Янсон, Эжен
| Эжен Фредрик Янсон | |
 Эжен Янсон второй слева на картине Рихарда Берга (1903). | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
| Гражданство: | |
| Жанр: | |
| Стиль: | |
Эжен[1] Фредрик Янсон (швед. Eugène Fredrik Jansson; 18 марта 1862 — 15 июня 1915, Стокгольм) — шведский художник, один из известнейших представителей шведского символизма.
Биография и творчество
Родился в бедной семье. Не получил систематического художественного образования, хотя посещал несколько учебных заведений, в том числе в 1881—1882 годах Королевскую Академию Изящных Искусств в Стокгольме. Не имел возможности путешествовать и впервые выехал за пределы Швеции уже в конце жизни. Отличался интровертивным характером и вёл достаточно замкнутую жизнь. Был членом Союза Художников (швед. Konstnärsförbundet). Тем не менее, при жизни был малоизвестен, так как стиль его творчества был непонятен современникам.
Янсон был одним из первых художников, начавших рисовать сумерки; для этого он использовал синие тона. В 1891 году он поселился в районе Стокгольма Сёдермальм, и в течение десяти лет писал панорамы Стокгольма (открывавшиеся из его окна) на рассвете и на закате. Эти его картины демонстрируют сложные сочетания света и цвета. Это связано с тем, что Янсон никогда не рисовал с натуры, а долгое время наблюдал пейзаж, после чего быстро, за один прием, создавал картину, даже не размечая предварительно холст. Многие картины этого периода назвываются Ноктюрн, в честь Шопена, бывшего любимым композитором художника.
После 1905 года Янсон отошел от пейзажей и начал рисовать обнаженные мужские фигуры, купающиеся или выполняющие физические упражнения. Новейшие специалисты считают, что Янсон был гомосексуален и находил свои модели в мужских банях, служивших местами сексуальных знакомств[2].
В 1913 году состояние его здоровья значительно ухудшилось. До 1915 года он писал в основном цирковые сцены. В 1915 году художник скончался от инсульта.
В 1999 году в течение трех месяцев в музее Орсе в Париже проходила большая выставка работ художника.
Галерея
- Jansson1.jpg
Ноктюрн. Художественный музей, Гётеборг
- Hornsgatan,1902,Eugène Jansson 1862-1915.JPG
Хорнсгатан (1902)
- Jansson3.jpg
Восход над крышами. Национальный музей, Стокгольм
- Jansson, Eugène Frederik - Badtavla 1908.jpg
Купальня Флоттанс (1907)
- Jansson, Eugène Fredrik (1862-1915) - Lifting Weights with One Arm, - 2 -1914-.jpg
Поднятие тяжестей одной рукой (1914)
Напишите отзыв о статье "Янсон, Эжен"
Примечания
- ↑ В некоторых источниках транслитерируется как Эуген, однако оригинальное написание имени соответствует французскому произношению.
- ↑ [books.google.ru/books?id=Sj5CaMNhLjQC&pg=PA118&lpg=PA118 Neil Kent. The Soul of the North: A Social, Architectural and Cultural History of the Nordic Countries, 1700—1940] — Reaktion Books, 2001. — P. 118. (англ.)
|
Это заготовка статьи о деятеле искусства. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Янсон, Эжен
Все мечтания Пьера теперь стремились к тому времени, когда он будет свободен. А между тем впоследствии и во всю свою жизнь Пьер с восторгом думал и говорил об этом месяце плена, о тех невозвратимых, сильных и радостных ощущениях и, главное, о том полном душевном спокойствии, о совершенной внутренней свободе, которые он испытывал только в это время.Когда он в первый день, встав рано утром, вышел на заре из балагана и увидал сначала темные купола, кресты Ново Девичьего монастыря, увидал морозную росу на пыльной траве, увидал холмы Воробьевых гор и извивающийся над рекою и скрывающийся в лиловой дали лесистый берег, когда ощутил прикосновение свежего воздуха и услыхал звуки летевших из Москвы через поле галок и когда потом вдруг брызнуло светом с востока и торжественно выплыл край солнца из за тучи, и купола, и кресты, и роса, и даль, и река, все заиграло в радостном свете, – Пьер почувствовал новое, не испытанное им чувство радости и крепости жизни.
И чувство это не только не покидало его во все время плена, но, напротив, возрастало в нем по мере того, как увеличивались трудности его положения.
Чувство это готовности на все, нравственной подобранности еще более поддерживалось в Пьере тем высоким мнением, которое, вскоре по его вступлении в балаган, установилось о нем между его товарищами. Пьер с своим знанием языков, с тем уважением, которое ему оказывали французы, с своей простотой, отдававший все, что у него просили (он получал офицерские три рубля в неделю), с своей силой, которую он показал солдатам, вдавливая гвозди в стену балагана, с кротостью, которую он выказывал в обращении с товарищами, с своей непонятной для них способностью сидеть неподвижно и, ничего не делая, думать, представлялся солдатам несколько таинственным и высшим существом. Те самые свойства его, которые в том свете, в котором он жил прежде, были для него если не вредны, то стеснительны – его сила, пренебрежение к удобствам жизни, рассеянность, простота, – здесь, между этими людьми, давали ему положение почти героя. И Пьер чувствовал, что этот взгляд обязывал его.
В ночь с 6 го на 7 е октября началось движение выступавших французов: ломались кухни, балаганы, укладывались повозки и двигались войска и обозы.
В семь часов утра конвой французов, в походной форме, в киверах, с ружьями, ранцами и огромными мешками, стоял перед балаганами, и французский оживленный говор, пересыпаемый ругательствами, перекатывался по всей линии.
В балагане все были готовы, одеты, подпоясаны, обуты и ждали только приказания выходить. Больной солдат Соколов, бледный, худой, с синими кругами вокруг глаз, один, не обутый и не одетый, сидел на своем месте и выкатившимися от худобы глазами вопросительно смотрел на не обращавших на него внимания товарищей и негромко и равномерно стонал. Видимо, не столько страдания – он был болен кровавым поносом, – сколько страх и горе оставаться одному заставляли его стонать.
Пьер, обутый в башмаки, сшитые для него Каратаевым из цибика, который принес француз для подшивки себе подошв, подпоясанный веревкою, подошел к больному и присел перед ним на корточки.
– Что ж, Соколов, они ведь не совсем уходят! У них тут гошпиталь. Может, тебе еще лучше нашего будет, – сказал Пьер.
