Янкович де Мириево, Фёдор Иванович

Фёдор Иванович Янкович (де Мириево)
Jankovič Mirijevski
Фёдор Иванович Янкович
Род деятельности:	педагог, организатор системы образования
Дата рождения:	1741(1741)
Подданство:	Австрийская империя, Российская империя
Дата смерти:	1814(1814)

Фёдор Иванович Янкович (де Мириево) (1741—1814) — сербский и российский педагог, член Российской Академии (с 1783 года). Являлся разработчиком и активным участником реформ образования в Австрийской и Российской империях во второй половине XVIII века. Считается одним из последователей Я. А. Коменского.

Биография

Происхождение

Серб по происхождению. Родился в 1741 году в местечке Каменице-Сремской (серб.), недалеко от Петроварадина.

Когда турки захватили Сербию, семья Янковичей, будучи одной из древнейших дворянских семей и владевшая селом Мириево близ Белграда, вместе со многими знатными сербами в 1459 году переселились в Венгрию. Здесь семья прославилась в многочисленных войнах с турками, за что императором Леопольдом I ей были пожалованы определённые привилегии.

В Австрии

Образование получил в Венском университете, где слушал юриспруденцию, камеральные предметы и науки, касающиеся внутреннего государственного благоустройства.

После окончания университета поступил на службу секретарем к Темешварскому православному епископу Викентию Иоанновичу Видаку, ставшему впоследствии Карловацким митрополитом (серб.). На этой должности придерживался проавстрийских взглядов, выступал за сотрудничество с католической церквью.

В 1773 году был назначен первым учителем и директором народных училищ в Темешварском банате, приняв на этой должности участие и в осуществлении реформы образования, предпринятой императрицей Марией Терезией. Целью реформы было введение в Австрии новой системы образования, по примеру уже введенной в Пруссии, разработанной настоятелем Саганского монастыря Фельбигером (англ.). Преимущество новой системы, введённой в 1774 году, заключалось в выстраивании стройной системы начальных и высших народных школ, тщательной подготовке учителей, рациональных приемах преподавания и установлении специальной учебной администрации. Обязанностью Янковича как директора училищ в провинции, населённой православными, было приспособление новой учебной системы к местным условиям.

В 1774 году императрица Мария-Терезия пожаловала Янковичу дворянское достоинство Австрийской империи, с присоединением к его фамилии названия де Мириево, по имени села, принадлежавшего предкам его в Сербии. В грамоте было сказано: «Мы благосклонно приметили, видели и узнали его хорошие нравы, добродетель, рассудок и дарования, о которых нам с похвалою донесено».

В 1776 году он посетил Вену и подробно ознакомился с тамошней учительской семинарией, после чего перевел на сербский язык немецкие руководства, введенные в новые школы, и составил руководство для учителей своей провинции под заглавием: «Ручная книга, потребная магистрам иллирийских неуниатских малых школ».

В России

При свидании в 1780 году в Могилёве с Екатериной II австрийский император Иосиф II рассказал ей о проведённой реформе образования в Австрии, передал ей австрийские школьные учебники и охарактеризовал императрице Янковича как:

... человека, трудившегося уже в устроении народных школ в землях владения его величества императора Римского, как знающего язык российский и наш православный закон исповедующего

В 1782 году Янкович переехал в Россию. 7 сентября 1782 года был издан указ об учреждении комиссии народных училищ, во главе с Петром Завадовским. Членами комиссии были назначены академик Франц Эпинус и тайный советник П. И. Пастухов. Янкович был привлечён в качестве сотрудника-эксперта, что не вполне соответствовало его руководящей роли, так как на него была возложена вся тяжесть предстоящей работы: именно им составлялся общий план новой учебной системы, организовывалась учительская семинария, осуществлялся перевод и переработка учебных руководств. Он должен был готовить материалы по различным вопросам и представлять на обсуждение комиссии, которая почти всегда утверждала их без изменений. Лишь в 1797 году Янкович был введен в состав комиссии.

13 декабря 1783 года в Санкт-Петербурге была открыта учительская семинария, начальство над которой принял Янкович как директор народных училищ Санкт-Петербургской губернии. В открытой семинарии Янкович особое внимание уделили организации учебной и воспитательной частей, снабжению семинарии всеми необходимыми учебными пособиями. В кабинете естественной истории он организовал собрание главнейших пород из царства животных и царства ископаемых и гербарий. Для класса математики и физики были приобретены необходимые модели и инструменты, а для механики и гражданской архитектуры выписаны были из Вены разные чертежи и машины. По настоянию Янковича в семинарии и в главном народном училище были запрещены телесные наказания.

Янкович был директором главного народного училища и учительской семинарии при нём до 17 мая 1785 года, когда в связи с многочисленными обязанностями по подготовке и проведению реформы образования в России был освобождён от непосредственного руководства этими учебными заведениями.

Императрица Екатерина II неоднократно удостаивала Янковича своим вниманием. В 1784 году ему был присвоен чин коллежского советника, а в 1793 году — статского советника. Кроме того, он был награждён орденами св. Владимира — 4-й ст. (1784), а потом 3-й ст. (1786). В 1791 году Екатерина пожаловала ему деревню в Могилевской губернии и в том же году причислила его к российскому дворянству. В царствование императора Павла I он был награждён чином действительного статского советника и, сверх получаемого им жалованья, ему определена была пенсия в 2000 рублей, а в 1802 году ему была пожалована аренда в Гродненской губернии.

После учреждения в 1802 году Министерства народного просвещения Янкович вошел в состав вновь образованной комиссии об училищах, с 1803 году получившей название Главного правления училищ. Однако, в министерстве, деятельностью которого на первых порах руководил кружок личных друзей императора Александра I, Янкович не пользовался влиянием.

В 1804 году он оставил службу, так как чрезмерные труды совершенно истощили его умственные и физические силы.

Умер 22 мая 1814 года. Похоронен на Лазаревском кладбище Александро-Невской лавры.

Реформа образования в России

Согласно реформе, разработанной Янковичем народные школы должны были составлять три разряда: малые школы (двухклассные), средние школы (трехклассные) и главные школы (четырехклассные).

В школах первого разряда должны были обучать — в первом классе: чтению и письму, знанию цифр, церковных и римских чисел, сокращенному катехизису, священной истории и первоначальным правилам русской грамматики. Во 2-м — после повторения предыдущего — пространному катехизису без доказательств из священного писания, чтению книги «О должностях человека и гражданина», арифметике 1-й и 2-й части, чистописанию и рисованию.

В школах 2-го разряда к первым двум классам малых школ присоединялся еще третий класс, в котором, при повторении прежнего, должны были учить пространному катехизису с доказательствами из священного писания, чтению и изъяснению евангелия, русской грамматике с упражнениями в правописании, всеобщей истории и всеобщей и русской географии в сокращенном виде и чистописанию.

Школы 3-го разряда (главные) должны были состоять из 4-х классов — курс первых трех тот же, что и в средних школах; в четвертом же классе должны были преподаваться: всеобщая и русская география, всеобщая история более подробно, русская история, математическая география с задачами на глобусе, русская грамматика с упражнениями в письменных упражнениях, употребительных в общежитии, как-то: в письмах, счетах, расписках и т. п., основания геометрии, механики, физики, естественной истории и гражданской архитектуры и рисование.

Подготовка для народных училищ первых учителей, знакомых с требованиями дидактики и педагогики, лежала исключительно на Янковиче. В этом деле он был полным хозяином, экзаменовал молодых людей, желавших посвятить себя учительскому званию, знакомил их с методиками обучения и, по требованию комиссии, назначал на то и другое место, в зависимости от способностей каждого.

В 1785 году комиссия поручила Янковичу составить положение для частных пансионов и школ, которое позже была включена в устав народных училищ, утверждённый 5 августа 1786 года. Согласно положению все частные пансионы и школы должны были быть подчинены, наравне с народными училищами, ведению приказов Общественного Призрения. Воспитание в частных школах, уравненных с народными, должно было отличаться семейным дружелюбием, простотой в образе жизни и совершаться в религиозном духе.

Моральные средства действия на воспитанников определялись в следующих словах наказа:

Паче всего препоручается содержателям и учителям, дабы они в питомцах и учениках своих старались поселить правила честности и добродетели, предшествуя им в том и делом, и словами: чего ради быть им при них неотлучно и удалять от глаз их все то, что может быть поводом к соблазну... содержать, однако же, в страхе Божием, заставляя их ходить в церковь и молиться, вставая и ложась спать, пред начатием и окончанием учения, пред столом и после стола. Стараться также доставлять им невинные удовольствия, когда есть к тому удобные случаи, обращая оные им в награждение и отдавая всегда преимущества прилежнейшим и благонравнейшим

Нельзя, однако, не заметить, что на дух учения и воспитания в частных пансионах и школах наказ Янковича имел весьма слабое влияние. Причины этому заключались, с одной стороны, в недостатке воспитателей, соответствовавших идеалу, представленному в наказе, а с другой — в том важном обстоятельстве, что требования тогдашнего общества стояли далеко ниже этого идеала и потому делали возможным существование плохих пансионов, лишь бы учили в них французскому языку и танцам.

Наказ Янковича для частных пансионов содержал смелое для того времени разрешение воспитывать вместе детей мужеского и женского пола, причем содержателям вменялось в обязанность иметь для детей разных полов раздельные комнаты. Эта положение было отменено в 1804 году. Одним из недостатков наказа было то, что в нем говорилось только о частных учителях в пансионах и школах, но были упущены из виду частные учителя, занимающиеся обучением в частных домах. Способ их экзаменовки и отношение их к училищному начальству остались неопределенными. Такая неопределенность, естественно, повлекла за собой ослабление надзора за домашним учением и открыла широкое поле для злоупотреблений, особенно со стороны учителей-иностранцев.

Методика обучения согласно Янковичу должна была состоять из совокупного наставления, совокупного чтения, изображения через начальные буквы, таблиц и опроса.

Янкович был сторонником живого преподавания предметов в противовес бытовавшему тогда схоластическому и механистическому методам обучения. Впоследствии, его методики были распространены, кроме народных училищ, на духовные училища и военные корпуса.

Учебники и руководства

Янкович принимал также активное участие в составлении учебников и учебных пособий для преподавателей.

Ему принадлежат следующие учебники и пособия:

1. Таблицы азбучные и для складов церковной и гражданской печати (1782)
2. Букварь (1782)
3. Сокращенный катехизис с вопросами и без вопросов (1782)
4. Прописи и при них руководство для чистописания (1782)
5. Правила для учащихся (1782)
6. Пространный катехизис с доказательствами из священного писания (1783)
7. Священная история (1783)
8. Всемирная история (1784)
9. Зрелище вселенныя (1787)
10. Сокращенная русская история, извлеченная из подробной истории, сочиненной Штриттером (1784)
11. Сокращенная российская география
12. Всеобщее землеописание.

Работа в Академии Российской

Практически сразу по приезде в Россию, в 1783 году, Янкович был избран в первый состав Академии Российской, занимавшейся составлением первого толкового словаря русского языка. При составлении словаря, он вместе с Санкт-Петербургским митрополитом Гавриилом отвечал за слова на буквы И и I.

Но гораздо значительнее был труд Янковича по составлению сравнительного словаря всех языков, идея которого сильно интересовала Екатерину II. Она поручила Янковичу составить новый полнейший словарь с расположением слов в алфавитном порядке. Первая часть словаря вышла в 1790 году, а остальные три части в 1791 году под названием: «Сравнительный словарь всех языков и наречий, по азбучному порядку расположенный». В словаре Янкович сравнил 279 языков: 171 азиатский, 55 европейских, 80 африканских и 23 американских. Такой громадный труд Янкович выполнил всего в два года, несмотря на множество других посторонних занятий.

См. также

• Янкович-де-Мириево, Иван Фёдорович

Литература

• A. Воронов, «Ф. И. Янкович-де-Мириево, или Народные училища в России при императрице Екатерине II» (СПб., 1858 г.).
• A. Воронов, «Историко-статистическое обозрение учебных заведений С.-Петербургского учебного округа с 1715 по 1828 год включительно» (СПб., 1849 г.).
• М. И. Сухомлинов, «История Российской Академии», т. І, стр. 17, 258; т. IV, стр. 246—248, 271, 510; т. VII, стр. 144—151, 510, 511.
• Д. А. Толстой, «Городские училища в царствование императрицы Екатерины II» (СПб., 1886, оттиск из LIV тома «Записок Императорской Академии Наук»).
• А. Н. Пыпин, «История русской литературы», т. IV, стр. 26, 50, 138.
• С. В. Рождественский, «Исторический обзор деятельности министерства Народного Просвещения 1802—1902 гг.» (СПб., 1902 г.).
• С. В. Рождественский, «Из истории учебных реформ императрицы Екатерины II» («Журнал Мин. Народного Просвещения», 1909 г., март).
• С. В. Рождественский, «Очерки по истории систем народного просвещения в России в XVIII—XIX веках», т. I (СПб., 1912 г.).

Источники

• Янкович-де-Мириево, Федор // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб.—М., 1896—1918.
• Рождественский С.В.., —. Янкович-де-Мириево // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907. Том. 82, стр. 673—674.

Ссылки

• [books.google.fr/books?id=RaMOAAAAQAAJ&printsec=frontcover&hl=fr&source=gbs_ge_summary_r&cad=0#v=onepage&q&f=false Сравнительный словарь всех языков и наречий, по азбучному порядку расположенный. Часть первая А — Д. СПб., 1790. Скан на интернете]
• [books.google.fr/books?id=hzMTAAAAQAAJ&printsec=frontcover&hl=fr&source=gbs_ge_summary_r&cad=0#v=onepage&q&f=false Сравнительный словарь всех языков и наречий, по азбучному порядку расположенный. Часть вторая Д — Л. СПб., 1791. Скан на интернете]
• [books.google.fr/books?id=hKMOAAAAQAAJ&printsec=frontcover&hl=fr&source=gbs_ge_summary_r&cad=0#v=onepage&q&f=false Сравнительный словарь всех языков и наречий, по азбучному порядку расположенный. Часть третья Л — С. СПб., 1791. Скан на интернете]

Отрывок, характеризующий Янкович де Мириево, Фёдор Иванович

Когда созрело яблоко и падает, – отчего оно падает? Оттого ли, что тяготеет к земле, оттого ли, что засыхает стержень, оттого ли, что сушится солнцем, что тяжелеет, что ветер трясет его, оттого ли, что стоящему внизу мальчику хочется съесть его?
Ничто не причина. Все это только совпадение тех условий, при которых совершается всякое жизненное, органическое, стихийное событие. И тот ботаник, который найдет, что яблоко падает оттого, что клетчатка разлагается и тому подобное, будет так же прав, и так же не прав, как и тот ребенок, стоящий внизу, который скажет, что яблоко упало оттого, что ему хотелось съесть его и что он молился об этом. Так же прав и не прав будет тот, кто скажет, что Наполеон пошел в Москву потому, что он захотел этого, и оттого погиб, что Александр захотел его погибели: как прав и не прав будет тот, кто скажет, что завалившаяся в миллион пудов подкопанная гора упала оттого, что последний работник ударил под нее последний раз киркою. В исторических событиях так называемые великие люди суть ярлыки, дающие наименований событию, которые, так же как ярлыки, менее всего имеют связи с самым событием.
Каждое действие их, кажущееся им произвольным для самих себя, в историческом смысле непроизвольно, а находится в связи со всем ходом истории и определено предвечно.


29 го мая Наполеон выехал из Дрездена, где он пробыл три недели, окруженный двором, составленным из принцев, герцогов, королей и даже одного императора. Наполеон перед отъездом обласкал принцев, королей и императора, которые того заслуживали, побранил королей и принцев, которыми он был не вполне доволен, одарил своими собственными, то есть взятыми у других королей, жемчугами и бриллиантами императрицу австрийскую и, нежно обняв императрицу Марию Луизу, как говорит его историк, оставил ее огорченною разлукой, которую она – эта Мария Луиза, считавшаяся его супругой, несмотря на то, что в Париже оставалась другая супруга, – казалось, не в силах была перенести. Несмотря на то, что дипломаты еще твердо верили в возможность мира и усердно работали с этой целью, несмотря на то, что император Наполеон сам писал письмо императору Александру, называя его Monsieur mon frere [Государь брат мой] и искренно уверяя, что он не желает войны и что всегда будет любить и уважать его, – он ехал к армии и отдавал на каждой станции новые приказания, имевшие целью торопить движение армии от запада к востоку. Он ехал в дорожной карете, запряженной шестериком, окруженный пажами, адъютантами и конвоем, по тракту на Позен, Торн, Данциг и Кенигсберг. В каждом из этих городов тысячи людей с трепетом и восторгом встречали его.
Армия подвигалась с запада на восток, и переменные шестерни несли его туда же. 10 го июня он догнал армию и ночевал в Вильковисском лесу, в приготовленной для него квартире, в имении польского графа.
На другой день Наполеон, обогнав армию, в коляске подъехал к Неману и, с тем чтобы осмотреть местность переправы, переоделся в польский мундир и выехал на берег.
Увидав на той стороне казаков (les Cosaques) и расстилавшиеся степи (les Steppes), в середине которых была Moscou la ville sainte, [Москва, священный город,] столица того, подобного Скифскому, государства, куда ходил Александр Македонский, – Наполеон, неожиданно для всех и противно как стратегическим, так и дипломатическим соображениям, приказал наступление, и на другой день войска его стали переходить Неман.
12 го числа рано утром он вышел из палатки, раскинутой в этот день на крутом левом берегу Немана, и смотрел в зрительную трубу на выплывающие из Вильковисского леса потоки своих войск, разливающихся по трем мостам, наведенным на Немане. Войска знали о присутствии императора, искали его глазами, и, когда находили на горе перед палаткой отделившуюся от свиты фигуру в сюртуке и шляпе, они кидали вверх шапки, кричали: «Vive l'Empereur! [Да здравствует император!] – и одни за другими, не истощаясь, вытекали, всё вытекали из огромного, скрывавшего их доселе леса и, расстрояясь, по трем мостам переходили на ту сторону.
– On fera du chemin cette fois ci. Oh! quand il s'en mele lui meme ca chauffe… Nom de Dieu… Le voila!.. Vive l'Empereur! Les voila donc les Steppes de l'Asie! Vilain pays tout de meme. Au revoir, Beauche; je te reserve le plus beau palais de Moscou. Au revoir! Bonne chance… L'as tu vu, l'Empereur? Vive l'Empereur!.. preur! Si on me fait gouverneur aux Indes, Gerard, je te fais ministre du Cachemire, c'est arrete. Vive l'Empereur! Vive! vive! vive! Les gredins de Cosaques, comme ils filent. Vive l'Empereur! Le voila! Le vois tu? Je l'ai vu deux fois comme jete vois. Le petit caporal… Je l'ai vu donner la croix a l'un des vieux… Vive l'Empereur!.. [Теперь походим! О! как он сам возьмется, дело закипит. Ей богу… Вот он… Ура, император! Так вот они, азиатские степи… Однако скверная страна. До свиданья, Боше. Я тебе оставлю лучший дворец в Москве. До свиданья, желаю успеха. Видел императора? Ура! Ежели меня сделают губернатором в Индии, я тебя сделаю министром Кашмира… Ура! Император вот он! Видишь его? Я его два раза как тебя видел. Маленький капрал… Я видел, как он навесил крест одному из стариков… Ура, император!] – говорили голоса старых и молодых людей, самых разнообразных характеров и положений в обществе. На всех лицах этих людей было одно общее выражение радости о начале давно ожидаемого похода и восторга и преданности к человеку в сером сюртуке, стоявшему на горе.
13 го июня Наполеону подали небольшую чистокровную арабскую лошадь, и он сел и поехал галопом к одному из мостов через Неман, непрестанно оглушаемый восторженными криками, которые он, очевидно, переносил только потому, что нельзя было запретить им криками этими выражать свою любовь к нему; но крики эти, сопутствующие ему везде, тяготили его и отвлекали его от военной заботы, охватившей его с того времени, как он присоединился к войску. Он проехал по одному из качавшихся на лодках мостов на ту сторону, круто повернул влево и галопом поехал по направлению к Ковно, предшествуемый замиравшими от счастия, восторженными гвардейскими конными егерями, расчищая дорогу по войскам, скакавшим впереди его. Подъехав к широкой реке Вилии, он остановился подле польского уланского полка, стоявшего на берегу.
– Виват! – также восторженно кричали поляки, расстроивая фронт и давя друг друга, для того чтобы увидать его. Наполеон осмотрел реку, слез с лошади и сел на бревно, лежавшее на берегу. По бессловесному знаку ему подали трубу, он положил ее на спину подбежавшего счастливого пажа и стал смотреть на ту сторону. Потом он углубился в рассматриванье листа карты, разложенного между бревнами. Не поднимая головы, он сказал что то, и двое его адъютантов поскакали к польским уланам.
– Что? Что он сказал? – слышалось в рядах польских улан, когда один адъютант подскакал к ним.
Было приказано, отыскав брод, перейти на ту сторону. Польский уланский полковник, красивый старый человек, раскрасневшись и путаясь в словах от волнения, спросил у адъютанта, позволено ли ему будет переплыть с своими уланами реку, не отыскивая брода. Он с очевидным страхом за отказ, как мальчик, который просит позволения сесть на лошадь, просил, чтобы ему позволили переплыть реку в глазах императора. Адъютант сказал, что, вероятно, император не будет недоволен этим излишним усердием.
Как только адъютант сказал это, старый усатый офицер с счастливым лицом и блестящими глазами, подняв кверху саблю, прокричал: «Виват! – и, скомандовав уланам следовать за собой, дал шпоры лошади и подскакал к реке. Он злобно толкнул замявшуюся под собой лошадь и бухнулся в воду, направляясь вглубь к быстрине течения. Сотни уланов поскакали за ним. Было холодно и жутко на середине и на быстрине теченья. Уланы цеплялись друг за друга, сваливались с лошадей, лошади некоторые тонули, тонули и люди, остальные старались плыть кто на седле, кто держась за гриву. Они старались плыть вперед на ту сторону и, несмотря на то, что за полверсты была переправа, гордились тем, что они плывут и тонут в этой реке под взглядами человека, сидевшего на бревне и даже не смотревшего на то, что они делали. Когда вернувшийся адъютант, выбрав удобную минуту, позволил себе обратить внимание императора на преданность поляков к его особе, маленький человек в сером сюртуке встал и, подозвав к себе Бертье, стал ходить с ним взад и вперед по берегу, отдавая ему приказания и изредка недовольно взглядывая на тонувших улан, развлекавших его внимание.
Для него было не ново убеждение в том, что присутствие его на всех концах мира, от Африки до степей Московии, одинаково поражает и повергает людей в безумие самозабвения. Он велел подать себе лошадь и поехал в свою стоянку.
Человек сорок улан потонуло в реке, несмотря на высланные на помощь лодки. Большинство прибилось назад к этому берегу. Полковник и несколько человек переплыли реку и с трудом вылезли на тот берег. Но как только они вылезли в обшлепнувшемся на них, стекающем ручьями мокром платье, они закричали: «Виват!», восторженно глядя на то место, где стоял Наполеон, но где его уже не было, и в ту минуту считали себя счастливыми.
Ввечеру Наполеон между двумя распоряжениями – одно о том, чтобы как можно скорее доставить заготовленные фальшивые русские ассигнации для ввоза в Россию, и другое о том, чтобы расстрелять саксонца, в перехваченном письме которого найдены сведения о распоряжениях по французской армии, – сделал третье распоряжение – о причислении бросившегося без нужды в реку польского полковника к когорте чести (Legion d'honneur), которой Наполеон был главою.
Qnos vult perdere – dementat. [Кого хочет погубить – лишит разума (лат.) ]


Русский император между тем более месяца уже жил в Вильне, делая смотры и маневры. Ничто не было готово для войны, которой все ожидали и для приготовления к которой император приехал из Петербурга. Общего плана действий не было. Колебания о том, какой план из всех тех, которые предлагались, должен быть принят, только еще более усилились после месячного пребывания императора в главной квартире. В трех армиях был в каждой отдельный главнокомандующий, но общего начальника над всеми армиями не было, и император не принимал на себя этого звания.
Чем дольше жил император в Вильне, тем менее и менее готовились к войне, уставши ожидать ее. Все стремления людей, окружавших государя, казалось, были направлены только на то, чтобы заставлять государя, приятно проводя время, забыть о предстоящей войне.
После многих балов и праздников у польских магнатов, у придворных и у самого государя, в июне месяце одному из польских генерал адъютантов государя пришла мысль дать обед и бал государю от лица его генерал адъютантов. Мысль эта радостно была принята всеми. Государь изъявил согласие. Генерал адъютанты собрали по подписке деньги. Особа, которая наиболее могла быть приятна государю, была приглашена быть хозяйкой бала. Граф Бенигсен, помещик Виленской губернии, предложил свой загородный дом для этого праздника, и 13 июня был назначен обед, бал, катанье на лодках и фейерверк в Закрете, загородном доме графа Бенигсена.
В тот самый день, в который Наполеоном был отдан приказ о переходе через Неман и передовые войска его, оттеснив казаков, перешли через русскую границу, Александр проводил вечер на даче Бенигсена – на бале, даваемом генерал адъютантами.
Был веселый, блестящий праздник; знатоки дела говорили, что редко собиралось в одном месте столько красавиц. Графиня Безухова в числе других русских дам, приехавших за государем из Петербурга в Вильну, была на этом бале, затемняя своей тяжелой, так называемой русской красотой утонченных польских дам. Она была замечена, и государь удостоил ее танца.
Борис Друбецкой, en garcon (холостяком), как он говорил, оставив свою жену в Москве, был также на этом бале и, хотя не генерал адъютант, был участником на большую сумму в подписке для бала. Борис теперь был богатый человек, далеко ушедший в почестях, уже не искавший покровительства, а на ровной ноге стоявший с высшими из своих сверстников.
В двенадцать часов ночи еще танцевали. Элен, не имевшая достойного кавалера, сама предложила мазурку Борису. Они сидели в третьей паре. Борис, хладнокровно поглядывая на блестящие обнаженные плечи Элен, выступавшие из темного газового с золотом платья, рассказывал про старых знакомых и вместе с тем, незаметно для самого себя и для других, ни на секунду не переставал наблюдать государя, находившегося в той же зале. Государь не танцевал; он стоял в дверях и останавливал то тех, то других теми ласковыми словами, которые он один только умел говорить.
При начале мазурки Борис видел, что генерал адъютант Балашев, одно из ближайших лиц к государю, подошел к нему и непридворно остановился близко от государя, говорившего с польской дамой. Поговорив с дамой, государь взглянул вопросительно и, видно, поняв, что Балашев поступил так только потому, что на то были важные причины, слегка кивнул даме и обратился к Балашеву. Только что Балашев начал говорить, как удивление выразилось на лице государя. Он взял под руку Балашева и пошел с ним через залу, бессознательно для себя расчищая с обеих сторон сажени на три широкую дорогу сторонившихся перед ним. Борис заметил взволнованное лицо Аракчеева, в то время как государь пошел с Балашевым. Аракчеев, исподлобья глядя на государя и посапывая красным носом, выдвинулся из толпы, как бы ожидая, что государь обратится к нему. (Борис понял, что Аракчеев завидует Балашеву и недоволен тем, что какая то, очевидно, важная, новость не через него передана государю.)
Но государь с Балашевым прошли, не замечая Аракчеева, через выходную дверь в освещенный сад. Аракчеев, придерживая шпагу и злобно оглядываясь вокруг себя, прошел шагах в двадцати за ними.
Пока Борис продолжал делать фигуры мазурки, его не переставала мучить мысль о том, какую новость привез Балашев и каким бы образом узнать ее прежде других.
В фигуре, где ему надо было выбирать дам, шепнув Элен, что он хочет взять графиню Потоцкую, которая, кажется, вышла на балкон, он, скользя ногами по паркету, выбежал в выходную дверь в сад и, заметив входящего с Балашевым на террасу государя, приостановился. Государь с Балашевым направлялись к двери. Борис, заторопившись, как будто не успев отодвинуться, почтительно прижался к притолоке и нагнул голову.
Государь с волнением лично оскорбленного человека договаривал следующие слова:
– Без объявления войны вступить в Россию. Я помирюсь только тогда, когда ни одного вооруженного неприятеля не останется на моей земле, – сказал он. Как показалось Борису, государю приятно было высказать эти слова: он был доволен формой выражения своей мысли, но был недоволен тем, что Борис услыхал их.
– Чтоб никто ничего не знал! – прибавил государь, нахмурившись. Борис понял, что это относилось к нему, и, закрыв глаза, слегка наклонил голову. Государь опять вошел в залу и еще около получаса пробыл на бале.
Борис первый узнал известие о переходе французскими войсками Немана и благодаря этому имел случай показать некоторым важным лицам, что многое, скрытое от других, бывает ему известно, и через то имел случай подняться выше во мнении этих особ.