Ямбургский уезд
|
Ямбургский уезд
|
Я́мбургский уе́зд (первоначально Ямско́й уе́зд, с 1922 года — Ки́нгисеппский[2]) — административно-территориальная единица первоначально в составе Водской пятины, затем в Санкт-Петербургской губернии Российской империи и РСФСР, существовавшая в 1727—1927 годах. Уездный город — Ямбург.
Содержание
География
Ямбургский уезд располагался в западной части Санкт-Петербургской губернии и граничил с Петергофским уездом на севере, Царскосельским уездом на востоке, Лужским и Гдовским уездами на юге и Эстляндской губернией на западе. Площадь уезда в 1897 году составляла 3 527,4[1] верст² (4 014 км²), в 1926 году — 4 735[3] км².
Современное положение
Территория бывшего Ямбургского уезда входит в состав Кингисеппского, Волосовскго и Сланцевского районов Ленинградской области.
История
В 1497/98 году Ямской уезд с центром в городе Ям располагался в Новгородской земле, бо́льшая часть его территории лежала в Водской пятине и незначительная (местность между реками Наровой и Лугой) — в Шелонской пятине. По Столбовскому миру 1617 года эта территория перешла под власть Швеции. Ям стал называться Ямбургом и являлся одним из центров шведской Ингерманландии.
В Российской империи
В 1703 году в ходе Северной войны крепость и близлежащие земли вернулась в состав России. В 1708 году территория перешла в личное владение Меншикова и вернулась в казну лишь после его ссылки.
Уезд был образован в составе губернии при упразднении дистриктов в 1727 году как часть Санкт-Петербургской провинции Санкт-Петербургской губернии.
1 января 1780 года по указу Екатерины II в составе Санкт-Петербургской губернии введено новое уездное деление. В связи с этим часть территории Ямбургского уезда вошла в состав вновь образованных Ораниенбаумского и Нарвского уездов[4]. Основным занятием жителей было сельское хозяйство и продажа его продуктов в столицу. В самом же Ямбурге во второй половине XIX века открылись промышленные предприятия. В 1796 году Нарвский уезд был упразднен, его территория вошла в состав Ямбургского уезда.
При советской власти
В связи с отделением Эстонии от России в 1918 году, Ямбургский уезд стал пограничным регионом.
В 1922 году уезд был переименован в Кингисеппский в связи с переименованием его центра в честь эстонского революционера Виктора Кингисеппа.
1 августа 1927 года при образовании Ленинградской области на территории уезда было образовано четыре района: Кингисеппский, Котельский, Молосковицкий районы Кингисеппского округа и Осьминский район Лужского округа[5].
Между районами территория уезда была распределена следующим образом:
- Врудская волость — Робитицкий сельсовет, деревни Ославье и Рогатино Ославского сельсовета, деревни Домашковицы и Сяглицы Сяглицкого сельсовета вошли в состав Волосовского района, остальная территория волости (13 сельсоветов) — в состав Молосковицкого района.
- Кингисеппская волость — 18 сельсоветов вошло в состав Кингисеппского района, Беседский и Недоблицкий сельсовет — в состав Молосковицкого района.
- Котельская волость — посёлок Ново-Стеклянный Пилловского сельсовета вошёл в состав Кингисеппского района, остальная территория волости — в состав Котельского района.
- Ложголовская волость — деревня Муравейно Муравейнского сельсовета вошла в состав Кингисеппского района, остальная территория (14 сельсоветов) — в состав Осьминского района Лужского округа.
- Молосковицкая волость — 15 сельсоветов вошли в состав Молосковицкого района, Сабский (без селения Редкино), Хотнежский и Твердятский сельсоветы — в состав Осьминского района Лужского округа.
- Нарвская волость — Волковский, Куровицкий, Больше-Кузёмкинский, Новодеревенский и Орельский сельсоветы вошли в состав Кингисеппского района, Липовский, Курголовский, Конновский, Кирьямский, Кракольский, Островский и Песковский сельсоветы — в состав Котельского района.
- Осьминская волость — полностью (14 сельсоветов) вошла в состав Осьминского района Лужского округа.
- Сойкинская волость — полностью (9 сельсоветов) вошла в состав Котельского района.
Административное деление
В 1913 году в состав уезда входило 12 волостей[6]:
- Врудская,
- Горская (с. Новопятница),
- Княжевская (с. Ильеши),
- Котельская (с. Большой Конец),
- Лужицкая (д. Косколово),
- Наровская (д. Куземкино),
- Ополицкая,
- Ратчинская,
- Редкинская,
- Стремленская (д. Малое Стремленье),
- [ru.wikipedia.org/w/index.php?title=%D0%9A%D1%83%D1%80%D1%81%D0%BA%D0%BE%D0%B5_%D1%81%D0%B5%D0%BB%D1%8C%D1%81%D0%BA%D0%BE%D0%B5_%D0%BF%D0%BE%D1%81%D0%B5%D0%BB%D0%B5%D0%BD%D0%B8%D0%B5_(%D0%9B%D0%B5%D0%BD%D0%B8%D0%BD%D0%B3%D1%80%D0%B0%D0%B4%D1%81%D0%BA%D0%B0%D1%8F_%D0%BE%D0%B1%D0%BB%D0%B0%D1%81%D1%82%D1%8C) Яблоницкая],
- Ястребинская.
Постановлением Президиума ВЦИК от 14 февраля 1923 года было утверждено деление уезда на 10 волостей (Молосковицкая, Горская, Наровская, Осьминская, Сойкинская, Ложголовская, Котельская, Ястребинская, Врудская, Редкинская волости).
Постановлением Президиума ВЦИК от 7 февраля 1927 года было произведено укрупнение волостей. Уезд разделён на 8 волостей: Врудская (центр — селение Большая Вруда), Кингисеппская, Котельская, Ложголовская, Молосковицкая, Нарвская (центр — селение Кузёмкино), Осьминская, Сойкинская (центр — селение Косколово).
Население
По данным переписи П. И. Кёппена 1848 года в Ямбургском уезде проживали: водь — 3673 чел., ижора — 7493 чел., эурямёйсет — 573 чел., савакоты — 5904 чел., финны — 0 чел., эсты — 80 чел., немцы — 1776 чел., цыгане — 58 чел. Всего 19 557 человек национальных меньшинств, русское население данной переписью не учитывалось[7].
По данным переписи 1897 года в уезде проживало 81 972[1] чел. В том числе русские — 50,9 %, эстонцы — 21,9 %, финны (финляндские и ингерманландские) — 14,2 %, ижора — 7,8 %. В Ямбурге проживало 4 584 чел., в Нарве — 16 599 чел.
По итогам всесоюзной переписи населения 1926 года население уезда составило 84 738 человек[3], из них городское (Кингисепп) — 5 003 человек.
Напишите отзыв о статье "Ямбургский уезд"
Примечания
- ↑ 1 2 3 [demoscope.ru/weekly/ssp/rus_gub_97.php?reg=37 Первая всеобщая перепись населения Российской Империи 1897 г.]. [www.webcitation.org/65aGwuGY0 Архивировано из первоисточника 20 февраля 2012].
- ↑ Агеенко Ф. Л. Собственные имена в русском языке: Словарь ударений. — М.: Изд-во НЦ ЭНАС, 2001. — С. 145. — 376 с.
- ↑ 1 2 [demoscope.ru/weekly/ssp/rus_26.php?reg=35 Всесоюзная перепись населения 1926 г.]. [www.webcitation.org/65nQh8g0q Архивировано из первоисточника 28 февраля 2012].
- ↑ [sergey-belyakov.narod.ru/kingisepp.html КИНГИСЕПП и РАЙОН : ИСТОРИЯ И СОВРЕМЕННОСТЬ]
- ↑ Постановление Президиума ВЦИК от 1 августа 1927 г.
- ↑ [www.prlib.ru/Lib/pages/item.aspx?itemid=391 Волостныя, станичныя, сельскія, гминныя правленія и управленія, а также полицейскіе станы всей Россіи съ обозначеніем мѣста ихъ нахожденія]. — Кіевъ: Изд-во Т-ва Л. М. Фишъ, 1913.
- ↑ [babel.hathitrust.org/cgi/pt?id=coo.31924028570624;view=1up;seq=126 Peter von Köppen Erklärender Text zu der ethnographischen Karte des St. Petersburger Gouvernements, St-Peterburg, 1867, стр. 41]
Литература
- Рихтер Д. И. Ямбург, уездный город С.-Петербургской губернии // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
| ||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Ямбургский уезд
– Ежели бы вы мне сказали давно, маменька, я бы тотчас ушла, – сказала она, и пошла в свою комнату.Но, проходя мимо диванной, она заметила, что в ней у двух окошек симметрично сидели две пары. Она остановилась и презрительно улыбнулась. Соня сидела близко подле Николая, который переписывал ей стихи, в первый раз сочиненные им. Борис с Наташей сидели у другого окна и замолчали, когда вошла Вера. Соня и Наташа с виноватыми и счастливыми лицами взглянули на Веру.
Весело и трогательно было смотреть на этих влюбленных девочек, но вид их, очевидно, не возбуждал в Вере приятного чувства.
– Сколько раз я вас просила, – сказала она, – не брать моих вещей, у вас есть своя комната.
Она взяла от Николая чернильницу.
– Сейчас, сейчас, – сказал он, мокая перо.
– Вы всё умеете делать не во время, – сказала Вера. – То прибежали в гостиную, так что всем совестно сделалось за вас.
Несмотря на то, или именно потому, что сказанное ею было совершенно справедливо, никто ей не отвечал, и все четверо только переглядывались между собой. Она медлила в комнате с чернильницей в руке.
– И какие могут быть в ваши года секреты между Наташей и Борисом и между вами, – всё одни глупости!
– Ну, что тебе за дело, Вера? – тихеньким голоском, заступнически проговорила Наташа.
Она, видимо, была ко всем еще более, чем всегда, в этот день добра и ласкова.
– Очень глупо, – сказала Вера, – мне совестно за вас. Что за секреты?…
– У каждого свои секреты. Мы тебя с Бергом не трогаем, – сказала Наташа разгорячаясь.
– Я думаю, не трогаете, – сказала Вера, – потому что в моих поступках никогда ничего не может быть дурного. А вот я маменьке скажу, как ты с Борисом обходишься.
– Наталья Ильинишна очень хорошо со мной обходится, – сказал Борис. – Я не могу жаловаться, – сказал он.
– Оставьте, Борис, вы такой дипломат (слово дипломат было в большом ходу у детей в том особом значении, какое они придавали этому слову); даже скучно, – сказала Наташа оскорбленным, дрожащим голосом. – За что она ко мне пристает? Ты этого никогда не поймешь, – сказала она, обращаясь к Вере, – потому что ты никогда никого не любила; у тебя сердца нет, ты только madame de Genlis [мадам Жанлис] (это прозвище, считавшееся очень обидным, было дано Вере Николаем), и твое первое удовольствие – делать неприятности другим. Ты кокетничай с Бергом, сколько хочешь, – проговорила она скоро.
– Да уж я верно не стану перед гостями бегать за молодым человеком…
– Ну, добилась своего, – вмешался Николай, – наговорила всем неприятностей, расстроила всех. Пойдемте в детскую.
Все четверо, как спугнутая стая птиц, поднялись и пошли из комнаты.
– Мне наговорили неприятностей, а я никому ничего, – сказала Вера.
– Madame de Genlis! Madame de Genlis! – проговорили смеющиеся голоса из за двери.
Красивая Вера, производившая на всех такое раздражающее, неприятное действие, улыбнулась и видимо не затронутая тем, что ей было сказано, подошла к зеркалу и оправила шарф и прическу. Глядя на свое красивое лицо, она стала, повидимому, еще холоднее и спокойнее.
В гостиной продолжался разговор.
– Ah! chere, – говорила графиня, – и в моей жизни tout n'est pas rose. Разве я не вижу, что du train, que nous allons, [не всё розы. – при нашем образе жизни,] нашего состояния нам не надолго! И всё это клуб, и его доброта. В деревне мы живем, разве мы отдыхаем? Театры, охоты и Бог знает что. Да что обо мне говорить! Ну, как же ты это всё устроила? Я часто на тебя удивляюсь, Annette, как это ты, в свои годы, скачешь в повозке одна, в Москву, в Петербург, ко всем министрам, ко всей знати, со всеми умеешь обойтись, удивляюсь! Ну, как же это устроилось? Вот я ничего этого не умею.
– Ах, душа моя! – отвечала княгиня Анна Михайловна. – Не дай Бог тебе узнать, как тяжело остаться вдовой без подпоры и с сыном, которого любишь до обожания. Всему научишься, – продолжала она с некоторою гордостью. – Процесс мой меня научил. Ежели мне нужно видеть кого нибудь из этих тузов, я пишу записку: «princesse une telle [княгиня такая то] желает видеть такого то» и еду сама на извозчике хоть два, хоть три раза, хоть четыре, до тех пор, пока не добьюсь того, что мне надо. Мне всё равно, что бы обо мне ни думали.
– Ну, как же, кого ты просила о Бореньке? – спросила графиня. – Ведь вот твой уже офицер гвардии, а Николушка идет юнкером. Некому похлопотать. Ты кого просила?
– Князя Василия. Он был очень мил. Сейчас на всё согласился, доложил государю, – говорила княгиня Анна Михайловна с восторгом, совершенно забыв всё унижение, через которое она прошла для достижения своей цели.
– Что он постарел, князь Василий? – спросила графиня. – Я его не видала с наших театров у Румянцевых. И думаю, забыл про меня. Il me faisait la cour, [Он за мной волочился,] – вспомнила графиня с улыбкой.
– Всё такой же, – отвечала Анна Михайловна, – любезен, рассыпается. Les grandeurs ne lui ont pas touriene la tete du tout. [Высокое положение не вскружило ему головы нисколько.] «Я жалею, что слишком мало могу вам сделать, милая княгиня, – он мне говорит, – приказывайте». Нет, он славный человек и родной прекрасный. Но ты знаешь, Nathalieie, мою любовь к сыну. Я не знаю, чего я не сделала бы для его счастья. А обстоятельства мои до того дурны, – продолжала Анна Михайловна с грустью и понижая голос, – до того дурны, что я теперь в самом ужасном положении. Мой несчастный процесс съедает всё, что я имею, и не подвигается. У меня нет, можешь себе представить, a la lettre [буквально] нет гривенника денег, и я не знаю, на что обмундировать Бориса. – Она вынула платок и заплакала. – Мне нужно пятьсот рублей, а у меня одна двадцатипятирублевая бумажка. Я в таком положении… Одна моя надежда теперь на графа Кирилла Владимировича Безухова. Ежели он не захочет поддержать своего крестника, – ведь он крестил Борю, – и назначить ему что нибудь на содержание, то все мои хлопоты пропадут: мне не на что будет обмундировать его.
Графиня прослезилась и молча соображала что то.
– Часто думаю, может, это и грех, – сказала княгиня, – а часто думаю: вот граф Кирилл Владимирович Безухой живет один… это огромное состояние… и для чего живет? Ему жизнь в тягость, а Боре только начинать жить.
– Он, верно, оставит что нибудь Борису, – сказала графиня.
– Бог знает, chere amie! [милый друг!] Эти богачи и вельможи такие эгоисты. Но я всё таки поеду сейчас к нему с Борисом и прямо скажу, в чем дело. Пускай обо мне думают, что хотят, мне, право, всё равно, когда судьба сына зависит от этого. – Княгиня поднялась. – Теперь два часа, а в четыре часа вы обедаете. Я успею съездить.
И с приемами петербургской деловой барыни, умеющей пользоваться временем, Анна Михайловна послала за сыном и вместе с ним вышла в переднюю.
– Прощай, душа моя, – сказала она графине, которая провожала ее до двери, – пожелай мне успеха, – прибавила она шопотом от сына.
– Вы к графу Кириллу Владимировичу, ma chere? – сказал граф из столовой, выходя тоже в переднюю. – Коли ему лучше, зовите Пьера ко мне обедать. Ведь он у меня бывал, с детьми танцовал. Зовите непременно, ma chere. Ну, посмотрим, как то отличится нынче Тарас. Говорит, что у графа Орлова такого обеда не бывало, какой у нас будет.
– Mon cher Boris, [Дорогой Борис,] – сказала княгиня Анна Михайловна сыну, когда карета графини Ростовой, в которой они сидели, проехала по устланной соломой улице и въехала на широкий двор графа Кирилла Владимировича Безухого. – Mon cher Boris, – сказала мать, выпрастывая руку из под старого салопа и робким и ласковым движением кладя ее на руку сына, – будь ласков, будь внимателен. Граф Кирилл Владимирович всё таки тебе крестный отец, и от него зависит твоя будущая судьба. Помни это, mon cher, будь мил, как ты умеешь быть…
– Ежели бы я знал, что из этого выйдет что нибудь, кроме унижения… – отвечал сын холодно. – Но я обещал вам и делаю это для вас.
Несмотря на то, что чья то карета стояла у подъезда, швейцар, оглядев мать с сыном (которые, не приказывая докладывать о себе, прямо вошли в стеклянные сени между двумя рядами статуй в нишах), значительно посмотрев на старенький салоп, спросил, кого им угодно, княжен или графа, и, узнав, что графа, сказал, что их сиятельству нынче хуже и их сиятельство никого не принимают.
– Мы можем уехать, – сказал сын по французски.
– Mon ami! [Друг мой!] – сказала мать умоляющим голосом, опять дотрогиваясь до руки сына, как будто это прикосновение могло успокоивать или возбуждать его.
Борис замолчал и, не снимая шинели, вопросительно смотрел на мать.
– Голубчик, – нежным голоском сказала Анна Михайловна, обращаясь к швейцару, – я знаю, что граф Кирилл Владимирович очень болен… я затем и приехала… я родственница… Я не буду беспокоить, голубчик… А мне бы только надо увидать князя Василия Сергеевича: ведь он здесь стоит. Доложи, пожалуйста.
