Куллберг, Ян-Эрик
Ян-Эрик Куллберг | |
фин. Jean-Erik Kullberg | |
Дата рождения: | |
---|---|
Место рождения: | |
Гражданство: |
Ян-Эрик Куллберг (фин. Jean-Erik Kullberg; 1950,) — современный финский художник, скульптор мастер инсталляции.
В настоящее время преподает живопись, технологию материалов и фреску в Южно-Карельском институте прикладных наук[en] в кампусе в городе Иматра.
Работы
В 1989—1990 годах в Котке появилась серия его работ под общим названием «К солнцу» (Kohti aurinkoa).
- К солнцу! Мой Аркаим (Анна)
Месторасположение — Россия, Челябинская область, Брединский район, Историко-культурный заповедник «Аркаим».
Инсталляция размещена недалеко от «Музея Человека и Природы» на небольшой поляне, и представляет собой выполненные из листового металла макеты человеческих рук и голов, поднимающиеся из-под земли. Несколько металлических листов установлено почти горизонтально (под небольшими разными углами) в центре композиции.
Идея инсталляции — связь ушедших и ныне живущих поколений «солнечными зайчиками», отражающимися от металлических поверхностей.
Напишите отзыв о статье "Куллберг, Ян-Эрик"
Ссылки
- [www.arkaim-center.ru/index.php?page=52&id=37 «РУКА ДРУЖБЫ или ландшафтная акция финского художника в уральской степи»]
- [www.gazetachel.ru/print.php?id=517 «На Аркаиме вырастут руки»]
- [www.ural.liveroads.ru/index.php?id=fotoalbum&ident=arkaim_yan Фотоальбом «Аркаим. „К солнцу! Мой Аркаим (Анна)“»]
Это заготовка статьи о деятеле искусства. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
Для улучшения этой статьи желательно?:
|
Отрывок, характеризующий Куллберг, Ян-Эрик
Как ни тесна и никому не нужна и ни тяжка теперь казалась князю Андрею его жизнь, он так же, как и семь лет тому назад в Аустерлице накануне сражения, чувствовал себя взволнованным и раздраженным.Приказания на завтрашнее сражение были отданы и получены им. Делать ему было больше нечего. Но мысли самые простые, ясные и потому страшные мысли не оставляли его в покое. Он знал, что завтрашнее сражение должно было быть самое страшное изо всех тех, в которых он участвовал, и возможность смерти в первый раз в его жизни, без всякого отношения к житейскому, без соображений о том, как она подействует на других, а только по отношению к нему самому, к его душе, с живостью, почти с достоверностью, просто и ужасно, представилась ему. И с высоты этого представления все, что прежде мучило и занимало его, вдруг осветилось холодным белым светом, без теней, без перспективы, без различия очертаний. Вся жизнь представилась ему волшебным фонарем, в который он долго смотрел сквозь стекло и при искусственном освещении. Теперь он увидал вдруг, без стекла, при ярком дневном свете, эти дурно намалеванные картины. «Да, да, вот они те волновавшие и восхищавшие и мучившие меня ложные образы, – говорил он себе, перебирая в своем воображении главные картины своего волшебного фонаря жизни, глядя теперь на них при этом холодном белом свете дня – ясной мысли о смерти. – Вот они, эти грубо намалеванные фигуры, которые представлялись чем то прекрасным и таинственным. Слава, общественное благо, любовь к женщине, самое отечество – как велики казались мне эти картины, какого глубокого смысла казались они исполненными! И все это так просто, бледно и грубо при холодном белом свете того утра, которое, я чувствую, поднимается для меня». Три главные горя его жизни в особенности останавливали его внимание. Его любовь к женщине, смерть его отца и французское нашествие, захватившее половину России. «Любовь!.. Эта девочка, мне казавшаяся преисполненною таинственных сил. Как же я любил ее! я делал поэтические планы о любви, о счастии с нею. О милый мальчик! – с злостью вслух проговорил он. – Как же! я верил в какую то идеальную любовь, которая должна была мне сохранить ее верность за целый год моего отсутствия! Как нежный голубок басни, она должна была зачахнуть в разлуке со мной. А все это гораздо проще… Все это ужасно просто, гадко!