кучера. – Домой я велел; и скорее ступай, болван. Еще нынче надо выехать, – про себя проговорил Пьер.
Пьер при виде наказанного француза и толпы, окружавшей Лобное место, так окончательно решил, что не может долее оставаться в Москве и едет нынче же в армию, что ему казалось, что он или сказал об этом кучеру, или что кучер сам должен был знать это.
Приехав домой, Пьер отдал приказание своему все знающему, все умеющему, известному всей Москве кучеру Евстафьевичу о том, что он в ночь едет в Можайск к войску и чтобы туда были высланы его верховые лошади. Все это не могло быть сделано в тот же день, и потому, по представлению Евстафьевича, Пьер должен был отложить свой отъезд до другого дня, с тем чтобы дать время подставам выехать на дорогу.
24 го числа прояснело после дурной погоды, и в этот день после обеда Пьер выехал из Москвы. Ночью, переменя лошадей в Перхушкове, Пьер узнал, что в этот вечер было большое сражение. Рассказывали, что здесь, в Перхушкове, земля дрожала от выстрелов. На вопросы Пьера о том, кто победил, никто не мог дать ему ответа. (Это было сражение 24 го числа при Шевардине.) На рассвете Пьер подъезжал к Можайску.
Все дома Можайска были заняты постоем войск, и на постоялом дворе, на котором Пьера встретили его берейтор и кучер, в горницах не было места: все было полно офицерами.
В Можайске и за Можайском везде стояли и шли войска. Казаки, пешие, конные солдаты, фуры, ящики, пушки виднелись со всех сторон. Пьер торопился скорее ехать вперед, и чем дальше он отъезжал от Москвы и чем глубже погружался в это море войск, тем больше им овладевала тревога беспокойства и не испытанное еще им новое радостное чувство. Это было чувство, подобное тому, которое он испытывал и в Слободском дворце во время приезда государя, – чувство необходимости предпринять что то и пожертвовать чем то. Он испытывал теперь приятное чувство сознания того, что все то, что составляет счастье людей, удобства жизни, богатство, даже самая жизнь, есть вздор, который приятно откинуть в сравнении с чем то… С чем, Пьер не мог себе дать отчета, да и ее старался уяснить себе, для кого и для чего он находит особенную прелесть пожертвовать всем. Его не занимало то, для чего он хочет жертвовать, но самое жертвование составляло для него новое радостное чувство.


24 го было сражение при Шевардинском редуте, 25 го не было пущено ни одного выстрела ни с той, ни с другой стороны, 26 го произошло Бородинское сражение.
Для чего и как были даны и приняты сражения при Шевардине и при Бородине? Для чего было дано Бородинское сражение? Ни для французов, ни для русских оно не имело ни малейшего смысла. Результатом ближайшим было и должно было быть – для русских то, что мы приблизились к погибели Москвы (чего мы боялись больше всего в мире), а для французов то, что они приблизились к погибели всей армии (чего они тоже боялись больше всего в мире). Результат этот был тогда же совершении очевиден, а между тем Наполеон дал, а Кутузов принял это сражение.
Ежели бы полководцы руководились разумными причинами, казалось, как ясно должно было быть для Наполеона, что, зайдя за две тысячи верст и принимая сражение с вероятной случайностью потери четверти армии, он шел на верную погибель; и столь же ясно бы должно было казаться Кутузову, что, принимая сражение и тоже рискуя потерять четверть армии, он наверное теряет Москву. Для Кутузова это было математически ясно, как ясно то, что ежели в шашках у меня меньше одной шашкой и я буду меняться, я наверное проиграю и потому не должен меняться.
Когда у противника шестнадцать шашек, а у меня четырнадцать, то я только на одну восьмую слабее его; а когда я поменяюсь тринадцатью шашками, то он будет втрое сильнее меня.
До Бородинского сражения наши силы приблизительно относились к французским как пять к шести, а после сражения как один к двум, то есть до сражения сто тысяч; ста двадцати, а после сражения пятьдесят к ста. А вместе с тем умный и опытный Кутузов принял сражение. Наполеон же, гениальный полководец, как его называют, дал сражение, теряя четверть армии и еще более растягивая свою линию. Ежели скажут, что, заняв Москву, он думал, как занятием Вены, кончить кампанию, то против этого есть много доказательств. Сами историки Наполеона рассказывают, что еще от Смоленска он хотел остановиться, знал опасность своего растянутого положения знал, что занятие Москвы не будет концом кампании, потому что от Смоленска он видел, в каком положении оставлялись ему русские города, и не получал ни одного ответа на свои неоднократные заявления о желании вести переговоры.