Январь

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
январь
Пн Вт Ср Чт Пт Сб Вс
1 2 3 4 5 6 7
8 9 10 11 12 13 14
15 16 17 18 19 20 21
22 23 24 25 26 27 28
29 30 31        
2024 г.

Янва́рь (лат. Jānuārius mēnsis «Янусов месяц») — первый месяц года в юлианском и григорианском календарях, одиннадцатый месяц староримского года, начинавшегося до реформы Цезаря с марта. Один из семи месяцев длиной в 31 день. Это, в среднем, самый холодный месяц года на большей части Северного полушария Земли (где январь является вторым месяцем зимы), и самый теплый месяц года на большей части Южного полушария (где январь — второй месяц лета.

В современную эпоху до 20 января по григорианскому календарю Солнце находится в созвездии Стрельца, с 20 января — в созвездии Козерога[1] (по другим данным — 19 января[2]).





Статистика и описание

Среднемесячная температура января в Подмосковье −10,3 °С с колебаниями от −51 °С в 1940 году,[3] до +8 °С в 2007 году.

Световой день в январе по сравнению с декабрём прибывает на 1ч30м: от 7ч 22 декабря до 8ч30м 30 января.[3]

На хвойных деревьях начинают постройку гнёзд клесты. Сбрасывают рога лось и благородный олень. Впадает в спячку ёрш, нерестится налим.[3]

Январь начинается в тот же день недели как и октябрь в невисокосные годы, и начинается в тот же день недели, как апрель и июль в високосные годы. В невисокосный год январь заканчивается в тот же день недели как февраль и октябрь, и заканчивается в тот же день недели как июль в високосный год.

История и этимология

Январь получил своё название в честь двуликого римского бога времени, дверей и ворот Януса (Ianuarius).

Название месяца символически означает «дверь в год» (латинского слово «дверь» — ianua). Традиционно, оригинальный римский календарь состоял из 10 месяцев, насчитывавших всего 304 дня без зимы, которую рассматривали как время «безмесячья». Приблизительно в 713 году до н. э., полумифический преемник Ромула, царь Нума Помпилий, по-преданию, добавил месяцы январь и февраль, чтобы календарь равнялся стандартному лунному году (365 дней) и пожелал, чтобы январь был первым месяцем года, тогда как первоначально первым месяцем года в староримском календаре был март[4], (оригинальные источники противоречивы). Известны имена двух консулов, которые вступили в должность 1 мая и 15 марта 153 года до н. э., после которого вступление в должность происходило 1 января.

В средневековой Европе для отсчёта начала года использовались различные даты, включая 25 марта, 25 декабря, 1 марта (до 1492 г. — на Руси), 1 сентября (в Византии, на Руси — уже в Новое время — в 1492—1699 гг.). Тем не менее, в средневековых календарях по-прежнему применялся римский способ деления на месяцы, располагаемых в двенадцать колонок с января до декабрь. Начиная с XVI столетия, европейские страны начали официально принимать 1 января как начало Нового года, эту датировку иногда ещё называют «стилем Обрезания», потому что на 1 января выпадала дата Обрезания Христова, отсчитанная восьмым днём от даты Рождества, 25 декабря. В России этот стиль (вместе с отсчётом летоисчисления «от Рождества Христова») был введён Петром I с 1 января 1700 года.

Исторические европейские названия января включают его саксонское обозначение Wulf-monath («волчий месяц») и название, данное Карлом Великим — Wintarmanoth («зимний/холодный месяц»). В древнерусском календаре (до утверждения христианства) месяц назывался просинец, в народных месяцесловах также — перезимье, лютовей, трескун, ломонос.

В церковнославянский язык латинское название января пришло посредством Византии, где месяц именовался геноварис.[5] Церковное слово генуарь, генуарий, генварь употреблялось в России наряду со светским январь, встречаясь в официальных документах. Ещё в орфографическом словаре 1847 года слова «генварь» и «январь» использовались равнозначно. Вариант «генварь» окончательно вышел из употребления лишь с выходом академического издания «Русское правописание», составленного Я. К. Гротом (1885 год), которое утвердило единообразие по данному вопросу.[6]

На других языках

В большинстве языков Европы название первого месяца года соответствует латинской традиции. Однако есть несколько исключений.

На финском языке месяц называется tammikuu, то есть «месяц дуба», но первоначальным смыслом наименования было «месяц сердцевины зимы», так как tammi ранее означало «ось» или «ядро». На чешском языке январь называется leden, то есть «ледяной». На украинском языке — січень, на хорватском — siječanj, от слова — «сечь», возможно подразумевая рубку деревьев на дрова или то, что в старину в это время начинали расчищать участки от пней, чтобы весной их засеять. Этот промысел назывался «сеча». Польское styczeń также восходит к праслав. *sěčьnь, однако было видоизменено под влиянием tyka «кол, жердь»[7]. В белорусском языке январь — студзень, от слова студзіць — «студёный». В саамском он известен как ođđajagimánnu, что означает просто «новогодний месяц». Турецкое наименование месяца — Ocak — «печь», «камин». На литовском языке называется sausis от слова sausu — «сухой», поскольку в Литве в этом месяце преобладают глубокие, нетающие снега, называемые «сухими». В современный татарский латинское название гыйнвар пришло из Византии, где месяц именовался геноварис.

В современных китайском и японском месяцы григорианского календаря обозначаются просто цифрами, так январь — «первый месяц», февраль — «второй месяц» и т. д. В древнем японском лунном календаре месяц, близкий январю (и позднее с ним ассоциированный), назывался Мицуки (睦月), о значении названия которого существует несколько различных теорий.

Символы января

  • В китайской традиции символом января является цветок японской сливы.
  • Японская цветочная эмблема января — камелия.

Праздники

На различные дни января или февраля могут приходиться:

Русские поговорки и приметы


См. также


Напишите отзыв о статье "Январь"

Примечания

  1. [neznal.ru/20110201_trinadcatyj-znak-zodiaka-zmeenosec За год Солнце проходит не через 12, а через 13 созвездий. Новый знак зодиака — «Змееносец»]
  2. Климишин И. А. Календарь и хронология. — Изд. 3. — М.: Наука, 1990. — С. 41. — 478 с. — 105 000 экз. — ISBN 5-02-014354-5.
  3. 1 2 3 В. Д. Грошев «Календарь российского земледельца (народные обычаи и приметы)», — М: МСХА, 1991, С. 6. ISBN 5-7230-0074-8
  4. Макробий. [elar.urfu.ru/bitstream/10995/3696/2/issedon-04-10.pdf Книга первая, главы 12—16] // Сатурналии.
  5. [www.pochemyneinache.com/alfavit/28/str369.html Лев Успенский «Этимологический словарь школьника», Январь]
  6. [speakrus.ru/kstati/texts/orthist.html Н. С. Рождественский «Краткий очерк истории руссого правописания»] — глава из книги А. Б. Шапиро «Русское правописание», — М: АН СССР, 1951, С. 160—198.
  7. Boryś W. Słownik etymologiczny języka polskiego. — Wydawnictwo Literackie. — Kraków, 2005. — С. 585. — ISBN 978-83-08-04191-8.
  8. [www.calend.ru/holidays/0/0/496/ Календарь праздников: Всемирный день мира / День всемирных молитв о мире]
  9. [www.calend.ru/holidays/0/0/1678/ Календарь праздников: День святого мученика Вонифатия]
  10. [www.liveinternet.ru/users/1512204/post62543922/ Дневники: 4 января — День памяти святой Анастасии-узоразрешительницы]

Ссылки

Литература

  • Круглый год. Русский земледельческий календарь. — М: «Правда», 1989. ISBN 5-253-00598-6
  • Народный Месяцеслов. — М: «Современник», 1992. ISBN 5-270-01376-2

Отрывок, характеризующий Январь



О той партии пленных, в которой был Пьер, во время всего своего движения от Москвы, не было от французского начальства никакого нового распоряжения. Партия эта 22 го октября находилась уже не с теми войсками и обозами, с которыми она вышла из Москвы. Половина обоза с сухарями, который шел за ними первые переходы, была отбита казаками, другая половина уехала вперед; пеших кавалеристов, которые шли впереди, не было ни одного больше; они все исчезли. Артиллерия, которая первые переходы виднелась впереди, заменилась теперь огромным обозом маршала Жюно, конвоируемого вестфальцами. Сзади пленных ехал обоз кавалерийских вещей.
От Вязьмы французские войска, прежде шедшие тремя колоннами, шли теперь одной кучей. Те признаки беспорядка, которые заметил Пьер на первом привале из Москвы, теперь дошли до последней степени.
Дорога, по которой они шли, с обеих сторон была уложена мертвыми лошадьми; оборванные люди, отсталые от разных команд, беспрестанно переменяясь, то присоединялись, то опять отставали от шедшей колонны.
Несколько раз во время похода бывали фальшивые тревоги, и солдаты конвоя поднимали ружья, стреляли и бежали стремглав, давя друг друга, но потом опять собирались и бранили друг друга за напрасный страх.
Эти три сборища, шедшие вместе, – кавалерийское депо, депо пленных и обоз Жюно, – все еще составляли что то отдельное и цельное, хотя и то, и другое, и третье быстро таяло.
В депо, в котором было сто двадцать повозок сначала, теперь оставалось не больше шестидесяти; остальные были отбиты или брошены. Из обоза Жюно тоже было оставлено и отбито несколько повозок. Три повозки были разграблены набежавшими отсталыми солдатами из корпуса Даву. Из разговоров немцев Пьер слышал, что к этому обозу ставили караул больше, чем к пленным, и что один из их товарищей, солдат немец, был расстрелян по приказанию самого маршала за то, что у солдата нашли серебряную ложку, принадлежавшую маршалу.
Больше же всего из этих трех сборищ растаяло депо пленных. Из трехсот тридцати человек, вышедших из Москвы, теперь оставалось меньше ста. Пленные еще более, чем седла кавалерийского депо и чем обоз Жюно, тяготили конвоирующих солдат. Седла и ложки Жюно, они понимали, что могли для чего нибудь пригодиться, но для чего было голодным и холодным солдатам конвоя стоять на карауле и стеречь таких же холодных и голодных русских, которые мерли и отставали дорогой, которых было велено пристреливать, – это было не только непонятно, но и противно. И конвойные, как бы боясь в том горестном положении, в котором они сами находились, не отдаться бывшему в них чувству жалости к пленным и тем ухудшить свое положение, особенно мрачно и строго обращались с ними.
В Дорогобуже, в то время как, заперев пленных в конюшню, конвойные солдаты ушли грабить свои же магазины, несколько человек пленных солдат подкопались под стену и убежали, но были захвачены французами и расстреляны.
Прежний, введенный при выходе из Москвы, порядок, чтобы пленные офицеры шли отдельно от солдат, уже давно был уничтожен; все те, которые могли идти, шли вместе, и Пьер с третьего перехода уже соединился опять с Каратаевым и лиловой кривоногой собакой, которая избрала себе хозяином Каратаева.
С Каратаевым, на третий день выхода из Москвы, сделалась та лихорадка, от которой он лежал в московском гошпитале, и по мере того как Каратаев ослабевал, Пьер отдалялся от него. Пьер не знал отчего, но, с тех пор как Каратаев стал слабеть, Пьер должен был делать усилие над собой, чтобы подойти к нему. И подходя к нему и слушая те тихие стоны, с которыми Каратаев обыкновенно на привалах ложился, и чувствуя усилившийся теперь запах, который издавал от себя Каратаев, Пьер отходил от него подальше и не думал о нем.
В плену, в балагане, Пьер узнал не умом, а всем существом своим, жизнью, что человек сотворен для счастья, что счастье в нем самом, в удовлетворении естественных человеческих потребностей, и что все несчастье происходит не от недостатка, а от излишка; но теперь, в эти последние три недели похода, он узнал еще новую, утешительную истину – он узнал, что на свете нет ничего страшного. Он узнал, что так как нет положения, в котором бы человек был счастлив и вполне свободен, так и нет положения, в котором бы он был бы несчастлив и несвободен. Он узнал, что есть граница страданий и граница свободы и что эта граница очень близка; что тот человек, который страдал оттого, что в розовой постели его завернулся один листок, точно так же страдал, как страдал он теперь, засыпая на голой, сырой земле, остужая одну сторону и пригревая другую; что, когда он, бывало, надевал свои бальные узкие башмаки, он точно так же страдал, как теперь, когда он шел уже босой совсем (обувь его давно растрепалась), ногами, покрытыми болячками. Он узнал, что, когда он, как ему казалось, по собственной своей воле женился на своей жене, он был не более свободен, чем теперь, когда его запирали на ночь в конюшню. Из всего того, что потом и он называл страданием, но которое он тогда почти не чувствовал, главное были босые, стертые, заструпелые ноги. (Лошадиное мясо было вкусно и питательно, селитренный букет пороха, употребляемого вместо соли, был даже приятен, холода большого не было, и днем на ходу всегда бывало жарко, а ночью были костры; вши, евшие тело, приятно согревали.) Одно было тяжело в первое время – это ноги.
Во второй день перехода, осмотрев у костра свои болячки, Пьер думал невозможным ступить на них; но когда все поднялись, он пошел, прихрамывая, и потом, когда разогрелся, пошел без боли, хотя к вечеру страшнее еще было смотреть на ноги. Но он не смотрел на них и думал о другом.
Теперь только Пьер понял всю силу жизненности человека и спасительную силу перемещения внимания, вложенную в человека, подобную тому спасительному клапану в паровиках, который выпускает лишний пар, как только плотность его превышает известную норму.
Он не видал и не слыхал, как пристреливали отсталых пленных, хотя более сотни из них уже погибли таким образом. Он не думал о Каратаеве, который слабел с каждым днем и, очевидно, скоро должен был подвергнуться той же участи. Еще менее Пьер думал о себе. Чем труднее становилось его положение, чем страшнее была будущность, тем независимее от того положения, в котором он находился, приходили ему радостные и успокоительные мысли, воспоминания и представления.


22 го числа, в полдень, Пьер шел в гору по грязной, скользкой дороге, глядя на свои ноги и на неровности пути. Изредка он взглядывал на знакомую толпу, окружающую его, и опять на свои ноги. И то и другое было одинаково свое и знакомое ему. Лиловый кривоногий Серый весело бежал стороной дороги, изредка, в доказательство своей ловкости и довольства, поджимая заднюю лапу и прыгая на трех и потом опять на всех четырех бросаясь с лаем на вороньев, которые сидели на падали. Серый был веселее и глаже, чем в Москве. Со всех сторон лежало мясо различных животных – от человеческого до лошадиного, в различных степенях разложения; и волков не подпускали шедшие люди, так что Серый мог наедаться сколько угодно.
Дождик шел с утра, и казалось, что вот вот он пройдет и на небе расчистит, как вслед за непродолжительной остановкой припускал дождик еще сильнее. Напитанная дождем дорога уже не принимала в себя воды, и ручьи текли по колеям.
Пьер шел, оглядываясь по сторонам, считая шаги по три, и загибал на пальцах. Обращаясь к дождю, он внутренне приговаривал: ну ка, ну ка, еще, еще наддай.
Ему казалось, что он ни о чем не думает; но далеко и глубоко где то что то важное и утешительное думала его душа. Это что то было тончайшее духовное извлечение из вчерашнего его разговора с Каратаевым.
Вчера, на ночном привале, озябнув у потухшего огня, Пьер встал и перешел к ближайшему, лучше горящему костру. У костра, к которому он подошел, сидел Платон, укрывшись, как ризой, с головой шинелью, и рассказывал солдатам своим спорым, приятным, но слабым, болезненным голосом знакомую Пьеру историю. Было уже за полночь. Это было то время, в которое Каратаев обыкновенно оживал от лихорадочного припадка и бывал особенно оживлен. Подойдя к костру и услыхав слабый, болезненный голос Платона и увидав его ярко освещенное огнем жалкое лицо, Пьера что то неприятно кольнуло в сердце. Он испугался своей жалости к этому человеку и хотел уйти, но другого костра не было, и Пьер, стараясь не глядеть на Платона, подсел к костру.
– Что, как твое здоровье? – спросил он.
– Что здоровье? На болезнь плакаться – бог смерти не даст, – сказал Каратаев и тотчас же возвратился к начатому рассказу.
– …И вот, братец ты мой, – продолжал Платон с улыбкой на худом, бледном лице и с особенным, радостным блеском в глазах, – вот, братец ты мой…
Пьер знал эту историю давно, Каратаев раз шесть ему одному рассказывал эту историю, и всегда с особенным, радостным чувством. Но как ни хорошо знал Пьер эту историю, он теперь прислушался к ней, как к чему то новому, и тот тихий восторг, который, рассказывая, видимо, испытывал Каратаев, сообщился и Пьеру. История эта была о старом купце, благообразно и богобоязненно жившем с семьей и поехавшем однажды с товарищем, богатым купцом, к Макарью.
Остановившись на постоялом дворе, оба купца заснули, и на другой день товарищ купца был найден зарезанным и ограбленным. Окровавленный нож найден был под подушкой старого купца. Купца судили, наказали кнутом и, выдернув ноздри, – как следует по порядку, говорил Каратаев, – сослали в каторгу.
– И вот, братец ты мой (на этом месте Пьер застал рассказ Каратаева), проходит тому делу годов десять или больше того. Живет старичок на каторге. Как следовает, покоряется, худого не делает. Только у бога смерти просит. – Хорошо. И соберись они, ночным делом, каторжные то, так же вот как мы с тобой, и старичок с ними. И зашел разговор, кто за что страдает, в чем богу виноват. Стали сказывать, тот душу загубил, тот две, тот поджег, тот беглый, так ни за что. Стали старичка спрашивать: ты за что, мол, дедушка, страдаешь? Я, братцы мои миленькие, говорит, за свои да за людские грехи страдаю. А я ни душ не губил, ни чужого не брал, акромя что нищую братию оделял. Я, братцы мои миленькие, купец; и богатство большое имел. Так и так, говорит. И рассказал им, значит, как все дело было, по порядку. Я, говорит, о себе не тужу. Меня, значит, бог сыскал. Одно, говорит, мне свою старуху и деток жаль. И так то заплакал старичок. Случись в их компании тот самый человек, значит, что купца убил. Где, говорит, дедушка, было? Когда, в каком месяце? все расспросил. Заболело у него сердце. Подходит таким манером к старичку – хлоп в ноги. За меня ты, говорит, старичок, пропадаешь. Правда истинная; безвинно напрасно, говорит, ребятушки, человек этот мучится. Я, говорит, то самое дело сделал и нож тебе под голова сонному подложил. Прости, говорит, дедушка, меня ты ради Христа.
Каратаев замолчал, радостно улыбаясь, глядя на огонь, и поправил поленья.
– Старичок и говорит: бог, мол, тебя простит, а мы все, говорит, богу грешны, я за свои грехи страдаю. Сам заплакал горючьми слезьми. Что же думаешь, соколик, – все светлее и светлее сияя восторженной улыбкой, говорил Каратаев, как будто в том, что он имел теперь рассказать, заключалась главная прелесть и все значение рассказа, – что же думаешь, соколик, объявился этот убийца самый по начальству. Я, говорит, шесть душ загубил (большой злодей был), но всего мне жальче старичка этого. Пускай же он на меня не плачется. Объявился: списали, послали бумагу, как следовает. Место дальнее, пока суд да дело, пока все бумаги списали как должно, по начальствам, значит. До царя доходило. Пока что, пришел царский указ: выпустить купца, дать ему награждения, сколько там присудили. Пришла бумага, стали старичка разыскивать. Где такой старичок безвинно напрасно страдал? От царя бумага вышла. Стали искать. – Нижняя челюсть Каратаева дрогнула. – А его уж бог простил – помер. Так то, соколик, – закончил Каратаев и долго, молча улыбаясь, смотрел перед собой.