Янкун, Герберт

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Герберт Янкун
Herbert Jankuhn
Дата рождения:

8 августа 1905(1905-08-08)

Место рождения:

Венгожево, Германская империя

Дата смерти:

30 апреля 1990(1990-04-30) (84 года)

Место смерти:

Гёттинген, ФРГ

Страна:

Веймарская республика
Третий Рейх
ФРГ

Научная сфера:

история, археология

Альма-матер:

Йенский университет
Берлинский университет

Герберт Янкун (нем. Herbert Jankuhn, 8 августа 1905, Ангербург, Восточная Пруссия, Германская империя — 30 апреля 1990, Гёттинген, ФРГ) — немецкий историк и археолог, руководящий сотрудник Аненербе, оберштурмбанфюрер СС.





Биография

Ранние годы. Становление академической карьеры

Сын преподавателя. По некоторым высказываниям, вырос в консервативной, националистически ориентированной семье. Изучал историю, философию и физическую культуру в Кёнигсберге, Йене и Берлине. В 1930 г. начал работать в Кильском музее отечественных древностей и участвовать в раскопках Хедебю. В 1931 г. защитил кандидатскую диссертацию на тему «Поясные гарнитуры в Замланде во времена римских императоров». В том же году вступил в Общество германской древней истории. В 1932—1933 гг. в качестве стипендиата Германского археологического института объездил Балканы и Ближний Восток, принимал участие в раскопках в Египте.

Карьера при нацистах

В 1933 году вступил в СА и Союз борьбы за германскую культуру, организованный Розенбергом[1]. В 1935 году защитил докторскую диссертацию на тему «Оборонительные сооружения времён викингов между Шлайем и Треене» и стал доцентом Кильского университета[2]. В 1937 году перешёл из СА в СС, тогда же вступил в НСДАП[3]. С 1938 года — сотрудник Аненербе, заместитель руководителя, с 1940 года — руководитель учебно-исследовательского отдела раскопок.

С 1938 года — директор Кильского музея отечественных древностей, с 1940 года — профессор Кильского университета, с 1942 года — профессор Ростокского университета. Руководил группой, исследовавшей Гобелен из Байё[4]. Выполнил ряд поручений Гиммлера в оккупированной Норвегии[5]. После начала боёв на советско-германском фронте предложил руководству Аненербе создать «Зондеркоманду Янкун», в чьи задачи входило бы исследование «германской колонизации на Юге». Участвовал в разграблении культурных ценностей советских музеев и библиотек. В 1942 году вступил добровольцем в дивизию «Викинг», где продолжал свою деятельность. Участвовал в боевых действиях в качестве штабного офицера 4-го танкового корпуса СС.

С 1944 года состоял в Личном штабе рейхсфюрера СС.

После войны

В 1945 г. был арестован, в 1948 г. освобождён. В 1949 г. правительство Шлезвига предложило Янкуну снова возглавить раскопки в Хедебю. С 1952 г. приглашённый профессор Кильского университета. В 1956—1973 гг. профессор Гёттингенского университета, директор семинара древней и ранней истории. В 1960—1970 гг. член исследовательского общества древней и ранней истории Нижней Саксонии, затем Археологической комиссии Нижней Саксонии. Член Академии наук в Гёттингене.

В 1980 г. стал почётным членом «Union international d’archéologie Slave» (Международного союза славянской археологии). Входил вместе с Дэвидом Ирвингом в попечительский комитет журнала Nouvelle École (Новая школа), органа сообщества «Groupement de recherche et d'études pour la civilisation européenne»[6].

Награды

  • Железный крест 1-го класса (9.11.1944)
  • Большой крест за заслуги Нижнесаксонкого креста за заслуги (1968)

Сочинения

  • Gürtelgarnituren der älteren römischen Kaiserzeit im Samland. Königsberg 1932.
  • Die Wehranlagen der Wikingerzeit zwischen Schlei und Treene. Neumünster 1937.
  • Haithabu — eine germanische Stadt der Frühzeit. Neumünster 1937.
  • Haithabu — eine germanische Stadt der Frühzeit. Zweite erweiterte Auflage, Neumünster 1938.
  • Gemeinschaftsform und Herrschaftsbildung in frühgermanischer Zeit. Schriften der Wissenschaftlichen Akademie des NSD-Dozentenbundes der Christian-Albrechts-Universität Kiel, Band 6, Neumünster 1939.
  • Die Ausgrabungen in Haithabu (1937—1939). Vorläufiger Grabungsbericht. Herausgegeben von der *Forschungs- und Lehrgemeinschaft «Das Ahnenerbe», Reihe B, Fachwissenschaftliche Untersuchungen, *Abteilung: Arbeiten zur Ur-, Vor- und Frühgeschichte, Band 3, Ahnenerbe-Stiftungsverlag, Berlin-Dahlem 1943.
  • Haithabu — Ein Handelsplatz der Wikingerzeit. Dritte, völlig neu überarbeitete Auflage, Neumünster 1956.
  • Einführung in die Siedlungsarchäologie. Berlin 1977.

Напишите отзыв о статье "Янкун, Герберт"

Примечания

  1. Wolfgang Pape: Zehn Prähistoriker aus Deutschland. In: Heiko Steuer (Hrsg.): Eine hervorragend nationale Wissenschaft. Ergänzungsbände zum Reallexikon der Germanischen Altertumskunde Bd. 29. de Gruyter, Berlin 2001. S. 62.
  2. Ibid. S. 70.
  3. Dirk Mahsarski: Herbert Jankuhn, ledende prehistoriker i Schutzstaffel (SS). In: Terje Emberland, Jorunn Sem Fure (ed.): Jakten på Germania: fra nordensvermeri til SS-arkeologi. Humanist Forlag, Oslo 2009. S. 158.
  4. Andrew Bridgeford: 1066, The Hidden History of the Bayeux Tapestry. London 2004. P. 40
  5. O. S. Johansen: Anmerkungen zur archäologischen Tätigkeit in Norwegen in den Jahren 1940—1945. In: Achim Leube/ M. Hegewisch (Hrsg.): Prähistorie und Nationalsozialismus. Die mittel- und osteuropäische Ur- und Frühgeschichtsforschung in den Jahren 1933—1945. Synchron Verlag der Wissenschaften, Heidelberg 2002. S. 619.
  6. Roger-Pol Droit, Rémi Brague, Les Grecs, les Romains et nous, Le Monde 1991, S. 222.

Отрывок, характеризующий Янкун, Герберт

– A ведь тоже складно. Ну, ну, Залетаев!..
– Кю… – с усилием выговорил Залетаев. – Кью ю ю… – вытянул он, старательно оттопырив губы, – летриптала, де бу де ба и детравагала, – пропел он.
– Ай, важно! Вот так хранцуз! ой… го го го го! – Что ж, еще есть хочешь?
– Дай ему каши то; ведь не скоро наестся с голоду то.
Опять ему дали каши; и Морель, посмеиваясь, принялся за третий котелок. Радостные улыбки стояли на всех лицах молодых солдат, смотревших на Мореля. Старые солдаты, считавшие неприличным заниматься такими пустяками, лежали с другой стороны костра, но изредка, приподнимаясь на локте, с улыбкой взглядывали на Мореля.
– Тоже люди, – сказал один из них, уворачиваясь в шинель. – И полынь на своем кореню растет.
– Оо! Господи, господи! Как звездно, страсть! К морозу… – И все затихло.
Звезды, как будто зная, что теперь никто не увидит их, разыгрались в черном небе. То вспыхивая, то потухая, то вздрагивая, они хлопотливо о чем то радостном, но таинственном перешептывались между собой.

Х
Войска французские равномерно таяли в математически правильной прогрессии. И тот переход через Березину, про который так много было писано, была только одна из промежуточных ступеней уничтожения французской армии, а вовсе не решительный эпизод кампании. Ежели про Березину так много писали и пишут, то со стороны французов это произошло только потому, что на Березинском прорванном мосту бедствия, претерпеваемые французской армией прежде равномерно, здесь вдруг сгруппировались в один момент и в одно трагическое зрелище, которое у всех осталось в памяти. Со стороны же русских так много говорили и писали про Березину только потому, что вдали от театра войны, в Петербурге, был составлен план (Пфулем же) поимки в стратегическую западню Наполеона на реке Березине. Все уверились, что все будет на деле точно так, как в плане, и потому настаивали на том, что именно Березинская переправа погубила французов. В сущности же, результаты Березинской переправы были гораздо менее гибельны для французов потерей орудий и пленных, чем Красное, как то показывают цифры.
Единственное значение Березинской переправы заключается в том, что эта переправа очевидно и несомненно доказала ложность всех планов отрезыванья и справедливость единственно возможного, требуемого и Кутузовым и всеми войсками (массой) образа действий, – только следования за неприятелем. Толпа французов бежала с постоянно усиливающейся силой быстроты, со всею энергией, направленной на достижение цели. Она бежала, как раненый зверь, и нельзя ей было стать на дороге. Это доказало не столько устройство переправы, сколько движение на мостах. Когда мосты были прорваны, безоружные солдаты, московские жители, женщины с детьми, бывшие в обозе французов, – все под влиянием силы инерции не сдавалось, а бежало вперед в лодки, в мерзлую воду.
Стремление это было разумно. Положение и бегущих и преследующих было одинаково дурно. Оставаясь со своими, каждый в бедствии надеялся на помощь товарища, на определенное, занимаемое им место между своими. Отдавшись же русским, он был в том же положении бедствия, но становился на низшую ступень в разделе удовлетворения потребностей жизни. Французам не нужно было иметь верных сведений о том, что половина пленных, с которыми не знали, что делать, несмотря на все желание русских спасти их, – гибли от холода и голода; они чувствовали, что это не могло быть иначе. Самые жалостливые русские начальники и охотники до французов, французы в русской службе не могли ничего сделать для пленных. Французов губило бедствие, в котором находилось русское войско. Нельзя было отнять хлеб и платье у голодных, нужных солдат, чтобы отдать не вредным, не ненавидимым, не виноватым, но просто ненужным французам. Некоторые и делали это; но это было только исключение.
Назади была верная погибель; впереди была надежда. Корабли были сожжены; не было другого спасения, кроме совокупного бегства, и на это совокупное бегство были устремлены все силы французов.
Чем дальше бежали французы, чем жальче были их остатки, в особенности после Березины, на которую, вследствие петербургского плана, возлагались особенные надежды, тем сильнее разгорались страсти русских начальников, обвинявших друг друга и в особенности Кутузова. Полагая, что неудача Березинского петербургского плана будет отнесена к нему, недовольство им, презрение к нему и подтрунивание над ним выражались сильнее и сильнее. Подтрунивание и презрение, само собой разумеется, выражалось в почтительной форме, в той форме, в которой Кутузов не мог и спросить, в чем и за что его обвиняют. С ним не говорили серьезно; докладывая ему и спрашивая его разрешения, делали вид исполнения печального обряда, а за спиной его подмигивали и на каждом шагу старались его обманывать.
Всеми этими людьми, именно потому, что они не могли понимать его, было признано, что со стариком говорить нечего; что он никогда не поймет всего глубокомыслия их планов; что он будет отвечать свои фразы (им казалось, что это только фразы) о золотом мосте, о том, что за границу нельзя прийти с толпой бродяг, и т. п. Это всё они уже слышали от него. И все, что он говорил: например, то, что надо подождать провиант, что люди без сапог, все это было так просто, а все, что они предлагали, было так сложно и умно, что очевидно было для них, что он был глуп и стар, а они были не властные, гениальные полководцы.