Янжул, Иван Иванович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Иван Иванович Янжул

Конец 1880-х годов
Место рождения:

Янжуловка (Киевская губерния)[1]

Дата смерти:

18 октября 1914(1914-10-18)

Научная сфера:

экономика

Место работы:

Московский университет

Известен как:

академик, профессор Московского университета, фабричный инспектор

Ива́н Ива́нович Я́нжул (2 (14) июня 1846 — 18 (31) октября 1914[2]) — экономист и статистик, педагог, деятель народного образования, один из первых в России фабричных инспекторов. В 1876—1898 гг. профессор Московского университета. Академик Петербургской Академии наук (1895). Член Русского технического общества. Автор мемуаров.





Биография

Происходил из малороссийского дворянского рода. По информации «Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона»: «родился 2 июня 1846 или 1845 г. в Васильковском уезде, Киевской губернии»; сборник «Московские профессора XVIII — начала XX веков» (2006) указывает местом рождения местечко Пятигоры Полтавской губернии.

В 1864 году поступил на юридический факультет Московского университета. В 1869 году окончил его со степенью кандидата. Стажировался в Лейпцигском, Гейдельбергском и Цюрихском университетах (1872—1873), работал над диссертацией в библиотеке Британского музея в Лондоне. В 1874 г. защитил в Московском университете магистерскую диссертацию «Опыт исследования английских косвенных налогов: Акциз». С 1874 г. доцент по кафедре финансового права в Московском университете. В 1876 г. получил степень доктора за сочинение «Английская свободная торговля: Исторический очерк развития идей свободной конкуренции и начал государственного вмешательства». Осенью 1876 г. был избран ординарным профессором Московского университета и оставался в этой должности до 1898 г. Избран член-корреспондентом по разряду историко-политических наук Историко-филологического отделения Академии наук 4 декабря 1893 г., ординарным академиком по Историко-филологическому отделению (политическая экономия и наука о финансах) — 4 марта 1895 г. В 1898 г. получил звание заслуженного профессора. В университете читал курсы финансового права и полицейского права. Янжул, благодаря талантливо составленным учебным курсам, пользовался большой популярностью в университете. В то же время, Янжул отличался строгостью к экзаменующимся, раздражительностью и несдержанностью. Как человек, выросший в бедности, Янжул крайне предвзято относился к так называемым «белоподкладочникам» (обеспеченным студентам, щеголявшим дорогой форменной одеждой); последние, чтобы сдать экзамен у Янжула, были вынуждены одалживать у соучеников поношенную одежду.

Большую известность И. И. Янжул приобрёл своей деятельностью на посту фабричного инспектора. Фабричная инспекция, орган контроля за соблюдением фабричного законодательства, была учреждена в 1882 г. с принятием первого из ряда законов, определяющих взаимные отношения рабочих и фабрикантов в российской промышленности. Тогда было учреждено пять должностей фабричных инспекторов, из которых один был главным. До 1884 г., однако, были назначены лишь главный фабричный инспектор и два окружных инспектора — на Московский и Владимирский округа. Одним из этих трёх первых фабричных инспекторов «первого призыва» стал И. И. Янжул, возглавивший Московский фабричный округ. Отчёты фабричных инспекторов первых лет, в которых подробно описывались условия труда рабочих на фабриках и заводах, были опубликованы и вызвали значительный общественный резонанс. Как отмечает историк Андрей Левандовский:

Профессора типа Янжула, Чупрова, очень талантливые экономисты с прекрасным стабильным положением, с высоким жалованием идут в фабрично-заводскую инспекцию (а это каторжная работа за небольшие деньги) из идейных соображений. То есть следят за тем, чтобы эти нормы соблюдались. По этому поводу много написано — это почти детектив. Сначала надо было предприятие найти, потому что часто просто адрес был неизвестен. Потом надо было попасть, потому что не пускали. А потом надо биться с предпринимателем, заставляя его прекратить, скажем, ночную работу детей[3].

За исследование «Фабричный быт Московской губернии…» Янжулу была присуждена большая золотая медаль Императорского географического общества. В 1886 г. он также принял участие в обследовании промышленности Царства Польского; подробный отчёт был также опубликован. В 1887 г. И. И. Янжул оставил пост окружного фабричного инспектора. Находясь на этой должности, он принимал активное участие в разработке фабричных законов, но и после не оставлял своим вниманием положение рабочих в российской промышленности и считался одним из наиболее авторитетных экспертов в этой области.

И. И. Янжул — автор исследования «Основные начала финансовой политики. Учение о государственных доходах» (1893), за которое он был удостоен премии Грейга в Академии наук. Автор ряда монографий и множества научных и публицистических статей. Редактор отдела политической экономии и финансов в энциклопедии Брокгауза и Ефрона (с 1898 г.).

В истории русской экономической мысли академик, профессор И. И. Янжул рассматривается как крупнейший представитель школы государственного социализма[4], и в этом контексте примыкает к немецкой исторической школе политической экономии и права. Автор первого специального исследования на тему «Бисмарк и государственный социализм»[5]. Умер И. И. Янжул на родине этого крупного течения европейской социально-экономической мысли конца XIX — начала XX века, в Германии, не успев покинуть её после вступления России в Первую мировую войну, через два месяца после её начала.

Общественная деятельность

С 1883 г. И. И. Янжул наряду с профессором Московского университета А. И. Чупровым и заведующий делами Статистического Отдела Московской городской думы М. Е. Богдановым вошёл в состав Комиссии по подготовке устава первой общедоступной бесплатной городской Библиотеки-читальни им. И. С. Тургенева. Председательствовала в Комиссии известная благотворительница и московская Потомственная Почетная Гражданка Варвара Алексеевна Морозова, пожертвовавшая на учреждение библиотеки 10 000 рублей. Разработанный Комиссией устав был рассмотрен и утвержден на заседании Московской городской думы в мае 1884 г. Согласно принятому тогда же приговору Думы № 47 было принято решение об устройстве в Москве Библиотеки-читальни им. И. С. Тургенева, дабы «доставить возможность пользоваться книгами тем слоям городского населения, которым, по состоянию их средств, существующие библиотеки недоступны». Новшеством библиотеки стало то, что «за пользование книгами, газетами и журналами» в ней «никакой платы» не взималось.

Личная жизнь

В 1873 году Янжул женился на Екатерине Николаевне Вельяшевой, которая на долгие годы стала его самым близким и преданным помощником. Сам И. И. Янжул так писал о своей супруге:

«В жене я получил не только доброго товарища, но соавтора или ближайшего сотрудника для всего, что я с тех пор написал, начиная с больших книг и кончая журнальными и газетными статьями. Ничего не делалось и не писалось без её совета и помощи и большей частью её же рукой, и я затрудняюсь по временам определить, кому например в данной статье принадлежит такая-то мысль, мне или ей?».

Профессор Янжул был весьма популярен среди московских студентов и поддерживал дружеские отношения со многими московскими профессорами, такими, как Н. В. Бугаев. Сын последнего, Андрей Белый, характеризовал Янжула как «естественное увенчание сил, синтез духа тяжелого с телом десятипудовым». Образ Янжула проходит через его воспоминания с самого раннего детства[6]:

Бухающий тяжкокаменно «по штатиштичешким данным» сосед, И. И. Янжул, рос мне из темных углов по ночам; Янжулом бухнуло прямо в меня из гостиной:
— Бу… бу… у-у-у… штатиштичешким…
Бука пришёл изо рта И. И. Янжула:
— Бу… бу… бу… бу…
Как из бочки: ужасно!
И тотчас же я закричал по ночам.

Сочинения

  • «Опыт исследования английских косвенных налогов. Акциз». М., 1874;
  • «Английская свободная торговля. Исторический очерк развития идей свободной конкуренции и начал государственного вмешательства». Вып. 1-2. М., 1876-82;
  • «Детский и женский фабричный труд в Англии и России». № 2 «Отечественные записки», 1880;
  • «Финансовое право. По лекциям ординарного профессора И. И. Янжула». СПб., 1881;
  • «Очерки и исследования. Сборник статей по вопросам народного хозяйства, политики и законодательства». Т. 1-2. М., 1884;
  • «Фабричный быт Московской губернии. Отчёт за 1882—1883 год фабричного инспектора над занятиями малолетних рабочих Московского округа И. И. Янжула». СПб., 1884;
  • «Отчёт за 1885 год фабричного инспектора Московского округа проф. И. И. Янжула». СПб, 1886;
  • «Отчёты членов Комиссии по исследованию фабрично-заводской промышленности в Царстве Польском. Ч.1. Отчёт проф. И. И. Янжула». СПб., 1888;
  • «Основные начала финансовой науки. Учение о государственных доходах». Вып. 1-2. СПб., 1890 (переиздано несколько раз, с дополнениями в 1904 г.);
  • «В поисках лучшего будущего. Социальные этюды». СПб., 1893;
  • «Промысловые синдикаты или предпринимательские союзы для регулирования производства преимущественно в Соединённых Штатах Северной Америки». СПб., 1895;
  • «Экономическая оценка народного образования. Очерки И. И. Янжула, А. И. Чупрова, Е. Н. Янжул, В. П. Вахтерова и др.» СПб., 1899;
  • «Между делом. Очерки по вопросам народного образования, экономической политики и общественной жизни». СПб., 1904;
  • Янжул И. И. [ia600305.us.archive.org/8/items/izvospominanipe00igoog/izvospominanipe00igoog.pdf Из воспоминаний и переписки фабричного инспектора первого призыва. Материалы для истории русского рабочего вопроса и фабричного законодательства]. — СПб.: Тип. АО Брокгауз-Ефрон, 1907. — 227 с.
  • Янжул И. [memoirs.ru/texts/MoskKup_RS96t86n5.htm Московский купец конца 17 века. (По отзывам иностранца-современника). (Историко-библиографическая заметка)] / Издат. С. Зыков, ред. Н. Дубровин // Русская старина, 1896. — Т. 86. — № 5. — С. 431—441.

Напишите отзыв о статье "Янжул, Иван Иванович"

Примечания

  1. По другим сведениям — местечко Пятигоры Полтавской губернии.
  2. В сборнике «Московские профессора XVIII — начала XX веков» указано иное, но с ошибкой в календарном стиле: 18 (31) апреля 1914.
  3. [echo.msk.ru/programs/netak/756563-echo/ Радио ЭХО Москвы:: Не так, 12.03.2011 14:12 Дмитрий Толстой, министр, который любил порядок: Андрей Левандовский]
  4. Теория «Государственного социализма». И. И. Янжул. — История русской экономической мысли. М.: Изд-во соц.-эк. лит-ры, 1959, т.2, ч. I. — Гл.6, с.149-166.
  5. Янжул И. И. Бисмарк и государственный социализм.//Вестник Европы, 1890, № 8, с.728-729.
  6. А. Белый. На рубеже двух столетий

Литература

  • Янжул, Иван Иванович // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  • Волков В. А., Куликова М. В., Логинов В. С. Московские профессора XVIII — начала XX веков. Гуманитарные и общественные науки. — М.: Янус-К; Московские учебники и картолитография, 2006. — С. 289—290. — 300 с. — 2 000 экз. — ISBN 5—8037—0164—5.
  • [dlib.rsl.ru/viewer/01004001386#?page=1 Воспоминания И. И. Янжула о пережитом и виденном в 1864—1909 гг.]. — СПб.: Электротипография Н.Я.Стойковой, 1910. — Т. 1. — 191 с.
  • [dlib.rsl.ru/viewer/01004001385#?page=1 Воспоминания И. И. Янжула о пережитом и виденном в 1864—1909 гг.]. — СПб.: Электротипография Н.Я.Стойковой, 1911. — Т. 2. — 189 с.

Ссылки

  • [www.fedordostoevsky.ru/around/Yanzhul_I_I/ Янжул И. И. в проекте «Федор Михайлович Достоевский. Антология жизни и творчества»]
  • Лиферов А. П., Страхов В. В. [library.rspu.ryazan.ru/search/search_newspaper_fulltext.php?id=422 «И. И. Янжул: „Будет Россия образована, будет и богата“»] // «Педагогика»(недоступная ссылка)

Отрывок, характеризующий Янжул, Иван Иванович

– Кааак стоишь? Где нога? Нога где? – закричал полковой командир с выражением страдания в голосе, еще человек за пять не доходя до Долохова, одетого в синеватую шинель.
Долохов медленно выпрямил согнутую ногу и прямо, своим светлым и наглым взглядом, посмотрел в лицо генерала.
– Зачем синяя шинель? Долой… Фельдфебель! Переодеть его… дря… – Он не успел договорить.
– Генерал, я обязан исполнять приказания, но не обязан переносить… – поспешно сказал Долохов.
– Во фронте не разговаривать!… Не разговаривать, не разговаривать!…
– Не обязан переносить оскорбления, – громко, звучно договорил Долохов.
Глаза генерала и солдата встретились. Генерал замолчал, сердито оттягивая книзу тугой шарф.
– Извольте переодеться, прошу вас, – сказал он, отходя.


– Едет! – закричал в это время махальный.
Полковой командир, покраснел, подбежал к лошади, дрожащими руками взялся за стремя, перекинул тело, оправился, вынул шпагу и с счастливым, решительным лицом, набок раскрыв рот, приготовился крикнуть. Полк встрепенулся, как оправляющаяся птица, и замер.
– Смир р р р на! – закричал полковой командир потрясающим душу голосом, радостным для себя, строгим в отношении к полку и приветливым в отношении к подъезжающему начальнику.
По широкой, обсаженной деревьями, большой, бесшоссейной дороге, слегка погромыхивая рессорами, шибкою рысью ехала высокая голубая венская коляска цугом. За коляской скакали свита и конвой кроатов. Подле Кутузова сидел австрийский генерал в странном, среди черных русских, белом мундире. Коляска остановилась у полка. Кутузов и австрийский генерал о чем то тихо говорили, и Кутузов слегка улыбнулся, в то время как, тяжело ступая, он опускал ногу с подножки, точно как будто и не было этих 2 000 людей, которые не дыша смотрели на него и на полкового командира.
Раздался крик команды, опять полк звеня дрогнул, сделав на караул. В мертвой тишине послышался слабый голос главнокомандующего. Полк рявкнул: «Здравья желаем, ваше го го го го ство!» И опять всё замерло. Сначала Кутузов стоял на одном месте, пока полк двигался; потом Кутузов рядом с белым генералом, пешком, сопутствуемый свитою, стал ходить по рядам.
По тому, как полковой командир салютовал главнокомандующему, впиваясь в него глазами, вытягиваясь и подбираясь, как наклоненный вперед ходил за генералами по рядам, едва удерживая подрагивающее движение, как подскакивал при каждом слове и движении главнокомандующего, – видно было, что он исполнял свои обязанности подчиненного еще с большим наслаждением, чем обязанности начальника. Полк, благодаря строгости и старательности полкового командира, был в прекрасном состоянии сравнительно с другими, приходившими в то же время к Браунау. Отсталых и больных было только 217 человек. И всё было исправно, кроме обуви.
Кутузов прошел по рядам, изредка останавливаясь и говоря по нескольку ласковых слов офицерам, которых он знал по турецкой войне, а иногда и солдатам. Поглядывая на обувь, он несколько раз грустно покачивал головой и указывал на нее австрийскому генералу с таким выражением, что как бы не упрекал в этом никого, но не мог не видеть, как это плохо. Полковой командир каждый раз при этом забегал вперед, боясь упустить слово главнокомандующего касательно полка. Сзади Кутузова, в таком расстоянии, что всякое слабо произнесенное слово могло быть услышано, шло человек 20 свиты. Господа свиты разговаривали между собой и иногда смеялись. Ближе всех за главнокомандующим шел красивый адъютант. Это был князь Болконский. Рядом с ним шел его товарищ Несвицкий, высокий штаб офицер, чрезвычайно толстый, с добрым, и улыбающимся красивым лицом и влажными глазами; Несвицкий едва удерживался от смеха, возбуждаемого черноватым гусарским офицером, шедшим подле него. Гусарский офицер, не улыбаясь, не изменяя выражения остановившихся глаз, с серьезным лицом смотрел на спину полкового командира и передразнивал каждое его движение. Каждый раз, как полковой командир вздрагивал и нагибался вперед, точно так же, точь в точь так же, вздрагивал и нагибался вперед гусарский офицер. Несвицкий смеялся и толкал других, чтобы они смотрели на забавника.
Кутузов шел медленно и вяло мимо тысячей глаз, которые выкатывались из своих орбит, следя за начальником. Поровнявшись с 3 й ротой, он вдруг остановился. Свита, не предвидя этой остановки, невольно надвинулась на него.
– А, Тимохин! – сказал главнокомандующий, узнавая капитана с красным носом, пострадавшего за синюю шинель.
Казалось, нельзя было вытягиваться больше того, как вытягивался Тимохин, в то время как полковой командир делал ему замечание. Но в эту минуту обращения к нему главнокомандующего капитан вытянулся так, что, казалось, посмотри на него главнокомандующий еще несколько времени, капитан не выдержал бы; и потому Кутузов, видимо поняв его положение и желая, напротив, всякого добра капитану, поспешно отвернулся. По пухлому, изуродованному раной лицу Кутузова пробежала чуть заметная улыбка.
– Еще измайловский товарищ, – сказал он. – Храбрый офицер! Ты доволен им? – спросил Кутузов у полкового командира.
И полковой командир, отражаясь, как в зеркале, невидимо для себя, в гусарском офицере, вздрогнул, подошел вперед и отвечал:
– Очень доволен, ваше высокопревосходительство.
– Мы все не без слабостей, – сказал Кутузов, улыбаясь и отходя от него. – У него была приверженность к Бахусу.
Полковой командир испугался, не виноват ли он в этом, и ничего не ответил. Офицер в эту минуту заметил лицо капитана с красным носом и подтянутым животом и так похоже передразнил его лицо и позу, что Несвицкий не мог удержать смеха.
Кутузов обернулся. Видно было, что офицер мог управлять своим лицом, как хотел: в ту минуту, как Кутузов обернулся, офицер успел сделать гримасу, а вслед за тем принять самое серьезное, почтительное и невинное выражение.
Третья рота была последняя, и Кутузов задумался, видимо припоминая что то. Князь Андрей выступил из свиты и по французски тихо сказал:
– Вы приказали напомнить о разжалованном Долохове в этом полку.
– Где тут Долохов? – спросил Кутузов.
Долохов, уже переодетый в солдатскую серую шинель, не дожидался, чтоб его вызвали. Стройная фигура белокурого с ясными голубыми глазами солдата выступила из фронта. Он подошел к главнокомандующему и сделал на караул.
– Претензия? – нахмурившись слегка, спросил Кутузов.
– Это Долохов, – сказал князь Андрей.
– A! – сказал Кутузов. – Надеюсь, что этот урок тебя исправит, служи хорошенько. Государь милостив. И я не забуду тебя, ежели ты заслужишь.
Голубые ясные глаза смотрели на главнокомандующего так же дерзко, как и на полкового командира, как будто своим выражением разрывая завесу условности, отделявшую так далеко главнокомандующего от солдата.
– Об одном прошу, ваше высокопревосходительство, – сказал он своим звучным, твердым, неспешащим голосом. – Прошу дать мне случай загладить мою вину и доказать мою преданность государю императору и России.
Кутузов отвернулся. На лице его промелькнула та же улыбка глаз, как и в то время, когда он отвернулся от капитана Тимохина. Он отвернулся и поморщился, как будто хотел выразить этим, что всё, что ему сказал Долохов, и всё, что он мог сказать ему, он давно, давно знает, что всё это уже прискучило ему и что всё это совсем не то, что нужно. Он отвернулся и направился к коляске.
Полк разобрался ротами и направился к назначенным квартирам невдалеке от Браунау, где надеялся обуться, одеться и отдохнуть после трудных переходов.
– Вы на меня не претендуете, Прохор Игнатьич? – сказал полковой командир, объезжая двигавшуюся к месту 3 ю роту и подъезжая к шедшему впереди ее капитану Тимохину. Лицо полкового командира выражало после счастливо отбытого смотра неудержимую радость. – Служба царская… нельзя… другой раз во фронте оборвешь… Сам извинюсь первый, вы меня знаете… Очень благодарил! – И он протянул руку ротному.
– Помилуйте, генерал, да смею ли я! – отвечал капитан, краснея носом, улыбаясь и раскрывая улыбкой недостаток двух передних зубов, выбитых прикладом под Измаилом.
– Да господину Долохову передайте, что я его не забуду, чтоб он был спокоен. Да скажите, пожалуйста, я всё хотел спросить, что он, как себя ведет? И всё…
– По службе очень исправен, ваше превосходительство… но карахтер… – сказал Тимохин.
– А что, что характер? – спросил полковой командир.
– Находит, ваше превосходительство, днями, – говорил капитан, – то и умен, и учен, и добр. А то зверь. В Польше убил было жида, изволите знать…
– Ну да, ну да, – сказал полковой командир, – всё надо пожалеть молодого человека в несчастии. Ведь большие связи… Так вы того…
– Слушаю, ваше превосходительство, – сказал Тимохин, улыбкой давая чувствовать, что он понимает желания начальника.
– Ну да, ну да.
Полковой командир отыскал в рядах Долохова и придержал лошадь.
– До первого дела – эполеты, – сказал он ему.
Долохов оглянулся, ничего не сказал и не изменил выражения своего насмешливо улыбающегося рта.
– Ну, вот и хорошо, – продолжал полковой командир. – Людям по чарке водки от меня, – прибавил он, чтобы солдаты слышали. – Благодарю всех! Слава Богу! – И он, обогнав роту, подъехал к другой.
– Что ж, он, право, хороший человек; с ним служить можно, – сказал Тимохин субалтерн офицеру, шедшему подле него.
– Одно слово, червонный!… (полкового командира прозвали червонным королем) – смеясь, сказал субалтерн офицер.
Счастливое расположение духа начальства после смотра перешло и к солдатам. Рота шла весело. Со всех сторон переговаривались солдатские голоса.
– Как же сказывали, Кутузов кривой, об одном глазу?
– А то нет! Вовсе кривой.
– Не… брат, глазастее тебя. Сапоги и подвертки – всё оглядел…
– Как он, братец ты мой, глянет на ноги мне… ну! думаю…
– А другой то австрияк, с ним был, словно мелом вымазан. Как мука, белый. Я чай, как амуницию чистят!
– Что, Федешоу!… сказывал он, что ли, когда стражения начнутся, ты ближе стоял? Говорили всё, в Брунове сам Бунапарте стоит.
– Бунапарте стоит! ишь врет, дура! Чего не знает! Теперь пруссак бунтует. Австрияк его, значит, усмиряет. Как он замирится, тогда и с Бунапартом война откроется. А то, говорит, в Брунове Бунапарте стоит! То то и видно, что дурак. Ты слушай больше.
– Вишь черти квартирьеры! Пятая рота, гляди, уже в деревню заворачивает, они кашу сварят, а мы еще до места не дойдем.
– Дай сухарика то, чорт.
– А табаку то вчера дал? То то, брат. Ну, на, Бог с тобой.
– Хоть бы привал сделали, а то еще верст пять пропрем не емши.
– То то любо было, как немцы нам коляски подавали. Едешь, знай: важно!
– А здесь, братец, народ вовсе оголтелый пошел. Там всё как будто поляк был, всё русской короны; а нынче, брат, сплошной немец пошел.
– Песенники вперед! – послышался крик капитана.
И перед роту с разных рядов выбежало человек двадцать. Барабанщик запевало обернулся лицом к песенникам, и, махнув рукой, затянул протяжную солдатскую песню, начинавшуюся: «Не заря ли, солнышко занималося…» и кончавшуюся словами: «То то, братцы, будет слава нам с Каменскиим отцом…» Песня эта была сложена в Турции и пелась теперь в Австрии, только с тем изменением, что на место «Каменскиим отцом» вставляли слова: «Кутузовым отцом».
Оторвав по солдатски эти последние слова и махнув руками, как будто он бросал что то на землю, барабанщик, сухой и красивый солдат лет сорока, строго оглянул солдат песенников и зажмурился. Потом, убедившись, что все глаза устремлены на него, он как будто осторожно приподнял обеими руками какую то невидимую, драгоценную вещь над головой, подержал ее так несколько секунд и вдруг отчаянно бросил ее:
Ах, вы, сени мои, сени!
«Сени новые мои…», подхватили двадцать голосов, и ложечник, несмотря на тяжесть амуниции, резво выскочил вперед и пошел задом перед ротой, пошевеливая плечами и угрожая кому то ложками. Солдаты, в такт песни размахивая руками, шли просторным шагом, невольно попадая в ногу. Сзади роты послышались звуки колес, похрускиванье рессор и топот лошадей.
Кутузов со свитой возвращался в город. Главнокомандующий дал знак, чтобы люди продолжали итти вольно, и на его лице и на всех лицах его свиты выразилось удовольствие при звуках песни, при виде пляшущего солдата и весело и бойко идущих солдат роты. Во втором ряду, с правого фланга, с которого коляска обгоняла роты, невольно бросался в глаза голубоглазый солдат, Долохов, который особенно бойко и грациозно шел в такт песни и глядел на лица проезжающих с таким выражением, как будто он жалел всех, кто не шел в это время с ротой. Гусарский корнет из свиты Кутузова, передразнивавший полкового командира, отстал от коляски и подъехал к Долохову.