Янова, Вера Павловна

Вера Павловна Янова
Дата рождения:	21 сентября 1907(1907-09-21)
Место рождения:	Влоцлавек (Варшавская губерния, Российская империя)
Гражданство:	Российская империя Российская империя, СССР СССР, Россия Россия
Дата смерти:	13 сентября 2004(2004-09-13) (96 лет)
Место смерти:	Санкт-Петербург

Ве́ра Па́вловна Я́нова (1907—2004) — российский художник, живописец.

Предвоенные годы

Вера Павловна Янова родилась 21 сентября 1907 года в г. Влоцлавске Варшавской губернии, где её отец, П. Н. Янов, инженер-путеец, работал на строительстве железнодорожного моста. Братья Яновой — известный фотокорреспондент ТАСС Н. П. Янов (1903—1982), и художник К. П. Янов (1905—1996). Семья вернулась в Петроград в 1915 году.

В. П. Янова училась в Александровской женской гимназии (11-я трудовая школа; в настоящее время школа № 211); затем на архитектурном факультете в Институте гражданских инженеров (ЛИСИ); одним из её педагогов был Н. А. Тырса.

В 1927 году вышла замуж за художника Георгия Николаевича Траугота (1903—1961), игравшего заметную роль в военной и послевоенной художественной жизни Ленинграда. После окончания Академии Художеств Г. Н. Траугот работал как живописец и как график, входил в художественное общество «Круг художников». На протяжении жизни Г. Н. Траугот и В. П. Янова поддерживали творческое содружество с «круговцами» — А. И. Русаковым, Г. М. Неменовой, Т. И. Купервассер, Н. Д. Емельяновым. В довоенные годы Траугот и Янова поддерживали дружеские отношения с художником Владимиром Лебедевым, с поэтом Даниилом Хармсом.

С конца 1920-х гг. В. П. Янова начинает постоянно работать, как живописец. Вместе с Г. Н. Трауготом она ездит на этюды и в творческие командировки. Её работы тридцатых годов довольно близки творчеству Г. Н. Траугота. Уверенный точный рисунок, внимание к мотиву, сдержанный суховатый цвет отличают её работы этого времени, в большинстве — пейзажи, также она пишет ряд работ на колхозные темы.

Блокада

Во время блокады Ленинграда Янова оставалась в Ленинграде. Довоенный адрес Яновой: П. С., Большая Пушкарская ул., д. 3, кв. 6. В. П. Янова дежурила в бригаде, гасившей фугасные бомбы. В блокаду она близко сдружилась с двумя другими художницами - Т. Н. Глебовой и А. В. Щекатихиной-Потоцкой.

Блокадный цикл Яновой, графический и живописный, включает в себя городские пейзажи, автопортреты, портреты. В блокадном цикле основные цвета в её гамме — серый, чёрный и красный, но в них вполне раскрывается колористическое дарование Яновой, его удивительная сила и своеобразие.

Послевоенные годы

Сразу после войны художница, деятельный и волевой человек, точно определяет свой путь: она так и не вступает в члены СХ, и отказывается от участия в выставках. Её выбор необычен полным отказом от публичного признания. Художница отказывалась, одновременно, и от компромисса, неизбежного при её вступлении в секцию живописи партийного ЛОСХа, и от какой-либо причастности к андеграунду, существующему в оппозиции к режиму. Творчество Яновой с конца 1920- х гг. представало лишь на суд круга знакомых художников, начавших работу в то же время,что и она.

Путь в искусстве, сознательно избранный художницей, дал возможность её зрителям 21 века увидеть, каким могло бы быть русское искусство этого времени, лишённое давления социалистического реализма, требовавшего от художника "отображения действительности с партийной точки зрения." Высказывалось мнение, что живопись Яновой не имеет аналогов в русском искусстве 1940-1950-х гг., и первая выставка Яновой в Русском музее "могла бы переписать историю искусства XX века — как локальную, ленинградскую, так и большую, советскую."

Ближний круг

В сороковые-пятидесятые годы творчество Яновой было значимой частью жизни круга творческой интеллигенции, сохранявшей связи с искусством довоенного Ленинграда: это были художники Н. М. Суетин, А. А. Лепорская, В. В. Стерлигов, Т. Н. Глебова, П. И. Басманов, М. П. Басманова,П. М. Кондратьев, , Р. Р. О`Коннель-Михайловская, Г. Д. Епифанов, а также астрофизик Н. А. Козырев, поэт В. Д. Кошелев, поэтесса и музыкант Л. Н. Глебова, музыкант М. С. Друскин. Разговоры об искусстве, проходившие в этом кругу и имеющие важное значение для ленинградской послевоенной культуры, описаны в дневниках и записях Г. и А. Траугота, В. Стерлигова, М. В. Войцеховского, философа Я. С. Друскина. Вкус этого круга отразился в записях обсуждений и бесед, записанных их участниками: это, прежде всего, музыкаИ. С. Баха; поэзия А. И. Введенского, поэзия А.С. Пушкина и его, в том числе старших, современников; древнерусское искусство; живопись П. Пикассо и А. Матисса.

В течение десятилетий, вплоть до начала 21 века, Янова входила в своеобразный семейный художественный коллектив. Почти все свои работы эти художники считали согласованными, совместными. После войны сыновья Яновой заканчивают учёбу в СХШ и начинают работать вместе с родителями. В круг этой незаурядной художественной семьи с 1948 года входит скульптор Михаил Войцеховский , остроумно назвавший его «Орденом Тунеядцев», или «Орденом нищенствующих живописцев»(по аналогии с основанным в Иерусалиме в 1118 году «Орденом нищенствующих рыцарей», более известным как орден тамплиеров или храмовников); дружно живущих лишь одним только искусством..

О своей работе художники говорили: «Мы по-настоящему верим в такое коллективное творчество. Не в том смысле, что над каждым рисунком непременно нужно работать всем вместе, а что мы некая группа, обладающая способностью понимать друг друга, и можем сообща трудиться в искусстве…Наша работа не ограничивается нами двумя. Мы только часть братства. Мы работаем и по отдельности и совместно. Мы вместе мыслим. И вместе чувствуем. Это и есть наше искусство…»

Вера Янова работала до самых последних лет своей жизни, изменив лишь технику своих работ — ими стали преимущественно гуаши и акварели.

Вера Павловна Янова умерла в Петербурге 13 сентября 2004 года, похоронена на Серафимовском кладбище, в одной могиле с Г. Н. Трауготом.

Творчество

Эволюция творчества художницы за вторую половину ХХ века не претерпела резких изменений. Избранные ею темы работ остаются теми же, преимущественное количество их - это городские пейзажи, виды Невы, Большой и Малой Невки, Пряжки, Фонтанки, Карповки, Екатеринского и Крюкова канала, Чёрной речки, Мойки; дворец Бирона, Пушкинский дом, Конюшенная площадь. Многие работы Яновой сейчас смотрятся и как летопись исчезающего города: на них изображены ныне снесённые кварталы Крестовского острова и Петроградской стороны, дома на Мытнинской набережной.

В различные периоды меняется цветовая гамма художницы, эволюционируя от более глухой и плотной к более светлой, прозрачной. Живописность её работ нарастает и развивается. Изменяются её работы на религиозные темы: тревожность почти византийских иконных "Ликов" (первая половина 1950-х гг.) сменяется ровным покоем более поздних работ, таких, как масштабное, почти фресковое полотно "Рождество".

Живопись Веры Яновой фактурна, художница всегда растирает краски на палитре, смешивая их, получая тон. Иногда она, таким образом, применяет чисто «сезанновский» метод протекания одного цвета через весь холст. Краски она смешивает столь густо, что они лежат глубоким рельефом на поверхности холста .

Её живопись полностью освобождена от натуралистического воспроизведения цвета: любые цвета она пишет любыми цветами. "Выражение «инстинкт малевания» — когда цвета вливаются друг в друга живописным массивом, применимо к дару... Веры Яновой."

Гамма Яновой насыщенная, чрезвычайно яркая, вне всяких ограничений, со значительным использованием красного цвета.

В. В. Стерлигов, художник и теоретик живописи, высоко оценивая творчество Яновой, ставил его по некоторым признакам в один ряд с произведениями таких "органических русских живописцев", как Михаил Ларионов и Владимир Татлин:

Она — художник 1920-х гг., задержавшийся во времени. Есть обученные художники:… Лентулов, Альтман и т. д. Есть органические художники: Ларионов,Татлин. Для них нет труда обучения. В. П. Янова — явление органическое… Переработка Западной культуры (Франция) имеет у В. П. Яновой органическое усвоение. В этом ценность: естественное дыхание… В. П. Янова не бытописатель. Истории костюма не получить… Органические явления у нас очень редки.

— Владимир Стерлигов

Перед глазами натянуты большие и маленькие холсты — портреты, пейзажи…У <Яновой> своё отношение к городу, свой особый урбанизм; современный лик города неотделим от истории. В её работах город представлен не только в архитектурном пространстве. Город живёт для неё ещё и в четвёртом измерении: своим прошлым, настоящим и будущим. Этот свой город она населяет очень многим, неожиданным.

— [www.rusperson.com/html/22/RU01009291.htm Кудрявцева Лидия Степановна], художественный критик, заслуженный работник культуры РФ

Работы

• Городской пейзаж : живописные и графические циклы 1940—1990-х годов. «Зимняя канавка», «Соборная улица», «Конюшенная площадь» ( всё - 1950-60 е гг. ), "Белый дом", "Дом-утюг на Фонтанке" ( 1940-е гг. ), "Карповка" ( 1940 е гг. ), "Две трубы на Карповке", "Катер" ( 1940 е гг. ) "Кресты", "Мойка. Буксир." ( 1940- е гг. ), "Порт", "Жёлтое солнце", "Чёрная ночь на Гребецкой улице", "Зимний вечер", "Круглые дома. Съезжинская улица" ( начало 1960- х гг. ), "Биржевой мост со шпилем Петропавловского собора" ( конец 1940- х гг. ), "Колокольня собора Св. Екатерины" ( 1950- е гг. ), "Мытнинская набережная" ( 1950 е гг. ), "Тучков переулок" ( 1970- е гг. ) , "Старо-Калинкин мост" ( 1960-1970 е гг. )
• Религиозные сюжеты (циклы, 1941- 2004) : «Рождество» ( 1950 е гг.), «Благовещение», «Георгий Победоносец», «Голгофа», «Богоматерь с Младенцем», "Бегство в Египет"(1950- е гг.), "Жёны - мироносицы у Гроба Господня", "Святой Себастьян", "Георгий Победоносец", "Поцелуй Иуды", "Адам и Ева". Серия "Лики" ( 1950 е гг.)
• Натюрморты : «Натюрморт с китайским фарфором»( 1950- е гг.), циклы «Цветы»( 1950-80 е гг.). Акварельные сюиты: «Тюльпаны», «Цикламены на фоне неба», "Лилии", "Жёлтые ирисы" и другие работы.
• Портреты: "Г. Н. Траугот с сыновьями" ( конец 1940- х гг. ), «Портрет няни, Авдотьи Васильевны Сучилиной» (1950- е гг. ), «Автопортрет с сыновьями» ( конец 1950-х гг. ), "Портрет М. В. Войцеховского" ( 1960-е гг.), "Г. Н. Траугот у мольберта. Семейный портрет." ( 1950-е гг.), "Портрет мужа" ( 1940-е гг. ), "Лерик с кошкой" ( конец 1950-х гг. ), «Автопортрет в красной шляпе» ( 1950- е гг. ), «Семейный портрет. За столом» ( 1950-е гг. ), "В. В. Стерлигов, Т. Н. и Л. Н. Глебовы на фоне картины Яновой" ( начало 1980-х гг. ), "Портрет В. Д. Кошелева" ( 1950- е гг. ), портрет М. В. Войцеховского ( 1950- е гг. ), "Портрет А. В. Щекатихиной - Потоцкой" ( середина 1950- х гг. ), портреты В. В. Стерлигова ( 1940- е гг., 1953,, 1965), А. В. Щекатихиной-Потоцкой, Я. С. Друскина, К. П. Янова, Т. Н. Глебовой (1966) и десятки портретов неперсонифицированных лиц.

Художница нередко делала зарисовки совершенно неизвестных ей, случайно увиденных людей, и по этим эскизам писала впоследствии живописные работы. О написанных Яновой портретах пишет Я. С. Друскин : им присущи «психологизм и эмоционализм, вообще западная современная философия и миросозерцание», художник «видит наготу человеческую..видит чувства».

С 1950-х годов до конца 1990-х показывала свои работы, в основном, на квартирных выставках. Публикации её работ в профессиональных изданиях начались в 2000-е годы.

Работы художника находятся в частных собраниях Франции, Италии, России..

Живопись Веры Яновой, по собственному признанию художников, оказала влияние на творчество живописцев и графиков В. Г. и А. Г. Трауготов, и других художников близкого им круга, прежде всего А. Д. Арефьева.

Первая персональная выставка В.П.Яновой, представляющая её работы широкому зрителю, прошла в Русском музее в августе-октябре 2012 г.

Литература

• Спицына Е. Вера Янова// Шестнадцать пятниц: Вторая волна ленинградского авангарда. В 2-х ч. // Experiment/Эксперимент: Журнал русской культуры. № 16. — L. A., 2010. — Ч. 2. — С. 39—43.; Ч. 1. — С. 267—269.
• Стерлигов В. О Возвышенном. Вера Янова. // Там же. — См. С. 270—273. См.также С. по указ.
• Траугот В. Вера Павловна Янова // Там же. - См. С. 134.
• Друскин Я. С. Дневники / Сост., подгот. текста, примеч. Л. С. Друскиной. — СПб.: Академический проект, 1999. С. по указ.
• Кудрявцева Л., Фомин Д. Линия, цвет и тайна Г. А. В. Траугот. — СПб.: Вита Нова, 2011
• Кудрявцева Л. В мастерской семьи Траугот.//«Детская литература»,1968. — № 4. — С. 53.
• Стерлигов В. В. «И после квадрата я поставил чашу…» Каталог. Статьи. Письма. Сост. Т. Михиенко. — М.: Элизиум, 2010. С. по указ.
• Кошелев В. Ветер за окном. — СПб.: Агат, 2003. — С. 116—117.
• Траугот А. Г. Квартира № 6// Ничто не забыто: 320 дней блокады Ленинграда 1941—1944. Ред.-сост. Д.Колпакова. СПб.: ДЕТГИЗ-Лицей, 2005.С. 108—117; фотогр. "Апрель 1942 года. Семья художников В. П. Яновой и Г. Н. Траугота (с. 117).
• Русаков А. И. — М.: Скорпион, 2008. — С. 30—41.
• Владимир Стерлигов. Живопись. Графика. 1960—1973. Сост. А. В. Повелихина. — СПб.: ООО «ПРП.», 2009. — С. 258—265.
• Ковалёв Н. В продолжение любви. — Мурманск, 2009. — С. 161—162.
• Семья Траугот/ Альманах. СПБ: Palace Editions, 2012.
• Толстова А. Семья Траугот. www.kommersant.ru/doc/2031756
• Елисеев Н. Удары кистью. expert.ru/northwest/2012/36/udaryi-kistyu/

Ссылки

• rusmuseum.ru/exhib/lenta/exhibition2012/sem_ya_traugot/
• www.tv100.ru/news/v-mramornom-dvorce-otkrylas-vystavka-semya-traugot-61184/
• www.youtube.com/watch?feature=endscreen&NR=1&v=hg0toMRW4Ok
• www.youtube.com/watch?v=2QPz0XHnprI&feature=youtu.be
• www.youtube.com/watch?v=Yp98UNHfVKc&feature=youtu.be
• obtaz.com/the_traugot_family_01.htm

Отрывок, характеризующий Янова, Вера Павловна

– Оттого, что он молод, оттого, что он беден, оттого, что он родня… оттого, что ты и сама не любишь его.
– А почему вы знаете?
– Я знаю. Это не хорошо, мой дружок.
– А если я хочу… – сказала Наташа.
– Перестань говорить глупости, – сказала графиня.
– А если я хочу…
– Наташа, я серьезно…
Наташа не дала ей договорить, притянула к себе большую руку графини и поцеловала ее сверху, потом в ладонь, потом опять повернула и стала целовать ее в косточку верхнего сустава пальца, потом в промежуток, потом опять в косточку, шопотом приговаривая: «январь, февраль, март, апрель, май».
– Говорите, мама, что же вы молчите? Говорите, – сказала она, оглядываясь на мать, которая нежным взглядом смотрела на дочь и из за этого созерцания, казалось, забыла всё, что она хотела сказать.
– Это не годится, душа моя. Не все поймут вашу детскую связь, а видеть его таким близким с тобой может повредить тебе в глазах других молодых людей, которые к нам ездят, и, главное, напрасно мучает его. Он, может быть, нашел себе партию по себе, богатую; а теперь он с ума сходит.
– Сходит? – повторила Наташа.
– Я тебе про себя скажу. У меня был один cousin…
– Знаю – Кирилла Матвеич, да ведь он старик?
– Не всегда был старик. Но вот что, Наташа, я поговорю с Борей. Ему не надо так часто ездить…
– Отчего же не надо, коли ему хочется?
– Оттого, что я знаю, что это ничем не кончится.
– Почему вы знаете? Нет, мама, вы не говорите ему. Что за глупости! – говорила Наташа тоном человека, у которого хотят отнять его собственность.
– Ну не выйду замуж, так пускай ездит, коли ему весело и мне весело. – Наташа улыбаясь поглядела на мать.
– Не замуж, а так , – повторила она.
– Как же это, мой друг?
– Да так . Ну, очень нужно, что замуж не выйду, а… так .
– Так, так, – повторила графиня и, трясясь всем своим телом, засмеялась добрым, неожиданным старушечьим смехом.
– Полноте смеяться, перестаньте, – закричала Наташа, – всю кровать трясете. Ужасно вы на меня похожи, такая же хохотунья… Постойте… – Она схватила обе руки графини, поцеловала на одной кость мизинца – июнь, и продолжала целовать июль, август на другой руке. – Мама, а он очень влюблен? Как на ваши глаза? В вас были так влюблены? И очень мил, очень, очень мил! Только не совсем в моем вкусе – он узкий такой, как часы столовые… Вы не понимаете?…Узкий, знаете, серый, светлый…
– Что ты врешь! – сказала графиня.
Наташа продолжала:
– Неужели вы не понимаете? Николенька бы понял… Безухий – тот синий, темно синий с красным, и он четвероугольный.
– Ты и с ним кокетничаешь, – смеясь сказала графиня.
– Нет, он франмасон, я узнала. Он славный, темно синий с красным, как вам растолковать…
– Графинюшка, – послышался голос графа из за двери. – Ты не спишь? – Наташа вскочила босиком, захватила в руки туфли и убежала в свою комнату.
Она долго не могла заснуть. Она всё думала о том, что никто никак не может понять всего, что она понимает, и что в ней есть.
«Соня?» подумала она, глядя на спящую, свернувшуюся кошечку с ее огромной косой. «Нет, куда ей! Она добродетельная. Она влюбилась в Николеньку и больше ничего знать не хочет. Мама, и та не понимает. Это удивительно, как я умна и как… она мила», – продолжала она, говоря про себя в третьем лице и воображая, что это говорит про нее какой то очень умный, самый умный и самый хороший мужчина… «Всё, всё в ней есть, – продолжал этот мужчина, – умна необыкновенно, мила и потом хороша, необыкновенно хороша, ловка, – плавает, верхом ездит отлично, а голос! Можно сказать, удивительный голос!» Она пропела свою любимую музыкальную фразу из Херубиниевской оперы, бросилась на постель, засмеялась от радостной мысли, что она сейчас заснет, крикнула Дуняшу потушить свечку, и еще Дуняша не успела выйти из комнаты, как она уже перешла в другой, еще более счастливый мир сновидений, где всё было так же легко и прекрасно, как и в действительности, но только было еще лучше, потому что было по другому.

На другой день графиня, пригласив к себе Бориса, переговорила с ним, и с того дня он перестал бывать у Ростовых.


31 го декабря, накануне нового 1810 года, le reveillon [ночной ужин], был бал у Екатерининского вельможи. На бале должен был быть дипломатический корпус и государь.
На Английской набережной светился бесчисленными огнями иллюминации известный дом вельможи. У освещенного подъезда с красным сукном стояла полиция, и не одни жандармы, но полицеймейстер на подъезде и десятки офицеров полиции. Экипажи отъезжали, и всё подъезжали новые с красными лакеями и с лакеями в перьях на шляпах. Из карет выходили мужчины в мундирах, звездах и лентах; дамы в атласе и горностаях осторожно сходили по шумно откладываемым подножкам, и торопливо и беззвучно проходили по сукну подъезда.
Почти всякий раз, как подъезжал новый экипаж, в толпе пробегал шопот и снимались шапки.
– Государь?… Нет, министр… принц… посланник… Разве не видишь перья?… – говорилось из толпы. Один из толпы, одетый лучше других, казалось, знал всех, и называл по имени знатнейших вельмож того времени.
Уже одна треть гостей приехала на этот бал, а у Ростовых, долженствующих быть на этом бале, еще шли торопливые приготовления одевания.
Много было толков и приготовлений для этого бала в семействе Ростовых, много страхов, что приглашение не будет получено, платье не будет готово, и не устроится всё так, как было нужно.
Вместе с Ростовыми ехала на бал Марья Игнатьевна Перонская, приятельница и родственница графини, худая и желтая фрейлина старого двора, руководящая провинциальных Ростовых в высшем петербургском свете.
В 10 часов вечера Ростовы должны были заехать за фрейлиной к Таврическому саду; а между тем было уже без пяти минут десять, а еще барышни не были одеты.
Наташа ехала на первый большой бал в своей жизни. Она в этот день встала в 8 часов утра и целый день находилась в лихорадочной тревоге и деятельности. Все силы ее, с самого утра, были устремлены на то, чтобы они все: она, мама, Соня были одеты как нельзя лучше. Соня и графиня поручились вполне ей. На графине должно было быть масака бархатное платье, на них двух белые дымковые платья на розовых, шелковых чехлах с розанами в корсаже. Волоса должны были быть причесаны a la grecque [по гречески].
Все существенное уже было сделано: ноги, руки, шея, уши были уже особенно тщательно, по бальному, вымыты, надушены и напудрены; обуты уже были шелковые, ажурные чулки и белые атласные башмаки с бантиками; прически были почти окончены. Соня кончала одеваться, графиня тоже; но Наташа, хлопотавшая за всех, отстала. Она еще сидела перед зеркалом в накинутом на худенькие плечи пеньюаре. Соня, уже одетая, стояла посреди комнаты и, нажимая до боли маленьким пальцем, прикалывала последнюю визжавшую под булавкой ленту.
– Не так, не так, Соня, – сказала Наташа, поворачивая голову от прически и хватаясь руками за волоса, которые не поспела отпустить державшая их горничная. – Не так бант, поди сюда. – Соня присела. Наташа переколола ленту иначе.
– Позвольте, барышня, нельзя так, – говорила горничная, державшая волоса Наташи.
– Ах, Боже мой, ну после! Вот так, Соня.
– Скоро ли вы? – послышался голос графини, – уж десять сейчас.
– Сейчас, сейчас. – А вы готовы, мама?
– Только току приколоть.
– Не делайте без меня, – крикнула Наташа: – вы не сумеете!
– Да уж десять.
На бале решено было быть в половине одиннадцатого, a надо было еще Наташе одеться и заехать к Таврическому саду.
Окончив прическу, Наташа в коротенькой юбке, из под которой виднелись бальные башмачки, и в материнской кофточке, подбежала к Соне, осмотрела ее и потом побежала к матери. Поворачивая ей голову, она приколола току, и, едва успев поцеловать ее седые волосы, опять побежала к девушкам, подшивавшим ей юбку.
Дело стояло за Наташиной юбкой, которая была слишком длинна; ее подшивали две девушки, обкусывая торопливо нитки. Третья, с булавками в губах и зубах, бегала от графини к Соне; четвертая держала на высоко поднятой руке всё дымковое платье.
– Мавруша, скорее, голубушка!
– Дайте наперсток оттуда, барышня.
– Скоро ли, наконец? – сказал граф, входя из за двери. – Вот вам духи. Перонская уж заждалась.
– Готово, барышня, – говорила горничная, двумя пальцами поднимая подшитое дымковое платье и что то обдувая и потряхивая, высказывая этим жестом сознание воздушности и чистоты того, что она держала.
Наташа стала надевать платье.
– Сейчас, сейчас, не ходи, папа, – крикнула она отцу, отворившему дверь, еще из под дымки юбки, закрывавшей всё ее лицо. Соня захлопнула дверь. Через минуту графа впустили. Он был в синем фраке, чулках и башмаках, надушенный и припомаженный.
– Ах, папа, ты как хорош, прелесть! – сказала Наташа, стоя посреди комнаты и расправляя складки дымки.
– Позвольте, барышня, позвольте, – говорила девушка, стоя на коленях, обдергивая платье и с одной стороны рта на другую переворачивая языком булавки.
– Воля твоя! – с отчаянием в голосе вскрикнула Соня, оглядев платье Наташи, – воля твоя, опять длинно!
Наташа отошла подальше, чтоб осмотреться в трюмо. Платье было длинно.
– Ей Богу, сударыня, ничего не длинно, – сказала Мавруша, ползавшая по полу за барышней.
– Ну длинно, так заметаем, в одну минутую заметаем, – сказала решительная Дуняша, из платочка на груди вынимая иголку и опять на полу принимаясь за работу.
В это время застенчиво, тихими шагами, вошла графиня в своей токе и бархатном платье.
– Уу! моя красавица! – закричал граф, – лучше вас всех!… – Он хотел обнять ее, но она краснея отстранилась, чтоб не измяться.
– Мама, больше на бок току, – проговорила Наташа. – Я переколю, и бросилась вперед, а девушки, подшивавшие, не успевшие за ней броситься, оторвали кусочек дымки.
– Боже мой! Что ж это такое? Я ей Богу не виновата…
– Ничего, заметаю, не видно будет, – говорила Дуняша.
– Красавица, краля то моя! – сказала из за двери вошедшая няня. – А Сонюшка то, ну красавицы!…
В четверть одиннадцатого наконец сели в кареты и поехали. Но еще нужно было заехать к Таврическому саду.
Перонская была уже готова. Несмотря на ее старость и некрасивость, у нее происходило точно то же, что у Ростовых, хотя не с такой торопливостью (для нее это было дело привычное), но также было надушено, вымыто, напудрено старое, некрасивое тело, также старательно промыто за ушами, и даже, и так же, как у Ростовых, старая горничная восторженно любовалась нарядом своей госпожи, когда она в желтом платье с шифром вышла в гостиную. Перонская похвалила туалеты Ростовых.
Ростовы похвалили ее вкус и туалет, и, бережа прически и платья, в одиннадцать часов разместились по каретам и поехали.


Наташа с утра этого дня не имела ни минуты свободы, и ни разу не успела подумать о том, что предстоит ей.
В сыром, холодном воздухе, в тесноте и неполной темноте колыхающейся кареты, она в первый раз живо представила себе то, что ожидает ее там, на бале, в освещенных залах – музыка, цветы, танцы, государь, вся блестящая молодежь Петербурга. То, что ее ожидало, было так прекрасно, что она не верила даже тому, что это будет: так это было несообразно с впечатлением холода, тесноты и темноты кареты. Она поняла всё то, что ее ожидает, только тогда, когда, пройдя по красному сукну подъезда, она вошла в сени, сняла шубу и пошла рядом с Соней впереди матери между цветами по освещенной лестнице. Только тогда она вспомнила, как ей надо было себя держать на бале и постаралась принять ту величественную манеру, которую она считала необходимой для девушки на бале. Но к счастью ее она почувствовала, что глаза ее разбегались: она ничего не видела ясно, пульс ее забил сто раз в минуту, и кровь стала стучать у ее сердца. Она не могла принять той манеры, которая бы сделала ее смешною, и шла, замирая от волнения и стараясь всеми силами только скрыть его. И эта то была та самая манера, которая более всего шла к ней. Впереди и сзади их, так же тихо переговариваясь и так же в бальных платьях, входили гости. Зеркала по лестнице отражали дам в белых, голубых, розовых платьях, с бриллиантами и жемчугами на открытых руках и шеях.
Наташа смотрела в зеркала и в отражении не могла отличить себя от других. Всё смешивалось в одну блестящую процессию. При входе в первую залу, равномерный гул голосов, шагов, приветствий – оглушил Наташу; свет и блеск еще более ослепил ее. Хозяин и хозяйка, уже полчаса стоявшие у входной двери и говорившие одни и те же слова входившим: «charme de vous voir», [в восхищении, что вижу вас,] так же встретили и Ростовых с Перонской.
Две девочки в белых платьях, с одинаковыми розами в черных волосах, одинаково присели, но невольно хозяйка остановила дольше свой взгляд на тоненькой Наташе. Она посмотрела на нее, и ей одной особенно улыбнулась в придачу к своей хозяйской улыбке. Глядя на нее, хозяйка вспомнила, может быть, и свое золотое, невозвратное девичье время, и свой первый бал. Хозяин тоже проводил глазами Наташу и спросил у графа, которая его дочь?
– Charmante! [Очаровательна!] – сказал он, поцеловав кончики своих пальцев.
В зале стояли гости, теснясь у входной двери, ожидая государя. Графиня поместилась в первых рядах этой толпы. Наташа слышала и чувствовала, что несколько голосов спросили про нее и смотрели на нее. Она поняла, что она понравилась тем, которые обратили на нее внимание, и это наблюдение несколько успокоило ее.
«Есть такие же, как и мы, есть и хуже нас» – подумала она.
Перонская называла графине самых значительных лиц, бывших на бале.
– Вот это голландский посланик, видите, седой, – говорила Перонская, указывая на старичка с серебряной сединой курчавых, обильных волос, окруженного дамами, которых он чему то заставлял смеяться.
– А вот она, царица Петербурга, графиня Безухая, – говорила она, указывая на входившую Элен.
– Как хороша! Не уступит Марье Антоновне; смотрите, как за ней увиваются и молодые и старые. И хороша, и умна… Говорят принц… без ума от нее. А вот эти две, хоть и нехороши, да еще больше окружены.
Она указала на проходивших через залу даму с очень некрасивой дочерью.
– Это миллионерка невеста, – сказала Перонская. – А вот и женихи.
– Это брат Безуховой – Анатоль Курагин, – сказала она, указывая на красавца кавалергарда, который прошел мимо их, с высоты поднятой головы через дам глядя куда то. – Как хорош! неправда ли? Говорят, женят его на этой богатой. .И ваш то соusin, Друбецкой, тоже очень увивается. Говорят, миллионы. – Как же, это сам французский посланник, – отвечала она о Коленкуре на вопрос графини, кто это. – Посмотрите, как царь какой нибудь. А всё таки милы, очень милы французы. Нет милей для общества. А вот и она! Нет, всё лучше всех наша Марья то Антоновна! И как просто одета. Прелесть! – А этот то, толстый, в очках, фармазон всемирный, – сказала Перонская, указывая на Безухова. – С женою то его рядом поставьте: то то шут гороховый!
Пьер шел, переваливаясь своим толстым телом, раздвигая толпу, кивая направо и налево так же небрежно и добродушно, как бы он шел по толпе базара. Он продвигался через толпу, очевидно отыскивая кого то.
Наташа с радостью смотрела на знакомое лицо Пьера, этого шута горохового, как называла его Перонская, и знала, что Пьер их, и в особенности ее, отыскивал в толпе. Пьер обещал ей быть на бале и представить ей кавалеров.
Но, не дойдя до них, Безухой остановился подле невысокого, очень красивого брюнета в белом мундире, который, стоя у окна, разговаривал с каким то высоким мужчиной в звездах и ленте. Наташа тотчас же узнала невысокого молодого человека в белом мундире: это был Болконский, который показался ей очень помолодевшим, повеселевшим и похорошевшим.
– Вот еще знакомый, Болконский, видите, мама? – сказала Наташа, указывая на князя Андрея. – Помните, он у нас ночевал в Отрадном.
– А, вы его знаете? – сказала Перонская. – Терпеть не могу. Il fait a present la pluie et le beau temps. [От него теперь зависит дождливая или хорошая погода. (Франц. пословица, имеющая значение, что он имеет успех.)] И гордость такая, что границ нет! По папеньке пошел. И связался с Сперанским, какие то проекты пишут. Смотрите, как с дамами обращается! Она с ним говорит, а он отвернулся, – сказала она, указывая на него. – Я бы его отделала, если бы он со мной так поступил, как с этими дамами.


Вдруг всё зашевелилось, толпа заговорила, подвинулась, опять раздвинулась, и между двух расступившихся рядов, при звуках заигравшей музыки, вошел государь. За ним шли хозяин и хозяйка. Государь шел быстро, кланяясь направо и налево, как бы стараясь скорее избавиться от этой первой минуты встречи. Музыканты играли Польской, известный тогда по словам, сочиненным на него. Слова эти начинались: «Александр, Елизавета, восхищаете вы нас…» Государь прошел в гостиную, толпа хлынула к дверям; несколько лиц с изменившимися выражениями поспешно прошли туда и назад. Толпа опять отхлынула от дверей гостиной, в которой показался государь, разговаривая с хозяйкой. Какой то молодой человек с растерянным видом наступал на дам, прося их посторониться. Некоторые дамы с лицами, выражавшими совершенную забывчивость всех условий света, портя свои туалеты, теснились вперед. Мужчины стали подходить к дамам и строиться в пары Польского.
Всё расступилось, и государь, улыбаясь и не в такт ведя за руку хозяйку дома, вышел из дверей гостиной. За ним шли хозяин с М. А. Нарышкиной, потом посланники, министры, разные генералы, которых не умолкая называла Перонская. Больше половины дам имели кавалеров и шли или приготовлялись итти в Польской. Наташа чувствовала, что она оставалась с матерью и Соней в числе меньшей части дам, оттесненных к стене и не взятых в Польской. Она стояла, опустив свои тоненькие руки, и с мерно поднимающейся, чуть определенной грудью, сдерживая дыхание, блестящими, испуганными глазами глядела перед собой, с выражением готовности на величайшую радость и на величайшее горе. Ее не занимали ни государь, ни все важные лица, на которых указывала Перонская – у ней была одна мысль: «неужели так никто не подойдет ко мне, неужели я не буду танцовать между первыми, неужели меня не заметят все эти мужчины, которые теперь, кажется, и не видят меня, а ежели смотрят на меня, то смотрят с таким выражением, как будто говорят: А! это не она, так и нечего смотреть. Нет, это не может быть!» – думала она. – «Они должны же знать, как мне хочется танцовать, как я отлично танцую, и как им весело будет танцовать со мною».
Звуки Польского, продолжавшегося довольно долго, уже начинали звучать грустно, – воспоминанием в ушах Наташи. Ей хотелось плакать. Перонская отошла от них. Граф был на другом конце залы, графиня, Соня и она стояли одни как в лесу в этой чуждой толпе, никому неинтересные и ненужные. Князь Андрей прошел с какой то дамой мимо них, очевидно их не узнавая. Красавец Анатоль, улыбаясь, что то говорил даме, которую он вел, и взглянул на лицо Наташе тем взглядом, каким глядят на стены. Борис два раза прошел мимо них и всякий раз отворачивался. Берг с женою, не танцовавшие, подошли к ним.
Наташе показалось оскорбительно это семейное сближение здесь, на бале, как будто не было другого места для семейных разговоров, кроме как на бале. Она не слушала и не смотрела на Веру, что то говорившую ей про свое зеленое платье.
Наконец государь остановился подле своей последней дамы (он танцовал с тремя), музыка замолкла; озабоченный адъютант набежал на Ростовых, прося их еще куда то посторониться, хотя они стояли у стены, и с хор раздались отчетливые, осторожные и увлекательно мерные звуки вальса. Государь с улыбкой взглянул на залу. Прошла минута – никто еще не начинал. Адъютант распорядитель подошел к графине Безуховой и пригласил ее. Она улыбаясь подняла руку и положила ее, не глядя на него, на плечо адъютанта. Адъютант распорядитель, мастер своего дела, уверенно, неторопливо и мерно, крепко обняв свою даму, пустился с ней сначала глиссадом, по краю круга, на углу залы подхватил ее левую руку, повернул ее, и из за всё убыстряющихся звуков музыки слышны были только мерные щелчки шпор быстрых и ловких ног адъютанта, и через каждые три такта на повороте как бы вспыхивало развеваясь бархатное платье его дамы. Наташа смотрела на них и готова была плакать, что это не она танцует этот первый тур вальса.