Янковский, Евгений Осипович

Евгений Осипович Янковский
Дата рождения	7 марта 1837(1837-03-07)
Место рождения	Российская империя, Полтавская губерния
Дата смерти	29 июля 1892(1892-07-29) (55 лет)
Место смерти	Российская империя, Царство Польское, Варшава
Принадлежность	Российская империя Российская империя
Род войск	артиллерия (до 1868) полиция (1869 — 1882) иррегулярная кавалерия (с 1882)
Годы службы	1856 — 1868 1869 — 1883
Звание	прапорщик (1856) подполковник (1868) генерал-майор (1879)
Командовал	Все полицейские войска Москвы (19 августа 1879 — 18 августа 1882) Астраханское казачье войско (18 августа 1882 — 24 августа 1883)
Награды и премии	2-й ст. 3-й ст. 4-й ст. 1-й ст. 2-й ст. 1-й ст. 2-й ст. 3-й ст. 2-й ст.

Евгений Осипович Янковский
Губернатор Бессарабской губернии
15 мая — 19 августа 1879
Губернатор Астраханской губернии
18 августа 1882 — 24 августа 1883
Губернатор Полтавской губернии
24 августа 1883 — 25 февраля 1889
Губернатор Волынской губернии
25 февраля 1889 — 29 июля 1892

Евгений Осипович Янковский (1837—1892) — русский генерал, Волынский губернатор

Биография

Родился 7 марта 1837 г. в старинной дворянской (шляхетской) семье Полтавской губернии. Воспитывался в Константиновском кадетском корпусе, по окончании которого 16 июня 1856 г. был произведён в прапорщики и определен в лейб-гвардии Семёновский полк и тогда же прикомандирован к Михайловской артиллерийской академии.

Выпущенный из академии по первому разряду, он был назначен преподавателем артиллерии сначала в Киевском, а потом в Павловском кадетском корпусе. Однако педагогическая деятельность Янковского продолжалась недолго.

17 апреля 1859 г. он был переведен в Лейб-гвардии конную артиллерию, где служил до 1864 г. С этого времени начинается чисто административная его деятельность.

Командированный в распоряжение учредительного комитета в Царстве Польском, он исполнял обязанности сначала члена Люблинской комиссии по крестьянским делам, а затем был комиссаром той же комиссии, принимая самое деятельное участие во всех её работах.

Спустя четыре года Янковский был произведён в подполковники и вышел в отставку, причем за труды по устройству крестьян в Царстве Польском ему была Высочайше пожалована серебряная медаль.

В 1869 г. он снова поступил на военную службу и был зачислен в корпус жандармов, с назначением правителем дел управления Варшавского жандармского округа, годом позже был награждён орденом св. Владимира 4-й степени. В этой должности он состоял десять лет.

После русско-турецкой войны Янковский в 1879 г. был командирован в распоряжение генерал-адъютанта князя Дондукова-Корсакова для устройства в Восточной Румелии полицейской и жандармской части, но пробыл там всего несколько месяцев. 24 апреля того же года он был причислен к Министерству внутренних дел с оставлением по армейской кавалерии, а 15 мая произведён в генерал-майоры и назначен Бессарабским губернатором.

Пробыв в Бессарабии три месяца, он 19 августа того же года был переведен в Москву на должность обер-полицмейстера. В Москве Янковский прослужил ровно три года и 18 августа 1882 г. был назначен Астраханским губернатором и наказным атаманом Астраханского казачьего войска. В следующем году, 24 августа, он был переведён губернатором в Полтавскую губернию и награждён орденом св. Станислава 1-й степени, в 1886 г. был удостоен ордена св. Анны 1-й степени; наконец, 25 февраля 1889 г. назначен Волынским губернатором.

Так как в Волыни совершенно не было уездных предводителей дворянства, а должности их исполняли в большинстве случаев мировые посредники, часто не принадлежавшие даже к дворянскому сословию, Янковский все места уездных предводителей заместил местными русскими землевладельцами. Вообще Янковский составил себе на Волыни репутацию энергичного администратора с твердым русским направлением. Скончался 29 июля 1892 г. в Варшаве и там же погребён.

Литература

• Янковский, Евгений Осипович // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб.—М., 1896—1918.
• Редакция журнала [vivaldi.nlr.ru/pm000020489/view#page=282 Генерал-майор Е. О. Янковский, московский обер-полицмейстер] // Всемирная иллюстрация : журнал. — 1881. — Т. 26, № 665. — С. 282.
• [vivaldi.nlr.ru/bx000010475/view#page=660 Янковский Евгений Осипович] // Список генералам по старшинству. Составлен по 1 мая 1890 года. — СПб.: Военная типография, 1890. — С. 634.

Отрывок, характеризующий Янковский, Евгений Осипович

Пьер засмеялся.
– Ни разу, никогда. Всегда всем кажется, что быть в плену – значит быть в гостях у Наполеона. Я не только не видал его, но и не слыхал о нем. Я был гораздо в худшем обществе.
Ужин кончался, и Пьер, сначала отказывавшийся от рассказа о своем плене, понемногу вовлекся в этот рассказ.
– Но ведь правда, что вы остались, чтоб убить Наполеона? – спросила его Наташа, слегка улыбаясь. – Я тогда догадалась, когда мы вас встретили у Сухаревой башни; помните?
Пьер признался, что это была правда, и с этого вопроса, понемногу руководимый вопросами княжны Марьи и в особенности Наташи, вовлекся в подробный рассказ о своих похождениях.
Сначала он рассказывал с тем насмешливым, кротким взглядом, который он имел теперь на людей и в особенности на самого себя; но потом, когда он дошел до рассказа об ужасах и страданиях, которые он видел, он, сам того не замечая, увлекся и стал говорить с сдержанным волнением человека, в воспоминании переживающего сильные впечатления.
Княжна Марья с кроткой улыбкой смотрела то на Пьера, то на Наташу. Она во всем этом рассказе видела только Пьера и его доброту. Наташа, облокотившись на руку, с постоянно изменяющимся, вместе с рассказом, выражением лица, следила, ни на минуту не отрываясь, за Пьером, видимо, переживая с ним вместе то, что он рассказывал. Не только ее взгляд, но восклицания и короткие вопросы, которые она делала, показывали Пьеру, что из того, что он рассказывал, она понимала именно то, что он хотел передать. Видно было, что она понимала не только то, что он рассказывал, но и то, что он хотел бы и не мог выразить словами. Про эпизод свой с ребенком и женщиной, за защиту которых он был взят, Пьер рассказал таким образом:
– Это было ужасное зрелище, дети брошены, некоторые в огне… При мне вытащили ребенка… женщины, с которых стаскивали вещи, вырывали серьги…
Пьер покраснел и замялся.
– Тут приехал разъезд, и всех тех, которые не грабили, всех мужчин забрали. И меня.
– Вы, верно, не все рассказываете; вы, верно, сделали что нибудь… – сказала Наташа и помолчала, – хорошее.
Пьер продолжал рассказывать дальше. Когда он рассказывал про казнь, он хотел обойти страшные подробности; но Наташа требовала, чтобы он ничего не пропускал.
Пьер начал было рассказывать про Каратаева (он уже встал из за стола и ходил, Наташа следила за ним глазами) и остановился.
– Нет, вы не можете понять, чему я научился у этого безграмотного человека – дурачка.
– Нет, нет, говорите, – сказала Наташа. – Он где же?
– Его убили почти при мне. – И Пьер стал рассказывать последнее время их отступления, болезнь Каратаева (голос его дрожал беспрестанно) и его смерть.
Пьер рассказывал свои похождения так, как он никогда их еще не рассказывал никому, как он сам с собою никогда еще не вспоминал их. Он видел теперь как будто новое значение во всем том, что он пережил. Теперь, когда он рассказывал все это Наташе, он испытывал то редкое наслаждение, которое дают женщины, слушая мужчину, – не умные женщины, которые, слушая, стараются или запомнить, что им говорят, для того чтобы обогатить свой ум и при случае пересказать то же или приладить рассказываемое к своему и сообщить поскорее свои умные речи, выработанные в своем маленьком умственном хозяйстве; а то наслажденье, которое дают настоящие женщины, одаренные способностью выбирания и всасыванья в себя всего лучшего, что только есть в проявлениях мужчины. Наташа, сама не зная этого, была вся внимание: она не упускала ни слова, ни колебания голоса, ни взгляда, ни вздрагиванья мускула лица, ни жеста Пьера. Она на лету ловила еще не высказанное слово и прямо вносила в свое раскрытое сердце, угадывая тайный смысл всей душевной работы Пьера.
Княжна Марья понимала рассказ, сочувствовала ему, но она теперь видела другое, что поглощало все ее внимание; она видела возможность любви и счастия между Наташей и Пьером. И в первый раз пришедшая ей эта мысль наполняла ее душу радостию.
Было три часа ночи. Официанты с грустными и строгими лицами приходили переменять свечи, но никто не замечал их.
Пьер кончил свой рассказ. Наташа блестящими, оживленными глазами продолжала упорно и внимательно глядеть на Пьера, как будто желая понять еще то остальное, что он не высказал, может быть. Пьер в стыдливом и счастливом смущении изредка взглядывал на нее и придумывал, что бы сказать теперь, чтобы перевести разговор на другой предмет. Княжна Марья молчала. Никому в голову не приходило, что три часа ночи и что пора спать.
– Говорят: несчастия, страдания, – сказал Пьер. – Да ежели бы сейчас, сию минуту мне сказали: хочешь оставаться, чем ты был до плена, или сначала пережить все это? Ради бога, еще раз плен и лошадиное мясо. Мы думаем, как нас выкинет из привычной дорожки, что все пропало; а тут только начинается новое, хорошее. Пока есть жизнь, есть и счастье. Впереди много, много. Это я вам говорю, – сказал он, обращаясь к Наташе.
– Да, да, – сказала она, отвечая на совсем другое, – и я ничего бы не желала, как только пережить все сначала.
Пьер внимательно посмотрел на нее.
– Да, и больше ничего, – подтвердила Наташа.
– Неправда, неправда, – закричал Пьер. – Я не виноват, что я жив и хочу жить; и вы тоже.
Вдруг Наташа опустила голову на руки и заплакала.
– Что ты, Наташа? – сказала княжна Марья.
– Ничего, ничего. – Она улыбнулась сквозь слезы Пьеру. – Прощайте, пора спать.
Пьер встал и простился.

Княжна Марья и Наташа, как и всегда, сошлись в спальне. Они поговорили о том, что рассказывал Пьер. Княжна Марья не говорила своего мнения о Пьере. Наташа тоже не говорила о нем.
– Ну, прощай, Мари, – сказала Наташа. – Знаешь, я часто боюсь, что мы не говорим о нем (князе Андрее), как будто мы боимся унизить наше чувство, и забываем.
Княжна Марья тяжело вздохнула и этим вздохом признала справедливость слов Наташи; но словами она не согласилась с ней.
– Разве можно забыть? – сказала она.
– Мне так хорошо было нынче рассказать все; и тяжело, и больно, и хорошо. Очень хорошо, – сказала Наташа, – я уверена, что он точно любил его. От этого я рассказала ему… ничего, что я рассказала ему? – вдруг покраснев, спросила она.