Янко, Тамара Фёдоровна

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)
Тамара Янко
Полное имя

Янко
Тамара Фёдоровна

Дата рождения

24 июня (7 июля) 1912(1912-07-07)

Место рождения

Жмеринка,
Подольская губерния,
Российская империя

Дата смерти

1988(1988)

Место смерти

Москва, СССР

Страна

СССР СССР

Профессии

оперная певица, педагог, профессор

Певческий голос

меццо-сопрано

Коллективы

МАМТ имни К. С. Станиславского и Вл. И. Немировича-Данченко

Сотрудничество

ГИТИС имени А. В. Луначарского

Награды

Тамара Фёдоровна Янко́ (1912—1988) — советская оперная певица. Народная артистка РСФСР (1977). Лауреат Сталинской премии второй степени (1952). Член КПСС с 1954 года.



Биография

Т. Ф. Янко родилась 24 июня (7 июля 1912 года) в Жмеринке (ныне Винницкая область, Украина). Училась в Одесском музыкальном техникуме на вокальном отделении. В 1934—1939 годах училась в МГК имени П. И. Чайковского по классу пения у К. Н. Дорлиак. В 1938—1977 годах солистка МАМТ имени К. С. Станиславского и Вл. И. Немировича-Данченко. Многие партии готовила под руководством Вл. И. Немировича-Данченко. Выступала с концертно-исполнительской деятельностью. С 1954 года преподавала в ГИТИС имени А. В. Луначарского на кафедре сольного пения. Доцент (1977). Профессор (1983). Первая исполнительница песни М. И. Блантера и М. В. Исаковского «Катюша». Т. Ф. Янко умерла в 1988 году. Похоронена в Москве на Кунцевском кладбище.

Муж — С. А. Ценин.

Репертуар

Первая исполнительницаК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3102 дня]

Награды и премии

  • народная артистка РСФСР (1977)
  • Сталинская премия второй степени (1952) — за исполнение партии Евфросиньи в оперном спектакле «Семья Тараса» Д. Б. Кабалевского (1951; 2-я редакция)
  • специальная премия 1-го Всесоюзного конкурса вокалистов (1939) — за лучшее исполнение произведений советских авторов

Напишите отзыв о статье "Янко, Тамара Фёдоровна"

Отрывок, характеризующий Янко, Тамара Фёдоровна

– Я думала, что нынешний праздник отменен. Je vous avoue que toutes ces fetes et tous ces feux d'artifice commencent a devenir insipides. [Признаюсь, все эти праздники и фейерверки становятся несносны.]
– Ежели бы знали, что вы этого хотите, праздник бы отменили, – сказал князь, по привычке, как заведенные часы, говоря вещи, которым он и не хотел, чтобы верили.
– Ne me tourmentez pas. Eh bien, qu'a t on decide par rapport a la depeche de Novosiizoff? Vous savez tout. [Не мучьте меня. Ну, что же решили по случаю депеши Новосильцова? Вы все знаете.]
– Как вам сказать? – сказал князь холодным, скучающим тоном. – Qu'a t on decide? On a decide que Buonaparte a brule ses vaisseaux, et je crois que nous sommes en train de bruler les notres. [Что решили? Решили, что Бонапарте сжег свои корабли; и мы тоже, кажется, готовы сжечь наши.] – Князь Василий говорил всегда лениво, как актер говорит роль старой пиесы. Анна Павловна Шерер, напротив, несмотря на свои сорок лет, была преисполнена оживления и порывов.
Быть энтузиасткой сделалось ее общественным положением, и иногда, когда ей даже того не хотелось, она, чтобы не обмануть ожиданий людей, знавших ее, делалась энтузиасткой. Сдержанная улыбка, игравшая постоянно на лице Анны Павловны, хотя и не шла к ее отжившим чертам, выражала, как у избалованных детей, постоянное сознание своего милого недостатка, от которого она не хочет, не может и не находит нужным исправляться.
В середине разговора про политические действия Анна Павловна разгорячилась.
– Ах, не говорите мне про Австрию! Я ничего не понимаю, может быть, но Австрия никогда не хотела и не хочет войны. Она предает нас. Россия одна должна быть спасительницей Европы. Наш благодетель знает свое высокое призвание и будет верен ему. Вот одно, во что я верю. Нашему доброму и чудному государю предстоит величайшая роль в мире, и он так добродетелен и хорош, что Бог не оставит его, и он исполнит свое призвание задавить гидру революции, которая теперь еще ужаснее в лице этого убийцы и злодея. Мы одни должны искупить кровь праведника… На кого нам надеяться, я вас спрашиваю?… Англия с своим коммерческим духом не поймет и не может понять всю высоту души императора Александра. Она отказалась очистить Мальту. Она хочет видеть, ищет заднюю мысль наших действий. Что они сказали Новосильцову?… Ничего. Они не поняли, они не могут понять самоотвержения нашего императора, который ничего не хочет для себя и всё хочет для блага мира. И что они обещали? Ничего. И что обещали, и того не будет! Пруссия уж объявила, что Бонапарте непобедим и что вся Европа ничего не может против него… И я не верю ни в одном слове ни Гарденбергу, ни Гаугвицу. Cette fameuse neutralite prussienne, ce n'est qu'un piege. [Этот пресловутый нейтралитет Пруссии – только западня.] Я верю в одного Бога и в высокую судьбу нашего милого императора. Он спасет Европу!… – Она вдруг остановилась с улыбкою насмешки над своею горячностью.
– Я думаю, – сказал князь улыбаясь, – что ежели бы вас послали вместо нашего милого Винценгероде, вы бы взяли приступом согласие прусского короля. Вы так красноречивы. Вы дадите мне чаю?
– Сейчас. A propos, – прибавила она, опять успокоиваясь, – нынче у меня два очень интересные человека, le vicomte de MorteMariet, il est allie aux Montmorency par les Rohans, [Кстати, – виконт Мортемар,] он в родстве с Монморанси чрез Роганов,] одна из лучших фамилий Франции. Это один из хороших эмигрантов, из настоящих. И потом l'abbe Morio: [аббат Морио:] вы знаете этот глубокий ум? Он был принят государем. Вы знаете?
– А! Я очень рад буду, – сказал князь. – Скажите, – прибавил он, как будто только что вспомнив что то и особенно небрежно, тогда как то, о чем он спрашивал, было главною целью его посещения, – правда, что l'imperatrice mere [императрица мать] желает назначения барона Функе первым секретарем в Вену? C'est un pauvre sire, ce baron, a ce qu'il parait. [Этот барон, кажется, ничтожная личность.] – Князь Василий желал определить сына на это место, которое через императрицу Марию Феодоровну старались доставить барону.
Анна Павловна почти закрыла глаза в знак того, что ни она, ни кто другой не могут судить про то, что угодно или нравится императрице.