Яновский, Василий Васильевич

Яновский Василий Васильевич
Дата рождения:	1864(1864)
Гражданство:	Российская империя Российская империя
Партия:	Конституционно-демократическая партия
Род деятельности:	депутат Государственной думы Российской империи I созыва
Автограф

Василий Васильевич Яновский (1864—?) — депутат Государственной думы Российской империи I созыва от Бессарабской губернии.

Биография

Родился в 1864 году. Польский дворянин, крупный землевладелец Кишинёвского уезда. Закончил реальное училище в Баку, а позже — Николаевское кавалерийское училище в Петербурге. 10 лет прослужил в армии, выйдя в отставку занялся сельским хозяйством и общественной деятельностью.

9 лет был гласным Кишинёвского и Оргеевского уездных земств, а также гласным Бессарабского губернского земства, где входил в состав немногочисленной земской оппозиции, отстаивая исключительно интересы крестьян.

На протяжении трёх лет был земским начальником. Основал в Бессарабии два сельскохозяйственных крестьянских общества. Ввёл новую квитанционную систему, гарантирующую от растрат сборщиками податей. Ввёл уравнительное обложение дворов по паям. Член группы «освобождения». Был единственным представителем от Бессарабии на съезде земских и городских деятелей, а также на первом московском аграрном съезде. Инициировал ряд проектов, направленных на улучшение крестьянского быта. Опубликовал несколько работ по крестьянскому вопросу. Однако при В. К. Плеве был вынужден оставить службу, так как из Министерства пришёл запрос: «как такой человек может занимать пост земского начальника?».

В 1906 году был избран депутатом Государственной думы Российской империи I созыва от Бессарабской губернии исключительно крестьянскими голосами (сторонники среди бессарабских аграриев отсутствовали). В Думе В. В. Яновский примыкал к левому крылу конституционно-демократической партии. Яновский был соавтором многих десятков запросов, направленных в адрес высших должностных лиц, с требованием немедленно прекратить массовые расстрелы, так называемых, «бунтовщиков», «неугодных» и «революционеров», а также незаконные административные высылки и многочисленные несанкционированные аресты.

После роспуска Думы подписал 10 июля 1906 года «Выборгское воззвание», в результате был осуждён по ст. 129, ч. 1, п.п. 51 и 3 Уголовного Уложения.

В конце июля 1906 года в газете «Бессарабская жизнь появились две заметки»:

Кишинёв, 21 июля 1906. Сегодня в еврейском училище Блумфштейна задержано 1500 экземпляров воззвания «бунда» возмутительного содержания, направленных против Особы Государя Императора. Заведующий и еще один еврей, приготовлявший воззвание для раздачи, арестованы. Воззвание подписано, между прочим, бывшим городским головой Сицинским, помещиком Яновским, крестьянами Поповым и Сеффером. Яновский, вернувшийся в Кишинев и холодно принятый местным клубом, выехал к себе в имение.

Кишинёв, 25 июля 1906. Телеграмма «Петербургского» агентства от 21-го июля из Кишинева о том, что в еврейском училище арестовано 1500 воззваний «возмутительного» содержания, направленных против особы Государя Императора, подписанных Сицинским, Яновским, Поповым и Сефером, является провокационной ложью направленной против бывших депутатов Думы.

В 1912 году опубликовал в Кишинёве работу «О культуре столовых сортов винограда». Дальнейшая судьба В. В. Яновского неизвестна.

Труды В. В. Яновского

В. В. Яновский — автор ряда трудов по крестьянскому вопросу. Среди них:

• «Проект обложения крестьян» (в журнале «Народное хозяйство» был опубликован лестный отзыв известного экономиста Л. В. Ходского на эту работу).
• «Сборник экономических и хозяйственных сведений по волостям Кишинёвского уезда» — обстоятельный труд, на который была опубликована критическая статья с детальным разбором и благоприятным отзывом в «Экономической газете» Буха.
• «К вопросу о крестьянской аренде» — В. В. Яновский выдвигает предложение о посредничестве земства в арендовании земель крестьянами. Данная работа цитируется в «Трудах аграрного съезда» под ред. Долгорукого и Петрункевича.
• «О культуре столовых сортов винограда» — Кишинёв: Бессарабское губернское земство, 1912.

Ссылки

• [dlib.rsl.ru/viewer/01003750528#page51 Яновский Василий Васильевич] // Члены Государственной думы: портреты и биографии. Первый созыв, 1906—1911 г. / сост. М. М. Боиович. — Москва: Тип. Т-ва И. Д. Сытина, 1906.
• [www.hrono.ru/biograf/bio_ya/janovski_vv.php Яновский Василий Васильевич] // Энциклопедия «ХРОНОС».
• [elibrary.karelia.ru/book.shtml?levelID=012002&id=6771&cType=1 Первая Государственная Дума. Алфавитный список и подробные биографии и характеристики членов Государственной Думы.] — М.: Тип. Товарищества И. Д. Сытина, 1906. — 175 с.
• Государственная Дума первого призыва. Портреты, краткие биографии и характеристики депутатов. — Москва: «Возрождение», 1906. C. 112.

Отрывок, характеризующий Яновский, Василий Васильевич

– Nun ja, was soll denn da noch expliziert werden? [Ну да, что еще тут толковать? (нем.) ] – Паулучи и Мишо в два голоса нападали на Вольцогена по французски. Армфельд по немецки обращался к Пфулю. Толь по русски объяснял князю Волконскому. Князь Андрей молча слушал и наблюдал.
Из всех этих лиц более всех возбуждал участие в князе Андрее озлобленный, решительный и бестолково самоуверенный Пфуль. Он один из всех здесь присутствовавших лиц, очевидно, ничего не желал для себя, ни к кому не питал вражды, а желал только одного – приведения в действие плана, составленного по теории, выведенной им годами трудов. Он был смешон, был неприятен своей ироничностью, но вместе с тем он внушал невольное уважение своей беспредельной преданностью идее. Кроме того, во всех речах всех говоривших была, за исключением Пфуля, одна общая черта, которой не было на военном совете в 1805 м году, – это был теперь хотя и скрываемый, но панический страх перед гением Наполеона, страх, который высказывался в каждом возражении. Предполагали для Наполеона всё возможным, ждали его со всех сторон и его страшным именем разрушали предположения один другого. Один Пфуль, казалось, и его, Наполеона, считал таким же варваром, как и всех оппонентов своей теории. Но, кроме чувства уважения, Пфуль внушал князю Андрею и чувство жалости. По тому тону, с которым с ним обращались придворные, по тому, что позволил себе сказать Паулучи императору, но главное по некоторой отчаянности выражении самого Пфуля, видно было, что другие знали и он сам чувствовал, что падение его близко. И, несмотря на свою самоуверенность и немецкую ворчливую ироничность, он был жалок с своими приглаженными волосами на височках и торчавшими на затылке кисточками. Он, видимо, хотя и скрывал это под видом раздражения и презрения, он был в отчаянии оттого, что единственный теперь случай проверить на огромном опыте и доказать всему миру верность своей теории ускользал от него.
Прения продолжались долго, и чем дольше они продолжались, тем больше разгорались споры, доходившие до криков и личностей, и тем менее было возможно вывести какое нибудь общее заключение из всего сказанного. Князь Андрей, слушая этот разноязычный говор и эти предположения, планы и опровержения и крики, только удивлялся тому, что они все говорили. Те, давно и часто приходившие ему во время его военной деятельности, мысли, что нет и не может быть никакой военной науки и поэтому не может быть никакого так называемого военного гения, теперь получили для него совершенную очевидность истины. «Какая же могла быть теория и наука в деле, которого условия и обстоятельства неизвестны и не могут быть определены, в котором сила деятелей войны еще менее может быть определена? Никто не мог и не может знать, в каком будет положении наша и неприятельская армия через день, и никто не может знать, какая сила этого или того отряда. Иногда, когда нет труса впереди, который закричит: „Мы отрезаны! – и побежит, а есть веселый, смелый человек впереди, который крикнет: «Ура! – отряд в пять тысяч стоит тридцати тысяч, как под Шепграбеном, а иногда пятьдесят тысяч бегут перед восемью, как под Аустерлицем. Какая же может быть наука в таком деле, в котором, как во всяком практическом деле, ничто не может быть определено и все зависит от бесчисленных условий, значение которых определяется в одну минуту, про которую никто не знает, когда она наступит. Армфельд говорит, что наша армия отрезана, а Паулучи говорит, что мы поставили французскую армию между двух огней; Мишо говорит, что негодность Дрисского лагеря состоит в том, что река позади, а Пфуль говорит, что в этом его сила. Толь предлагает один план, Армфельд предлагает другой; и все хороши, и все дурны, и выгоды всякого положения могут быть очевидны только в тот момент, когда совершится событие. И отчего все говорят: гений военный? Разве гений тот человек, который вовремя успеет велеть подвезти сухари и идти тому направо, тому налево? Оттого только, что военные люди облечены блеском и властью и массы подлецов льстят власти, придавая ей несвойственные качества гения, их называют гениями. Напротив, лучшие генералы, которых я знал, – глупые или рассеянные люди. Лучший Багратион, – сам Наполеон признал это. А сам Бонапарте! Я помню самодовольное и ограниченное его лицо на Аустерлицком поле. Не только гения и каких нибудь качеств особенных не нужно хорошему полководцу, но, напротив, ему нужно отсутствие самых лучших высших, человеческих качеств – любви, поэзии, нежности, философского пытливого сомнения. Он должен быть ограничен, твердо уверен в том, что то, что он делает, очень важно (иначе у него недостанет терпения), и тогда только он будет храбрый полководец. Избави бог, коли он человек, полюбит кого нибудь, пожалеет, подумает о том, что справедливо и что нет. Понятно, что исстари еще для них подделали теорию гениев, потому что они – власть. Заслуга в успехе военного дела зависит не от них, а от того человека, который в рядах закричит: пропали, или закричит: ура! И только в этих рядах можно служить с уверенностью, что ты полезен!“
Так думал князь Андрей, слушая толки, и очнулся только тогда, когда Паулучи позвал его и все уже расходились.
На другой день на смотру государь спросил у князя Андрея, где он желает служить, и князь Андрей навеки потерял себя в придворном мире, не попросив остаться при особе государя, а попросив позволения служить в армии.


Ростов перед открытием кампании получил письмо от родителей, в котором, кратко извещая его о болезни Наташи и о разрыве с князем Андреем (разрыв этот объясняли ему отказом Наташи), они опять просили его выйти в отставку и приехать домой. Николай, получив это письмо, и не попытался проситься в отпуск или отставку, а написал родителям, что очень жалеет о болезни и разрыве Наташи с ее женихом и что он сделает все возможное для того, чтобы исполнить их желание. Соне он писал отдельно.