Январское восстание в Киеве

Запрос «Арсенальцы» перенаправляется сюда;
Об организации периода Великой Отечественной войны см. Арсеналец (подпольная организация).

Январское восстание в Киеве
Основной конфликт: Гражданская война в России
Памятник погибшим рабочим завода "Арсенал"
Дата	3:00 16 (29) января — вечер 22 января (4 февраля) 1918
Место	Киев
Итог	Победа Центральной Рады
Противники
Украинская НР Вольное казачество; Галицко-Буковинский курень Сечевых Стрельцов; часть солдат Богдановского, Полуботковского и Богунского полков; Боевая дружина Киевского отдела ПВО; Гайдамацкий кош Слободской Украины (с 19 янврая); Гордиенковский полк (с 19 янврая) Киевский комитет РСДРП(б) Красная гвардия Киевские эсеры; рабочие завода «Арсенал»; часть солдат из Богдановского, Шевченковского полков и полка имени Сагайдачного
Командующие
Симон Петлюра Евгений Коновалец Всеволод Петров Сила Мищенко Ян Гамарник Александр Горвиц † Андрей Иванов Исаак Крейсберг
Силы сторон
16−20 января: 8000−10000 человек 21−22 января: более 8000−10000 человек ок. 6450 человек (по данным Я.Тинченко 1500 бойцов
Потери
? 1800 человек

Январское восстание в Киеве (16 [29] января − 22 января [4 февраля] 1918 года) — восстание сторонников Советской власти против Центральной рады Украинской Народной Республики (УНР). Восстание началось на заводе «Арсенал».

История

Центром подготовки к вооруженному восстанию стал завод «Арсенал».

5 (18) января 1918 года отряды Вольного казачества изъяли из «Арсенала» большое количество оружия, провели обыски на предприятиях города, арестовали ряд большевистских деятелей. Был закрыт орган Киевского комитета РСДРП(б) газета «Голос социал-демократа». На «Арсенале» планировалось вывезти запасы угля, что должно было привести к остановке производства и закрытию завода.

9 (22) января Центральная рада провозгласила IV Универсал (утверждён 12 [25] января Малой Радой), которым УНР провозглашалась независимой и суверенной страной.

15 (28) января рабочие завода «Арсенал» провели митинг и решили оказать сопротивление властям. С помощью солдат Шевченковского полка, охранявшего склад конфискованного оружия, оружие было возвращено на завод. В тот же день стало известно о найденном в Днепре трупе зверски убитого председателя ревкома большевика Леонида Пятакова и на совместном заседании Киевского комитета РСДРП(б) с городским советом рабочих и солдатских депутатов в помещении Коммерческого института, арсенальцы предложили немедленно начать восстание. Присутствующие на заседании делегаты от двух полков пообещали его поддержать. Собрание избрало для руководства ревком в составе Яна Гамарника, Александра Горвица, Андрея Иванова, Исаака Крейсберга и других. Штаб восстания разместился по ул. Большой Васильковской, 47.

Восстание началось в 3 часа ночи 16 (29) января выступлением на заводе «Арсенал». К нему присоединились рабочие других предприятий города, часть солдат из Богдановского, Шевченковского полков и полка имени Сагайдачного.

Утром 16 (29) января представители Киевских советов рабочих и солдатских депутатов вручили Центральной Раде требование восставших передать власть советам. Центральная Рада требования отклонила. С вечера в городе возобновились вооруженные столкновения. Главные силы восставших сосредоточивались вокруг «Арсенала» на Печерске, очаги восстания с отдельным руководством возникли также на Шулявке, Демиевке, Подоле. Восставшие захватили железнодорожную станцию Киев-Товарный, мосты через Днепр, Киевскую крепость и несколько складов оружия. Красногвардейцы Подола захватили Старокиевский полицейский участок и гостиницу «Прага» неподалеку от Центральной Рады.

17 (30) января повстанцами был занят центр Киева, в городе началась всеобщая забастовка, прекратили работу водопровод, электростанция, городской транспорт.

Центральная Рада оказалась неспособной навести порядок в столице. В городе почти не было лояльных ей войск, против восставших воевали лишь отдельные подразделения Богдановского, Полуботковского, Богунского полков, а также Галицко-Буковинский курень Сечевых стрельцов, боевая дружина Киевского отдела Польской военной организации и Вольное казачество. Часть войск выступила на стороне большевиков, большинство — держали нейтралитет. В Киеве находилось до 20 тыс. солдат и офицеров старой русской армии, которые оставались сторонними наблюдателями.

В то же время, 15−25 января (28 января−7 февраля) в Киеве проходило VIII собрание Центральной рады. 19 января (1 февраля) рада обратилась к киевлянам с воззванием, в которой сообщала, что она контролирует ключевые учреждения города, призвала рабочих прекратить забастовку и обещала решение насущных потребностей рабочих, проведение социально-экономических реформ.

• January uprising.jpg

  Группа вооружённых рабочих. Киев, январь 1918 года

• Похороны участников Январского восстания в Киеве 1918.jpg

  Похороны участников восстания. Киев, 17 февраля 1918 года

19 января (1 февраля) в Киев прибыли Гайдамацкий кош Слободской Украины под командованием Симона Петлюры и 1-я сотня куреня сечевых стрельцов под командованием Романа Сушко, которые отступали под ударами войск Михаила Муравьева, и Гордиенковский полк Северного фронта полковника Всеволода Петрова. 20 января (2 февраля) восстание на улицах Киева было подавлено, держался только его главный оплот — завод «Арсенал».

После кровопролитного штурма завод был взят войсками Симона Петлюры (в штурме участвовали казаки Гайдамацкого коша Слободской Украины и 1-я сотня куреня Сечевых стрельцов) утром 22 января (4 февраля).. После подавления восстания было расстреляно более 300 его участников

Всего во время восстания погибло более 1500 человек. В феврале 1918 года после установления в Киеве Советской власти около 750 из них были с почестями перезахоронены в братских могилах в Мариинском парке.

Память

• В Киеве в Мариинском парке установлен памятник на братской могиле участников Январского восстания 1918 г.
• В 1958 и 1967 годах были выпущены почтовые марки СССР, посвященные восстанию «Арсенальцев» в Киеве.
• Улица Ивана Мазепы с 1919 по 2007 годы именовалась улица Январского восстания.
• Знак «Герою январских событий 1918 года».

См. также

• Арсенал (фильм)
• Мир хижинам — война дворцам (4-серийный телефильм по романам Юрия Смолича «Мир хижинам — война дворцам» и «Ревёт и стонет Днепр широкий»)

Литература

• Киевские вооружённые восстания 1917 и 1918 / Н. И. Супруненко // Кварнер — Конгур. — М. : Советская энциклопедия, 1973. — (Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров ; 1969—1978, т. 12).</span>
• Великая Октябрьская социалистическая революция на Украине. Сб. документов и материалов, т. 1—3, Киев, 1957;
• Очерки истории Коммунистической партии Украины, 3 изд. — К., 1972: Історія Київа — К., 1960. — Т. 2.
• Супруненко М. Перемога Великої Жовтневої соцалістічної революції на Україні — К., 1957. (укр.)
• Шморгун П., Корольов Б., Кравчук М. Київ у трьох революціях — К., 1963. (укр.)
• [vijsko.milua.org/Tinchenko-1UBV.htm Тинченко Ярослав. Перша українсько-більшовицька війна (грудень 1917 — березень 1918)] — Київ-Львів, 1996. (укр.)
• Київ. Історична енциклопедія. 1917−2000. — 3MEDIA, 2002. (укр.)
• [www.istpravda.com.ua/articles/2012/01/30/70550/ А.Здоров. Січневе повстання в Києві: герої чи зрадники?]
• [www.istpravda.com.ua/articles/2012/04/6/80009/ Січові стрільці під час Січневого повстання] Ігор Дерев’яний Історична правда 06.04.2012. (укр.)

Отрывок, характеризующий Январское восстание в Киеве

Всю дорогу Вилларский молчал. На вопросы Пьера, что ему нужно делать и как отвечать, Вилларский сказал только, что братья, более его достойные, испытают его, и что Пьеру больше ничего не нужно, как говорить правду.
Въехав в ворота большого дома, где было помещение ложи, и пройдя по темной лестнице, они вошли в освещенную, небольшую прихожую, где без помощи прислуги, сняли шубы. Из передней они прошли в другую комнату. Какой то человек в странном одеянии показался у двери. Вилларский, выйдя к нему навстречу, что то тихо сказал ему по французски и подошел к небольшому шкафу, в котором Пьер заметил невиданные им одеяния. Взяв из шкафа платок, Вилларский наложил его на глаза Пьеру и завязал узлом сзади, больно захватив в узел его волоса. Потом он пригнул его к себе, поцеловал и, взяв за руку, повел куда то. Пьеру было больно от притянутых узлом волос, он морщился от боли и улыбался от стыда чего то. Огромная фигура его с опущенными руками, с сморщенной и улыбающейся физиономией, неверными робкими шагами подвигалась за Вилларским.
Проведя его шагов десять, Вилларский остановился.
– Что бы ни случилось с вами, – сказал он, – вы должны с мужеством переносить всё, ежели вы твердо решились вступить в наше братство. (Пьер утвердительно отвечал наклонением головы.) Когда вы услышите стук в двери, вы развяжете себе глаза, – прибавил Вилларский; – желаю вам мужества и успеха. И, пожав руку Пьеру, Вилларский вышел.
Оставшись один, Пьер продолжал всё так же улыбаться. Раза два он пожимал плечами, подносил руку к платку, как бы желая снять его, и опять опускал ее. Пять минут, которые он пробыл с связанными глазами, показались ему часом. Руки его отекли, ноги подкашивались; ему казалось, что он устал. Он испытывал самые сложные и разнообразные чувства. Ему было и страшно того, что с ним случится, и еще более страшно того, как бы ему не выказать страха. Ему было любопытно узнать, что будет с ним, что откроется ему; но более всего ему было радостно, что наступила минута, когда он наконец вступит на тот путь обновления и деятельно добродетельной жизни, о котором он мечтал со времени своей встречи с Осипом Алексеевичем. В дверь послышались сильные удары. Пьер снял повязку и оглянулся вокруг себя. В комнате было черно – темно: только в одном месте горела лампада, в чем то белом. Пьер подошел ближе и увидал, что лампада стояла на черном столе, на котором лежала одна раскрытая книга. Книга была Евангелие; то белое, в чем горела лампада, был человечий череп с своими дырами и зубами. Прочтя первые слова Евангелия: «Вначале бе слово и слово бе к Богу», Пьер обошел стол и увидал большой, наполненный чем то и открытый ящик. Это был гроб с костями. Его нисколько не удивило то, что он увидал. Надеясь вступить в совершенно новую жизнь, совершенно отличную от прежней, он ожидал всего необыкновенного, еще более необыкновенного чем то, что он видел. Череп, гроб, Евангелие – ему казалось, что он ожидал всего этого, ожидал еще большего. Стараясь вызвать в себе чувство умиленья, он смотрел вокруг себя. – «Бог, смерть, любовь, братство людей», – говорил он себе, связывая с этими словами смутные, но радостные представления чего то. Дверь отворилась, и кто то вошел.
При слабом свете, к которому однако уже успел Пьер приглядеться, вошел невысокий человек. Видимо с света войдя в темноту, человек этот остановился; потом осторожными шагами он подвинулся к столу и положил на него небольшие, закрытые кожаными перчатками, руки.
Невысокий человек этот был одет в белый, кожаный фартук, прикрывавший его грудь и часть ног, на шее было надето что то вроде ожерелья, и из за ожерелья выступал высокий, белый жабо, окаймлявший его продолговатое лицо, освещенное снизу.
– Для чего вы пришли сюда? – спросил вошедший, по шороху, сделанному Пьером, обращаясь в его сторону. – Для чего вы, неверующий в истины света и не видящий света, для чего вы пришли сюда, чего хотите вы от нас? Премудрости, добродетели, просвещения?
В ту минуту как дверь отворилась и вошел неизвестный человек, Пьер испытал чувство страха и благоговения, подобное тому, которое он в детстве испытывал на исповеди: он почувствовал себя с глазу на глаз с совершенно чужим по условиям жизни и с близким, по братству людей, человеком. Пьер с захватывающим дыханье биением сердца подвинулся к ритору (так назывался в масонстве брат, приготовляющий ищущего к вступлению в братство). Пьер, подойдя ближе, узнал в риторе знакомого человека, Смольянинова, но ему оскорбительно было думать, что вошедший был знакомый человек: вошедший был только брат и добродетельный наставник. Пьер долго не мог выговорить слова, так что ритор должен был повторить свой вопрос.
– Да, я… я… хочу обновления, – с трудом выговорил Пьер.
– Хорошо, – сказал Смольянинов, и тотчас же продолжал: – Имеете ли вы понятие о средствах, которыми наш святой орден поможет вам в достижении вашей цели?… – сказал ритор спокойно и быстро.
– Я… надеюсь… руководства… помощи… в обновлении, – сказал Пьер с дрожанием голоса и с затруднением в речи, происходящим и от волнения, и от непривычки говорить по русски об отвлеченных предметах.
– Какое понятие вы имеете о франк масонстве?
– Я подразумеваю, что франк масонство есть fraterienité [братство]; и равенство людей с добродетельными целями, – сказал Пьер, стыдясь по мере того, как он говорил, несоответственности своих слов с торжественностью минуты. Я подразумеваю…
– Хорошо, – сказал ритор поспешно, видимо вполне удовлетворенный этим ответом. – Искали ли вы средств к достижению своей цели в религии?
– Нет, я считал ее несправедливою, и не следовал ей, – сказал Пьер так тихо, что ритор не расслышал его и спросил, что он говорит. – Я был атеистом, – отвечал Пьер.
– Вы ищете истины для того, чтобы следовать в жизни ее законам; следовательно, вы ищете премудрости и добродетели, не так ли? – сказал ритор после минутного молчания.
– Да, да, – подтвердил Пьер.
Ритор прокашлялся, сложил на груди руки в перчатках и начал говорить:
– Теперь я должен открыть вам главную цель нашего ордена, – сказал он, – и ежели цель эта совпадает с вашею, то вы с пользою вступите в наше братство. Первая главнейшая цель и купно основание нашего ордена, на котором он утвержден, и которого никакая сила человеческая не может низвергнуть, есть сохранение и предание потомству некоего важного таинства… от самых древнейших веков и даже от первого человека до нас дошедшего, от которого таинства, может быть, зависит судьба рода человеческого. Но так как сие таинство такого свойства, что никто не может его знать и им пользоваться, если долговременным и прилежным очищением самого себя не приуготовлен, то не всяк может надеяться скоро обрести его. Поэтому мы имеем вторую цель, которая состоит в том, чтобы приуготовлять наших членов, сколько возможно, исправлять их сердце, очищать и просвещать их разум теми средствами, которые нам преданием открыты от мужей, потрудившихся в искании сего таинства, и тем учинять их способными к восприятию оного. Очищая и исправляя наших членов, мы стараемся в третьих исправлять и весь человеческий род, предлагая ему в членах наших пример благочестия и добродетели, и тем стараемся всеми силами противоборствовать злу, царствующему в мире. Подумайте об этом, и я опять приду к вам, – сказал он и вышел из комнаты.
– Противоборствовать злу, царствующему в мире… – повторил Пьер, и ему представилась его будущая деятельность на этом поприще. Ему представлялись такие же люди, каким он был сам две недели тому назад, и он мысленно обращал к ним поучительно наставническую речь. Он представлял себе порочных и несчастных людей, которым он помогал словом и делом; представлял себе угнетателей, от которых он спасал их жертвы. Из трех поименованных ритором целей, эта последняя – исправление рода человеческого, особенно близка была Пьеру. Некое важное таинство, о котором упомянул ритор, хотя и подстрекало его любопытство, не представлялось ему существенным; а вторая цель, очищение и исправление себя, мало занимала его, потому что он в эту минуту с наслаждением чувствовал себя уже вполне исправленным от прежних пороков и готовым только на одно доброе.
Через полчаса вернулся ритор передать ищущему те семь добродетелей, соответствующие семи ступеням храма Соломона, которые должен был воспитывать в себе каждый масон. Добродетели эти были: 1) скромность , соблюдение тайны ордена, 2) повиновение высшим чинам ордена, 3) добронравие, 4) любовь к человечеству, 5) мужество, 6) щедрость и 7) любовь к смерти.
– В седьмых старайтесь, – сказал ритор, – частым помышлением о смерти довести себя до того, чтобы она не казалась вам более страшным врагом, но другом… который освобождает от бедственной сей жизни в трудах добродетели томившуюся душу, для введения ее в место награды и успокоения.
«Да, это должно быть так», – думал Пьер, когда после этих слов ритор снова ушел от него, оставляя его уединенному размышлению. «Это должно быть так, но я еще так слаб, что люблю свою жизнь, которой смысл только теперь по немногу открывается мне». Но остальные пять добродетелей, которые перебирая по пальцам вспомнил Пьер, он чувствовал в душе своей: и мужество , и щедрость , и добронравие , и любовь к человечеству , и в особенности повиновение , которое даже не представлялось ему добродетелью, а счастьем. (Ему так радостно было теперь избавиться от своего произвола и подчинить свою волю тому и тем, которые знали несомненную истину.) Седьмую добродетель Пьер забыл и никак не мог вспомнить ее.
В третий раз ритор вернулся скорее и спросил Пьера, всё ли он тверд в своем намерении, и решается ли подвергнуть себя всему, что от него потребуется.
– Я готов на всё, – сказал Пьер.
– Еще должен вам сообщить, – сказал ритор, – что орден наш учение свое преподает не словами токмо, но иными средствами, которые на истинного искателя мудрости и добродетели действуют, может быть, сильнее, нежели словесные токмо объяснения. Сия храмина убранством своим, которое вы видите, уже должна была изъяснить вашему сердцу, ежели оно искренно, более нежели слова; вы увидите, может быть, и при дальнейшем вашем принятии подобный образ изъяснения. Орден наш подражает древним обществам, которые открывали свое учение иероглифами. Иероглиф, – сказал ритор, – есть наименование какой нибудь неподверженной чувствам вещи, которая содержит в себе качества, подобные изобразуемой.
Пьер знал очень хорошо, что такое иероглиф, но не смел говорить. Он молча слушал ритора, по всему чувствуя, что тотчас начнутся испытанья.
– Ежели вы тверды, то я должен приступить к введению вас, – говорил ритор, ближе подходя к Пьеру. – В знак щедрости прошу вас отдать мне все драгоценные вещи.
– Но я с собою ничего не имею, – сказал Пьер, полагавший, что от него требуют выдачи всего, что он имеет.
– То, что на вас есть: часы, деньги, кольца…
Пьер поспешно достал кошелек, часы, и долго не мог снять с жирного пальца обручальное кольцо. Когда это было сделано, масон сказал:
– В знак повиновенья прошу вас раздеться. – Пьер снял фрак, жилет и левый сапог по указанию ритора. Масон открыл рубашку на его левой груди, и, нагнувшись, поднял его штанину на левой ноге выше колена. Пьер поспешно хотел снять и правый сапог и засучить панталоны, чтобы избавить от этого труда незнакомого ему человека, но масон сказал ему, что этого не нужно – и подал ему туфлю на левую ногу. С детской улыбкой стыдливости, сомнения и насмешки над самим собою, которая против его воли выступала на лицо, Пьер стоял, опустив руки и расставив ноги, перед братом ритором, ожидая его новых приказаний.
– И наконец, в знак чистосердечия, я прошу вас открыть мне главное ваше пристрастие, – сказал он.
– Мое пристрастие! У меня их было так много, – сказал Пьер.
– То пристрастие, которое более всех других заставляло вас колебаться на пути добродетели, – сказал масон.