Яновский (концентрационный лагерь)
| Яновский лагерь смерти | |
| Janowska | |
 Нынешний вид на территорию Яновского лагеря (ныне — исправительное учреждение) | |
| Тип | |
|---|---|
| Местонахождение |
ул. Шевченко(Яновская), г. Львов, Украина |
| Другие названия |
Долина смерти |
| Период эксплуатации |
1941-1943 |
| Число погибших |
около 200 тыс. |
| Руководящая организация | |
| Коменданты лагеря |
Фриц Гебауэр, Густав Вильгауз, Франц Варцок. |
Яновский (концентрационный лагерь) — концентрационный лагерь и лагерь смерти, организованный нацистами в сентябре 1941 года на окраине г. Львова (СССР, сейчас Украина). Немецкое название Janowska получил из-за того, что он находился на улице Яновской, 134 (сейчас улица Шевченко). Действовал до июня 1944 года. Здесь погибло от 140 до 200 тысяч заключённых.
Содержание
Создание
Яновский трудовой лагерь (DAW Janowska) был создан в сентябре 1941 изначально только для евреев из львовского гетто, которое по величине было третьим, после Варшавского и Лодзинского гетто. В октябре 1941 там находилось 600 евреев, работавших слесарями и плотниками. С 1942 года в лагере также содержались поляки и украинцы, которых потом перевозили в Майданек.[1]
Устройство лагеря
Яновский лагерь смерти располагался на площади в 2990 м² между еврейским кладбищем и железной дорогой. Лагерь был огражден каменной стеной, посыпанной битым стеклом, части лагеря были разделены двумя рядами колючей проволоки, сторожевые вышки стояли с интервалом в 50 метров. Территорию лагеря нацисты замостили надгробными камнями с Яновского и Клепаровского кладбищ.
Лагерь состоял из трёх частей. В первой — служебные постройки, канцелярия, гаражи, отдельная вилла, в которой жили служащие СС, СД и охранники, набранные из местного украинского населения; во второй — четыре барака для заключённых-мужчин, склад; третья часть — четыре женских барака и баня. Также в самом центре лагеря находился дом коменданта.
Будущих узников из центра города в лагерь свозили трамваем на прицепленных к нему грузовых платформах.
Уничтожение заключённых
На территории не было газовых камер, крематория и в официальных оккупационных документах лагерь числится как трудовой. Однако множество узников лагеря были убиты.
Ниже лагеря, под песчаной горой (Пески, Пяски, Гицель-гора — по-русски «Шкуродер») располагалась «Долина смерти», где производились массовые расстрелы. Дно долины, согласно свидетельствам на Нюрнбергском трибунале, на полтора метра было пропитано кровью.
Каждый из офицеров охраны лагеря придумывал свои способы убийства людей.
В лагере, кроме нескольких эшафотов, устроили так называемую «добровольную виселицу» для заключённых, которым уже не под силу было терпеть измывательства и предпочитавшим покончить жизнь самоубийством.
Танго смерти
Во время пыток, истязаний и расстрелов всегда играла музыка. Оркестр состоял из заключённых, они играли одну и ту же мелодию — «Танго смерти». В числе оркестрантов были — профессор Львовской государственной консерватории Штрикс, дирижёр оперы Мунд и другие известные еврейские музыканты.
Фото оркестрантов было одним из обвинительных документов на Нюрнбергском процессе, во время повешения оркестру приказывали исполнять танго, во время пыток — фокстрот, а иногда вечером оркестрантов заставляли играть под окнами начальника лагеря по несколько часов кряду.
Накануне освобождения Львова частями Советской Армии, германские фашисты выстроили круг из 40 человек из оркестра. Охрана лагеря окружила музыкантов плотным кольцом и приказала играть. Сначала был казнён дирижёр оркестра Мунд, дальше по приказу коменданта каждый оркестрант выходил в центр круга, клал свой инструмент на землю, раздевался догола после чего был казнён выстрелом в голову.
Попытка восстановить звучание этого «Танго смерти» не увенчалась успехом — ноты не сохранились, а несколько уцелевших узников при попытке воспроизвести мелодию по памяти впадали в транс или заходились в рыданиях.[2] Предполагают, что это могло быть популярное польское танго «Та остатня недзеля», с русскими словами ставшее песней «Утомлённое солнце»[3].
Сотрудники лагеря
Коменданты
- Фриц Гебауэр. Официально никогда не занимал должность коменданта Яновского лагеря. В 1941—1944 он был начальником Deutschen Austrustungswerke (DAW) во Львове.
- Густав Вильгауз. С 7.1942 и до конца 1943 комендант Яновского концлагеря.
- Франц Варцок. С июня 1943 занимался транспортировкой заключённых на запад.
Охранники
Охрана лагеря состояла как из служащих СС и СД, так и из военнопленных и местного населения. Из немецкого контингента в лагере служили: Ляйбрингер, Блюм, Рокит, Бенке, Кнапп, Шлипп, Гайне, Сирниц. Из украинского: Н. Матвиенко, В. Беляков, И. Никифоров — в 1942—1943 годах работали охранниками в Яновском лагере, а также принимали участие в пяти массовых расстрелах узников Яновского лагеря смерти во Львове.
Ликвидация лагеря и послевоенное использование
Сокрытие следов массовых убийств началось 6 июня 1943 года силами образованной из заключённых лагеря Sonderkommando 1005 в рамках операции 1005 (нем. Sonderaktion 1005). До 25 октября 1943 года они эксгумировали тела расстрелянных узников, сжигали их и рассеивали пепел, а кости перемалывали специальной машиной. Всего специальной комиссией по расследованию нацистских преступлений было обнаружено 59 мест сожжения на общей территории в 2 км².
19 ноября 1943 года узники Sonderkommando 1005 предприняли попытку массового побега, но большинство бунтарей были убиты служащими СС или вспомогательных войск.
В июне 1944 года охрана лагеря, решив избежать отправки на Восточный фронт, в нарушение приказа Гиммлера, погнала последних 34 узников лагеря (среди них был и Симон Визенталь) на запад под предлогом доставки заключённых в другой лагерь.
После освобождения города в июле 1944 году, на этом месте находился советский исправительно-трудовой лагерь, а ныне — исправительная колония.
Память
В 1982 году Игорь Малишевский вместе с испанским режиссёром Арнальдо Фернандесом создал документальный фильм «Восемь тактов забытой музыки», в котором сделал достоянием гласности историю лагерного оркестра. В Кракове на международном кинофестивале этот фильм получил почётный приз «Бронзовый дракон» за лучший киносценарий.
В 1992 году был установлен большой мемориальный камень, на котором на трёх языках написано, что в этом месте находился концлагерь.
В 2003 году у памятника состоялся траурный митинг. Присутствовали послы иностранных государств, священнослужители, представители областной и городской администрации, члены национальных меньшинств и много местных жителей.[4]
В 2006 [fantlab.ru/autor6247 Филип Керр] написал роман «Друг от друга», который рассказывает о поисках частным детективом Бернхардом Гюнтером одного из начальников лагеря Варцока (так в романе) после войны. в 2008 году Издательство «Иностранка» издала роман на русском языке.
См. также
Напишите отзыв о статье "Яновский (концентрационный лагерь)"
Примечания
- ↑ [deathcamps.org/occupation/janowska.html Janowska]. deathcamps.org. [www.webcitation.org/66xIZgjD6 Архивировано из первоисточника 16 апреля 2012].
- ↑ [militera.lib.ru/h/sb_neotvratimoe_vozmezdie/10.html Генерал-майор юстиции М. Токарев. "В замкнутом круге"]. militera.lib.ru. [www.webcitation.org/66xIaIfa6 Архивировано из первоисточника 16 апреля 2012].
- ↑ [zn.ua/SOCIETY/vosem_taktov_zabytoy_muzyki_55_let_tomu_nazad_zakonchilsya_nyurnbergskiy_protsess-25922.html Игорь Малишевский. Восемь тактов забытой музыки]
- ↑ [www.jewish.ru/news/cis/2008/08/news994266269.php Во Львове осквернен памятник жертвам Холокоста]
Литература
- «Нюрнбергский набат: репортаж из прошлого, обращение к будущему». Изд. «ОлмаМедиаГрупп», автор Звягинцев Александр Григорьевич, 2006 г., стр. 367-368
Ссылки
- Игорь Малышевский [www.youtube.com/watch?v=urhSeXdL_Zg Фильм "Восемь тактов забытой музыки"]
Отрывок, характеризующий Яновский (концентрационный лагерь)
– Вот распоряжения то дурацкие; сами не знают, что делают, – говорил офицер и отъезжал.Потом проезжал генерал и сердито не по русски кричал что то.
– Тафа лафа, а что бормочет, ничего не разберешь, – говорил солдат, передразнивая отъехавшего генерала. – Расстрелял бы я их, подлецов!
– В девятом часу велено на месте быть, а мы и половины не прошли. Вот так распоряжения! – повторялось с разных сторон.
И чувство энергии, с которым выступали в дело войска, начало обращаться в досаду и злобу на бестолковые распоряжения и на немцев.
Причина путаницы заключалась в том, что во время движения австрийской кавалерии, шедшей на левом фланге, высшее начальство нашло, что наш центр слишком отдален от правого фланга, и всей кавалерии велено было перейти на правую сторону. Несколько тысяч кавалерии продвигалось перед пехотой, и пехота должна была ждать.
Впереди произошло столкновение между австрийским колонновожатым и русским генералом. Русский генерал кричал, требуя, чтобы остановлена была конница; австриец доказывал, что виноват был не он, а высшее начальство. Войска между тем стояли, скучая и падая духом. После часовой задержки войска двинулись, наконец, дальше и стали спускаться под гору. Туман, расходившийся на горе, только гуще расстилался в низах, куда спустились войска. Впереди, в тумане, раздался один, другой выстрел, сначала нескладно в разных промежутках: тратта… тат, и потом всё складнее и чаще, и завязалось дело над речкою Гольдбахом.
Не рассчитывая встретить внизу над речкою неприятеля и нечаянно в тумане наткнувшись на него, не слыша слова одушевления от высших начальников, с распространившимся по войскам сознанием, что было опоздано, и, главное, в густом тумане не видя ничего впереди и кругом себя, русские лениво и медленно перестреливались с неприятелем, подвигались вперед и опять останавливались, не получая во время приказаний от начальников и адъютантов, которые блудили по туману в незнакомой местности, не находя своих частей войск. Так началось дело для первой, второй и третьей колонны, которые спустились вниз. Четвертая колонна, при которой находился сам Кутузов, стояла на Праценских высотах.
В низах, где началось дело, был всё еще густой туман, наверху прояснело, но всё не видно было ничего из того, что происходило впереди. Были ли все силы неприятеля, как мы предполагали, за десять верст от нас или он был тут, в этой черте тумана, – никто не знал до девятого часа.
Было 9 часов утра. Туман сплошным морем расстилался по низу, но при деревне Шлапанице, на высоте, на которой стоял Наполеон, окруженный своими маршалами, было совершенно светло. Над ним было ясное, голубое небо, и огромный шар солнца, как огромный пустотелый багровый поплавок, колыхался на поверхности молочного моря тумана. Не только все французские войска, но сам Наполеон со штабом находился не по ту сторону ручьев и низов деревень Сокольниц и Шлапаниц, за которыми мы намеревались занять позицию и начать дело, но по сю сторону, так близко от наших войск, что Наполеон простым глазом мог в нашем войске отличать конного от пешего. Наполеон стоял несколько впереди своих маршалов на маленькой серой арабской лошади, в синей шинели, в той самой, в которой он делал итальянскую кампанию. Он молча вглядывался в холмы, которые как бы выступали из моря тумана, и по которым вдалеке двигались русские войска, и прислушивался к звукам стрельбы в лощине. В то время еще худое лицо его не шевелилось ни одним мускулом; блестящие глаза были неподвижно устремлены на одно место. Его предположения оказывались верными. Русские войска частью уже спустились в лощину к прудам и озерам, частью очищали те Праценские высоты, которые он намерен был атаковать и считал ключом позиции. Он видел среди тумана, как в углублении, составляемом двумя горами около деревни Прац, всё по одному направлению к лощинам двигались, блестя штыками, русские колонны и одна за другой скрывались в море тумана. По сведениям, полученным им с вечера, по звукам колес и шагов, слышанным ночью на аванпостах, по беспорядочности движения русских колонн, по всем предположениям он ясно видел, что союзники считали его далеко впереди себя, что колонны, двигавшиеся близ Працена, составляли центр русской армии, и что центр уже достаточно ослаблен для того, чтобы успешно атаковать его. Но он всё еще не начинал дела.
Нынче был для него торжественный день – годовщина его коронования. Перед утром он задремал на несколько часов и здоровый, веселый, свежий, в том счастливом расположении духа, в котором всё кажется возможным и всё удается, сел на лошадь и выехал в поле. Он стоял неподвижно, глядя на виднеющиеся из за тумана высоты, и на холодном лице его был тот особый оттенок самоуверенного, заслуженного счастья, который бывает на лице влюбленного и счастливого мальчика. Маршалы стояли позади его и не смели развлекать его внимание. Он смотрел то на Праценские высоты, то на выплывавшее из тумана солнце.
Когда солнце совершенно вышло из тумана и ослепляющим блеском брызнуло по полям и туману (как будто он только ждал этого для начала дела), он снял перчатку с красивой, белой руки, сделал ею знак маршалам и отдал приказание начинать дело. Маршалы, сопутствуемые адъютантами, поскакали в разные стороны, и через несколько минут быстро двинулись главные силы французской армии к тем Праценским высотам, которые всё более и более очищались русскими войсками, спускавшимися налево в лощину.
В 8 часов Кутузов выехал верхом к Працу, впереди 4 й Милорадовичевской колонны, той, которая должна была занять места колонн Пржебышевского и Ланжерона, спустившихся уже вниз. Он поздоровался с людьми переднего полка и отдал приказание к движению, показывая тем, что он сам намерен был вести эту колонну. Выехав к деревне Прац, он остановился. Князь Андрей, в числе огромного количества лиц, составлявших свиту главнокомандующего, стоял позади его. Князь Андрей чувствовал себя взволнованным, раздраженным и вместе с тем сдержанно спокойным, каким бывает человек при наступлении давно желанной минуты. Он твердо был уверен, что нынче был день его Тулона или его Аркольского моста. Как это случится, он не знал, но он твердо был уверен, что это будет. Местность и положение наших войск были ему известны, насколько они могли быть известны кому нибудь из нашей армии. Его собственный стратегический план, который, очевидно, теперь и думать нечего было привести в исполнение, был им забыт. Теперь, уже входя в план Вейротера, князь Андрей обдумывал могущие произойти случайности и делал новые соображения, такие, в которых могли бы потребоваться его быстрота соображения и решительность.
Налево внизу, в тумане, слышалась перестрелка между невидными войсками. Там, казалось князю Андрею, сосредоточится сражение, там встретится препятствие, и «туда то я буду послан, – думал он, – с бригадой или дивизией, и там то с знаменем в руке я пойду вперед и сломлю всё, что будет предо мной».
Князь Андрей не мог равнодушно смотреть на знамена проходивших батальонов. Глядя на знамя, ему всё думалось: может быть, это то самое знамя, с которым мне придется итти впереди войск.
Ночной туман к утру оставил на высотах только иней, переходивший в росу, в лощинах же туман расстилался еще молочно белым морем. Ничего не было видно в той лощине налево, куда спустились наши войска и откуда долетали звуки стрельбы. Над высотами было темное, ясное небо, и направо огромный шар солнца. Впереди, далеко, на том берегу туманного моря, виднелись выступающие лесистые холмы, на которых должна была быть неприятельская армия, и виднелось что то. Вправо вступала в область тумана гвардия, звучавшая топотом и колесами и изредка блестевшая штыками; налево, за деревней, такие же массы кавалерии подходили и скрывались в море тумана. Спереди и сзади двигалась пехота. Главнокомандующий стоял на выезде деревни, пропуская мимо себя войска. Кутузов в это утро казался изнуренным и раздражительным. Шедшая мимо его пехота остановилась без приказания, очевидно, потому, что впереди что нибудь задержало ее.
– Да скажите же, наконец, чтобы строились в батальонные колонны и шли в обход деревни, – сердито сказал Кутузов подъехавшему генералу. – Как же вы не поймете, ваше превосходительство, милостивый государь, что растянуться по этому дефилею улицы деревни нельзя, когда мы идем против неприятеля.
– Я предполагал построиться за деревней, ваше высокопревосходительство, – отвечал генерал.
Кутузов желчно засмеялся.
– Хороши вы будете, развертывая фронт в виду неприятеля, очень хороши.
– Неприятель еще далеко, ваше высокопревосходительство. По диспозиции…
– Диспозиция! – желчно вскрикнул Кутузов, – а это вам кто сказал?… Извольте делать, что вам приказывают.
– Слушаю с.
– Mon cher, – сказал шопотом князю Андрею Несвицкий, – le vieux est d'une humeur de chien. [Мой милый, наш старик сильно не в духе.]
К Кутузову подскакал австрийский офицер с зеленым плюмажем на шляпе, в белом мундире, и спросил от имени императора: выступила ли в дело четвертая колонна?
Кутузов, не отвечая ему, отвернулся, и взгляд его нечаянно попал на князя Андрея, стоявшего подле него. Увидав Болконского, Кутузов смягчил злое и едкое выражение взгляда, как бы сознавая, что его адъютант не был виноват в том, что делалось. И, не отвечая австрийскому адъютанту, он обратился к Болконскому:
– Allez voir, mon cher, si la troisieme division a depasse le village. Dites lui de s'arreter et d'attendre mes ordres. [Ступайте, мой милый, посмотрите, прошла ли через деревню третья дивизия. Велите ей остановиться и ждать моего приказа.]
Только что князь Андрей отъехал, он остановил его.
– Et demandez lui, si les tirailleurs sont postes, – прибавил он. – Ce qu'ils font, ce qu'ils font! [И спросите, размещены ли стрелки. – Что они делают, что они делают!] – проговорил он про себя, все не отвечая австрийцу.
Князь Андрей поскакал исполнять поручение.
Обогнав всё шедшие впереди батальоны, он остановил 3 ю дивизию и убедился, что, действительно, впереди наших колонн не было стрелковой цепи. Полковой командир бывшего впереди полка был очень удивлен переданным ему от главнокомандующего приказанием рассыпать стрелков. Полковой командир стоял тут в полной уверенности, что впереди его есть еще войска, и что неприятель не может быть ближе 10 ти верст. Действительно, впереди ничего не было видно, кроме пустынной местности, склоняющейся вперед и застланной густым туманом. Приказав от имени главнокомандующего исполнить упущенное, князь Андрей поскакал назад. Кутузов стоял всё на том же месте и, старчески опустившись на седле своим тучным телом, тяжело зевал, закрывши глаза. Войска уже не двигались, а стояли ружья к ноге.
