Распе, Ян-Карл
| Ян-Карл Распе | |
| Род деятельности: |
Деятель РАФ, террорист |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Место рождения: |
Зеефельд, Германия (ныне — в земле Тироль (земля), Австрия) |
| Гражданство: |
ФРГ |
| Дата смерти: |
18 октября 1977 (33 года) |
| Место смерти: | |
Ян-Карл Ра́спе (нем. Jan-Carl Raspe, 24 июля 1944, Зеефельд — 18 октября 1977, Штутгарт) — западногерманский террорист, один из основателей Фракции Красной Армии (РАФ).
Биография
Ян-Карл Распе родился 24 июля 1944 года в Зеефельде, земля Тироль, Австрия. Прямой потомок знаменитого писателя Рудольфа Эриха Распе. Его отец был крупным фабрикантом, однако после вступления на территорию Восточной Германии советских войск лишился всего своего бизнеса[1]. Распе сумел перебежать из новообразованного государства — ГДР — на запад в 1961 году, и стал жить там у своих дяди и тёти. Распе были близки коммунистические убеждения. В конце 1960-х годов познакомился с Андреасом Баадером, будущим основателем Фракции Красной Армии.
Деятельность в РАФ
Ядро РАФ, чья активная деятельность началась после побега Баадера из тюрьмы в мае 1970 года, составило, помимо собственно Баадера и Распе, ещё два человека — девушка первого Гудрун Энслин и известная немецкая журналистка Ульрика Майнхоф[2]. В обязанности Распе входило вождение и ремонт транспорта организации.
После ряда терактов, жертвами которых стали десятки человек, Баадер с сообщниками был арестован. В числе арестованных оказался и Распе. Во время обыска у него были обнаружены огнестрельное оружие, взрывчатка и аппарат Морзе. Выступая на суде, Распе назвал государственного обвинителя, Генерального прокурора ФРГ Зигфрида Бубака, организатором убийства в тюрьме Ульрики Майнхоф, одной из руководительниц РАФ, в мае 1976 года. Через несколько дней Бубак был убит членами РАФ, оставшимися на свободе. 28 апреля 1977 года, после долгих слушаний, суд приговорил Баадера, Энслин и Распе к пожизненному лишению свободы. Лидеры РАФ отбывали своё наказание в тюрьме Штамхайн, что в Штутгарте, земля Баден-Вюртемберг. 18 октября 1977 года все трое были найдены мёртвыми в своих камерах[3]. По официальной версии, Баадер и Распе застрелились, а Энслин повесилась на кабеле, в знак протеста против условий содержания. Эта версия подвергается сомнению многими историками и исследователями[1].
Напишите отзыв о статье "Распе, Ян-Карл"
Примечания
- ↑ 1 2 Александр Тарасов. [saint-juste.narod.ru/vietman.htm Вьетнам близко, или Партизанская война на берегах Рейна] (рус.). [saint-juste.narod.ru/ uste.narod.ru] (22 ноября - 1 декабря 1999). Проверено 25 ноября 2010. [www.webcitation.org/68vIrIYc2 Архивировано из первоисточника 5 июля 2012].
- ↑ Сергей Сумленный. [www.warandpeace.ru/ru/reports/view/10708/ Их борьба] (рус.). [www.warandpeace.ru andpeace.ru] (24.04.07 10:42). Проверено 25 ноября 2010. [www.webcitation.org/68vIptks4 Архивировано из первоисточника 5 июля 2012].
- ↑ [www.katesharpleylibrary.net/8pk18x The Stammheim Deaths] (англ.). [www.katesharpleylibrary.net esharpleylibrary.net]. Проверено 25 ноября 2010. [www.webcitation.org/68vIqoEtu Архивировано из первоисточника 5 июля 2012].
Отрывок, характеризующий Распе, Ян-Карл
Она проскользнула между горшками на другую сторону цветов и, опустив голову, остановилась.– Наташа, – сказал он, – вы знаете, что я люблю вас, но…
– Вы влюблены в меня? – перебила его Наташа.
– Да, влюблен, но, пожалуйста, не будем делать того, что сейчас… Еще четыре года… Тогда я буду просить вашей руки.
Наташа подумала.
– Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать… – сказала она, считая по тоненьким пальчикам. – Хорошо! Так кончено?
И улыбка радости и успокоения осветила ее оживленное лицо.
– Кончено! – сказал Борис.
– Навсегда? – сказала девочка. – До самой смерти?
И, взяв его под руку, она с счастливым лицом тихо пошла с ним рядом в диванную.
Графиня так устала от визитов, что не велела принимать больше никого, и швейцару приказано было только звать непременно кушать всех, кто будет еще приезжать с поздравлениями. Графине хотелось с глазу на глаз поговорить с другом своего детства, княгиней Анной Михайловной, которую она не видала хорошенько с ее приезда из Петербурга. Анна Михайловна, с своим исплаканным и приятным лицом, подвинулась ближе к креслу графини.
– С тобой я буду совершенно откровенна, – сказала Анна Михайловна. – Уж мало нас осталось, старых друзей! От этого я так и дорожу твоею дружбой.
Анна Михайловна посмотрела на Веру и остановилась. Графиня пожала руку своему другу.
– Вера, – сказала графиня, обращаясь к старшей дочери, очевидно, нелюбимой. – Как у вас ни на что понятия нет? Разве ты не чувствуешь, что ты здесь лишняя? Поди к сестрам, или…
Красивая Вера презрительно улыбнулась, видимо не чувствуя ни малейшего оскорбления.
– Ежели бы вы мне сказали давно, маменька, я бы тотчас ушла, – сказала она, и пошла в свою комнату.
Но, проходя мимо диванной, она заметила, что в ней у двух окошек симметрично сидели две пары. Она остановилась и презрительно улыбнулась. Соня сидела близко подле Николая, который переписывал ей стихи, в первый раз сочиненные им. Борис с Наташей сидели у другого окна и замолчали, когда вошла Вера. Соня и Наташа с виноватыми и счастливыми лицами взглянули на Веру.
Весело и трогательно было смотреть на этих влюбленных девочек, но вид их, очевидно, не возбуждал в Вере приятного чувства.
– Сколько раз я вас просила, – сказала она, – не брать моих вещей, у вас есть своя комната.
Она взяла от Николая чернильницу.
– Сейчас, сейчас, – сказал он, мокая перо.
– Вы всё умеете делать не во время, – сказала Вера. – То прибежали в гостиную, так что всем совестно сделалось за вас.
Несмотря на то, или именно потому, что сказанное ею было совершенно справедливо, никто ей не отвечал, и все четверо только переглядывались между собой. Она медлила в комнате с чернильницей в руке.
– И какие могут быть в ваши года секреты между Наташей и Борисом и между вами, – всё одни глупости!
– Ну, что тебе за дело, Вера? – тихеньким голоском, заступнически проговорила Наташа.
Она, видимо, была ко всем еще более, чем всегда, в этот день добра и ласкова.
– Очень глупо, – сказала Вера, – мне совестно за вас. Что за секреты?…
– У каждого свои секреты. Мы тебя с Бергом не трогаем, – сказала Наташа разгорячаясь.
– Я думаю, не трогаете, – сказала Вера, – потому что в моих поступках никогда ничего не может быть дурного. А вот я маменьке скажу, как ты с Борисом обходишься.
– Наталья Ильинишна очень хорошо со мной обходится, – сказал Борис. – Я не могу жаловаться, – сказал он.
– Оставьте, Борис, вы такой дипломат (слово дипломат было в большом ходу у детей в том особом значении, какое они придавали этому слову); даже скучно, – сказала Наташа оскорбленным, дрожащим голосом. – За что она ко мне пристает? Ты этого никогда не поймешь, – сказала она, обращаясь к Вере, – потому что ты никогда никого не любила; у тебя сердца нет, ты только madame de Genlis [мадам Жанлис] (это прозвище, считавшееся очень обидным, было дано Вере Николаем), и твое первое удовольствие – делать неприятности другим. Ты кокетничай с Бергом, сколько хочешь, – проговорила она скоро.
