Янгиабад

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Город
Янгиабад
узб. Yangiobod
Страна
Узбекистан
Область
Ташкентская
Координаты
Город с
Высота центра
около 1300 м
Официальный язык
Население
9 000 человек (2004)
Часовой пояс

Янгѝаба́д[1] (узб. Yangiobod, Янгиобод) — город (с 1953 года) в Ташкентской области Узбекистана. Управляется Ангренским городским советом депутатов[2].

По состоянию на 2004 год население оценивалось в 9 000 жителей[2].





Расположение

Янгиабад расположен на юго-восточном склоне Чаткальского хребта при слиянии рек Дукентсай и Каттасай[3]. Территория города орошается водами Каттасая[4]. Высота центра населённого пункта составляет около 1300 м[3].

Янгиабад находится севернее города Ангрена, городским советом которого управляется. Расстояние до ближайшей железнодорожной станции Ангрен составляет 22 км. Между двумя городами действует сообщение общественным транспортом (автобусами и маршрутными такси)[2].

История города

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Город первоначально строился в конце 40-х годов XX века как городок шахтёров, добывающих урановую руду в построенных в его окрестностях урановых шахтах. Последние урановые рудники были закрыты в 80-х годах XX века вследствие истощения имеющихся месторождений. В советское время, когда ещё работали урановые рудники, город был режимным и находился на московском обеспечении. Ныне Янгиабад — опустевший город, население которого составляет около 10-15 % от советского периодаК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3299 дней]. На последних выборах 2009 года в списках избирательной комиссии было чуть более 400 избирателей, в основном, пенсионного возрастаК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3294 дня]

Основную массу жителей города в советское время составляли жители европейской части СССР в основном русские, а также украинцы и представители других национальностей, как вольнонаёмные, так и заключённые, труд которых использовался на урановых рудниках[5][нет в источнике]К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан). Представителей коренных национальностей региона — узбеков, казахов и таджиков в годы, когда Янгиабад был режимным городом, было незначительное количество. В настоящее время основная масса населения города — это узбеки и таджики, поселившиеся в городе после распада СССР. Часто жилье приобретается ими с целью отдыхаК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3294 дня].

Сам Янгиабад строился в основном силами немецких переселенцев с Волги и других районов СССР, а не военнопленных, как это часто считают (военнопленных, возвращаемых в Германию, даже в Восточную, в урановые шахты не допускали бы). Возможно, вследствие влияния немецкой культуры город имеет своеобразную архитектуру, напоминающую архитектуру немецкого городка XIX—XX века, неожиданную для взора человека, впервые попавшего в этот средне-азиатский городок. В городе нет зданий выше 3 этажей. Вероятно, это также связано с высокой сейсмической активностью в этом регионе. Дома были рассчитаны на 9-балльные землетрясения.[6][неавторитетный источник? 3294 дня]

По переписи населения 1989 года в Янгиабаде жило 11 709 человек[7].

Инфраструктура

В Янгиабаде имеются промышленные и строительные предприятия, автостанция, отделение связи, сеть торговых, обслуживающих и культурных заведений[2].

Социальное обеспечение

В Янгиабаде действуют общеобразовательная школа, дом культуры, библиотека, поликлиника, медпункт, аптека[2].

Достопримечательности города

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Рядом с городом, на расстоянии нескольких километров от него выше вверх по долине реки Каттасай находится турбаза «Янгиабад», которая была организована в начале 70-х годов XX века на базе закрытого уранового рудника. Рядом с турбазой находится несколько площадок для занятий зимой горнолыжным спортом.

Вверх по долине другой речки — Дукентсая, приблизительно в 10 км от города, на абсолютной высоте 2000 м. находится научная лаборатория Ташкентского Среднеазиатского регионального научно-исследовательского гиидрометеорологического института — снеголавинная станция. Первоначально станция и вся снеголавинная служба в окрестностях Янгиабада была организована в 50-х годах XX века для защиты от снежных лавин функционирующих в окрестностях города урановых рудников.[8]

Напишите отзыв о статье "Янгиабад"

Примечания

  1. 1) Агеенко Ф. Л. [gramota.ru/slovari/dic/?ag=x&word=%D0%AF%D0%BD%D0%B3%D0%B8%D0%B0%D0%B1%D0%B0%D0%B4 Янгиабад] // [gramota.ru/slovari/info/ag/ Словарь собственных имён русского языка. Ударение. Произношение. Словоизменение]. — М.: ООО «Издательство "Мир и Образование"»; Оникс, 2010. — 880 с. — ISBN 5-94666-588-X, 978-5-94666-588-9.
  2. 1 2 3 4 5 Янгиобод[www.ziyouz.com/index.php?option=com_remository&Itemid=57&func=fileinfo&id=431 Национальная энциклопедия Узбекистана]. — Ташкент, 2000—2005. (узб.)
  3. 1 2 Лист карты K-42-105 Ангрен. Масштаб: 1 : 100 000. Указать дату выпуска/состояния местности.
  4. Каттасой[www.ziyouz.com/index.php?option=com_remository&Itemid=57&func=fileinfo&id=269 Национальная энциклопедия Узбекистана]. — Ташкент, 2000—2005. (узб.)
  5. [nnovobzor.ru/article.php?id=12161]: "Геологи к этому времени открыли ещё несколько месторождений урана в граничащих с Таджикистаном Узбекской и Киргизской ССР. Но эти месторождения находились в 100—450 километрах от обогатительной фабрики в Ленинобадской области.
    . 8 декабря 1944 года Сталин подписал постановление ГКО N 7102 сс («сс» означает «совершенно секретно»), согласно которому все программы по добыче и переработке урана передавались из Наркомата цветных металлов в Наркомат внутренних дел (НКВД) и ставились под контроль Л. П. Берия. Это решало проблему кадров.
    Получив в своё распоряжение урановые рудники руководство НКВД уже в феврале 1945 года приняло решение «о направлении на урановый комбинат спецпереселенцев крымских татар с Волгостроя, а также квалифицированных рабочих з/к, подобрать специалистов горняков, геологов, химиков, механиков, энергетиков из других лагерей». К августу 1945 года … находилось уже 2295 заключенных, но не «средних з/к», а имеющих опыт горных, рудных, химических и технических работ. Некоторые из них были репатриантами из Германии, имевшими опыт работы на немецких предприятиях. Были и «власовцы».
  6. [www.gallery.imagemaster.ru/img14633.search.htm На улице Янгиабада летом.]
  7. [demoscope.ru/weekly/ssp/sng89_reg2.php Всесоюзная перепись населения 1989 г. Численность городского населения союзных республик, их территориальных единиц, городских поселений и городских районов по полу]
  8. Королёв, 2000, с. 18.

Ссылки

  • [www.world-gazetteer.com/wg.php?x=&men=gpro&lng=en&des=wg&geo=-225&srt=pnan&col=adhoq&msz=1500&pt=c&va=&geo=471769009 Yangiabad «World Gazetteer»]
  • [www.orient-tracking.com/Voyager/Accounts/2007-04-Yangiabad.htm Янгиабад]
  • [www2.uz/yangiabad Официальный сайт турбазы Янгиабад]
  • [yangiabad.ferghana.ru/letopis.htm Летопись славного города «Янгиабада»]

Источники

  • Королёв А. И. [www.snowavalanche.ru/book/A._I._Korolev__Laviny_ne_lukavy.pdf Лавины не лукавы.]. — Санкт Петербург: «Ювента», 2000. — 288 с. — ISBN 5-87399-132-4.


Отрывок, характеризующий Янгиабад

– Что, что? от кого? – проговорил чей то сонный голос.
– От Дохтурова и от Алексея Петровича. Наполеон в Фоминском, – сказал Болховитинов, не видя в темноте того, кто спрашивал его, но по звуку голоса предполагая, что это был не Коновницын.
Разбуженный человек зевал и тянулся.
– Будить то мне его не хочется, – сказал он, ощупывая что то. – Больнёшенек! Может, так, слухи.
– Вот донесение, – сказал Болховитинов, – велено сейчас же передать дежурному генералу.
– Постойте, огня зажгу. Куда ты, проклятый, всегда засунешь? – обращаясь к денщику, сказал тянувшийся человек. Это был Щербинин, адъютант Коновницына. – Нашел, нашел, – прибавил он.
Денщик рубил огонь, Щербинин ощупывал подсвечник.
– Ах, мерзкие, – с отвращением сказал он.
При свете искр Болховитинов увидел молодое лицо Щербинина со свечой и в переднем углу еще спящего человека. Это был Коновницын.
Когда сначала синим и потом красным пламенем загорелись серники о трут, Щербинин зажег сальную свечку, с подсвечника которой побежали обгладывавшие ее прусаки, и осмотрел вестника. Болховитинов был весь в грязи и, рукавом обтираясь, размазывал себе лицо.
– Да кто доносит? – сказал Щербинин, взяв конверт.
– Известие верное, – сказал Болховитинов. – И пленные, и казаки, и лазутчики – все единогласно показывают одно и то же.
– Нечего делать, надо будить, – сказал Щербинин, вставая и подходя к человеку в ночном колпаке, укрытому шинелью. – Петр Петрович! – проговорил он. Коновницын не шевелился. – В главный штаб! – проговорил он, улыбнувшись, зная, что эти слова наверное разбудят его. И действительно, голова в ночном колпаке поднялась тотчас же. На красивом, твердом лице Коновницына, с лихорадочно воспаленными щеками, на мгновение оставалось еще выражение далеких от настоящего положения мечтаний сна, но потом вдруг он вздрогнул: лицо его приняло обычно спокойное и твердое выражение.
– Ну, что такое? От кого? – неторопливо, но тотчас же спросил он, мигая от света. Слушая донесение офицера, Коновницын распечатал и прочел. Едва прочтя, он опустил ноги в шерстяных чулках на земляной пол и стал обуваться. Потом снял колпак и, причесав виски, надел фуражку.
– Ты скоро доехал? Пойдем к светлейшему.
Коновницын тотчас понял, что привезенное известие имело большую важность и что нельзя медлить. Хорошо ли, дурно ли это было, он не думал и не спрашивал себя. Его это не интересовало. На все дело войны он смотрел не умом, не рассуждением, а чем то другим. В душе его было глубокое, невысказанное убеждение, что все будет хорошо; но что этому верить не надо, и тем более не надо говорить этого, а надо делать только свое дело. И это свое дело он делал, отдавая ему все свои силы.
Петр Петрович Коновницын, так же как и Дохтуров, только как бы из приличия внесенный в список так называемых героев 12 го года – Барклаев, Раевских, Ермоловых, Платовых, Милорадовичей, так же как и Дохтуров, пользовался репутацией человека весьма ограниченных способностей и сведений, и, так же как и Дохтуров, Коновницын никогда не делал проектов сражений, но всегда находился там, где было труднее всего; спал всегда с раскрытой дверью с тех пор, как был назначен дежурным генералом, приказывая каждому посланному будить себя, всегда во время сраженья был под огнем, так что Кутузов упрекал его за то и боялся посылать, и был так же, как и Дохтуров, одной из тех незаметных шестерен, которые, не треща и не шумя, составляют самую существенную часть машины.
Выходя из избы в сырую, темную ночь, Коновницын нахмурился частью от головной усилившейся боли, частью от неприятной мысли, пришедшей ему в голову о том, как теперь взволнуется все это гнездо штабных, влиятельных людей при этом известии, в особенности Бенигсен, после Тарутина бывший на ножах с Кутузовым; как будут предлагать, спорить, приказывать, отменять. И это предчувствие неприятно ему было, хотя он и знал, что без этого нельзя.
Действительно, Толь, к которому он зашел сообщить новое известие, тотчас же стал излагать свои соображения генералу, жившему с ним, и Коновницын, молча и устало слушавший, напомнил ему, что надо идти к светлейшему.


Кутузов, как и все старые люди, мало спал по ночам. Он днем часто неожиданно задремывал; но ночью он, не раздеваясь, лежа на своей постели, большею частию не спал и думал.
Так он лежал и теперь на своей кровати, облокотив тяжелую, большую изуродованную голову на пухлую руку, и думал, открытым одним глазом присматриваясь к темноте.
С тех пор как Бенигсен, переписывавшийся с государем и имевший более всех силы в штабе, избегал его, Кутузов был спокойнее в том отношении, что его с войсками не заставят опять участвовать в бесполезных наступательных действиях. Урок Тарутинского сражения и кануна его, болезненно памятный Кутузову, тоже должен был подействовать, думал он.
«Они должны понять, что мы только можем проиграть, действуя наступательно. Терпение и время, вот мои воины богатыри!» – думал Кутузов. Он знал, что не надо срывать яблоко, пока оно зелено. Оно само упадет, когда будет зрело, а сорвешь зелено, испортишь яблоко и дерево, и сам оскомину набьешь. Он, как опытный охотник, знал, что зверь ранен, ранен так, как только могла ранить вся русская сила, но смертельно или нет, это был еще не разъясненный вопрос. Теперь, по присылкам Лористона и Бертелеми и по донесениям партизанов, Кутузов почти знал, что он ранен смертельно. Но нужны были еще доказательства, надо было ждать.
«Им хочется бежать посмотреть, как они его убили. Подождите, увидите. Все маневры, все наступления! – думал он. – К чему? Все отличиться. Точно что то веселое есть в том, чтобы драться. Они точно дети, от которых не добьешься толку, как было дело, оттого что все хотят доказать, как они умеют драться. Да не в том теперь дело.
И какие искусные маневры предлагают мне все эти! Им кажется, что, когда они выдумали две три случайности (он вспомнил об общем плане из Петербурга), они выдумали их все. А им всем нет числа!»
Неразрешенный вопрос о том, смертельна или не смертельна ли была рана, нанесенная в Бородине, уже целый месяц висел над головой Кутузова. С одной стороны, французы заняли Москву. С другой стороны, несомненно всем существом своим Кутузов чувствовал, что тот страшный удар, в котором он вместе со всеми русскими людьми напряг все свои силы, должен был быть смертелен. Но во всяком случае нужны были доказательства, и он ждал их уже месяц, и чем дальше проходило время, тем нетерпеливее он становился. Лежа на своей постели в свои бессонные ночи, он делал то самое, что делала эта молодежь генералов, то самое, за что он упрекал их. Он придумывал все возможные случайности, в которых выразится эта верная, уже свершившаяся погибель Наполеона. Он придумывал эти случайности так же, как и молодежь, но только с той разницей, что он ничего не основывал на этих предположениях и что он видел их не две и три, а тысячи. Чем дальше он думал, тем больше их представлялось. Он придумывал всякого рода движения наполеоновской армии, всей или частей ее – к Петербургу, на него, в обход его, придумывал (чего он больше всего боялся) и ту случайность, что Наполеон станет бороться против него его же оружием, что он останется в Москве, выжидая его. Кутузов придумывал даже движение наполеоновской армии назад на Медынь и Юхнов, но одного, чего он не мог предвидеть, это того, что совершилось, того безумного, судорожного метания войска Наполеона в продолжение первых одиннадцати дней его выступления из Москвы, – метания, которое сделало возможным то, о чем все таки не смел еще тогда думать Кутузов: совершенное истребление французов. Донесения Дорохова о дивизии Брусье, известия от партизанов о бедствиях армии Наполеона, слухи о сборах к выступлению из Москвы – все подтверждало предположение, что французская армия разбита и сбирается бежать; но это были только предположения, казавшиеся важными для молодежи, но не для Кутузова. Он с своей шестидесятилетней опытностью знал, какой вес надо приписывать слухам, знал, как способны люди, желающие чего нибудь, группировать все известия так, что они как будто подтверждают желаемое, и знал, как в этом случае охотно упускают все противоречащее. И чем больше желал этого Кутузов, тем меньше он позволял себе этому верить. Вопрос этот занимал все его душевные силы. Все остальное было для него только привычным исполнением жизни. Таким привычным исполнением и подчинением жизни были его разговоры с штабными, письма к m me Stael, которые он писал из Тарутина, чтение романов, раздачи наград, переписка с Петербургом и т. п. Но погибель французов, предвиденная им одним, было его душевное, единственное желание.