Сергунин, Яков Александрович

Ян (Яков) Сергунин<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Руководитель аппарата Главы Администрации Чеченской Республики
18 октября 2001 года — 2002 год
Рождение:	25 июля 1954(1954-07-25)
Смерть:	25 июня 2004(2004-06-25) (49 лет) Москва, Россия
Военная служба
Звание:	Государственный советник юстиции 2 класса
Награды:

Я́ков (Ян) Алекса́ндрович Сергу́нин (Реше́тников) (25 июля 1954 — 25 июня 2004) — российский государственный и общественный деятель, руководитель аппарата Главы Администрации Чеченской Республики в ранге вице-премьера, доктор философии, кандидат юридических наук. Являлся основателем и президентом фонда поддержки малых народов «Толерантность» и одним из инициаторов создания сайта «Цыгане России».

Имя и фамилия

Существует путаница с именем Сергунина. Часть источников говорят о том, что его настоящее имя Ян, другая — что Яков. В Указе Президента Российской Федерации от 4 октября 2001 года о награждении орденом Дружбы он назван Яковом Сергуниным. В официальных документах властных структур Чечни он именовался то Яном, то Яковом. В сообщении на сайте Генеральной прокуратуры Российской Федерации о убийстве Пола Хлебникова он упоминается как Ян.

Сам Сергунин в интервью «Новой газете» в 2002 году утверждал, что в период службы в Чечне принял ислам и новое имя Якуб. В последние годы жизни вспомнил о своём цыганском происхождении, основал фонд поддержки малых народов «Толерантность» и стал называть себя не Сергуниным, а Решетниковым; именно под этой фамилией издал книгу «Правовая защита».

Биография

Яков (Ян) Сергунин родился в 1954 году в городе Берёзовске (по другим данным — в посёлке Березняки) Свердловской области, в семье русских цыган. После окончания школы поступил в военное училище, затем служил в армии. В 1980 году поступил на работу в 8-е Главное управление МВД СССР, обслуживавшее особо режимные предприятия и населённые пункты, тогда же переехал жить в Москву. В 1988 году был приговорен к трём годам лишения свободы за должностной подлог. Затем Верховный суд сократил наказание до полутора лет.

Выйдя на свободу, Сергунин вернулся в Москву. В 1989 году он стал заместителем генерального директора ТМО «Интеграл», а в 1991 году перешел на работу в Центр экономических реформ при правительстве РФ (занимал пост заведующего отделом). Потом он работал в одной из структур Управления делами президента РФ.

В 1996 году Сергунин стал одним из руководителей ОАО «Мосэнергомонтаж» и ТОО «Комплект-Энергия-Д».

В 2000 году Сергунина приняли на работу в Судебный департамент при Верховном суде РФ и назначили руководителем судебного департамента Чечни с присвоением звания генерал-лейтенанта юстиции. При аттестации Сергунин скрыл факт судимости, указав, что 1987—1989 годах занимался бизнесом.

В октябре 2001 года Сергунин был назначен на должность вице-премьера Чеченской Республики по инициативе главы администрации Чеченской Республики Ахмада Кадырова, но у него возник конфликт с премьер-министром Чечни Станиславом Ильясовым, и через год Кадыров отправил их обоих в отставку. Уходу Сергунина из Чечни предшествовал скандал с домогательством к сотрудницам аппарата правительства; более громким скандалом было исчезновение бюджета Чечни на 2002 год, хотя Сергунин расписался в его получении.

После увольнения Сергунин стал помогать политическим противникам Кадырова. Примерно в то же время Сергунин вспомнил о своих цыганских корнях (хотя по паспорту он числился русским, его родственники, в том числе сестра, значились цыганами) и основал фонд поддержки малых народов «Толерантность». Стал называть себя не Сергуниным, а Решетниковым. Под этой фамилией он издал книгу «Правовая защита», в которой дал цыганам советы, как защищаться от неправомерных действий милиции. По неофициальным данным, Сергунин продолжал активно заниматься бизнесом, став после работы в Чечне соучредителем нескольких фирм, участвовавших в восстановлении хозяйства республики.

Ряд российских СМИ выдвигал версии о причастности Сергунина к организованной преступности.

Убийство

Сергунин был убит в Москве 25 июня 2004 года у ресторана «Восточный дворик». Следствие считало, что данное убийство взаимосвязано с убийством главного редактора русской версии журнала «Forbes» Пола Хлебникова. Сергунин был одним из основных источников для книги Хлебникова о разворовывании бюджетных средств в Чечне.

Награды

• орден Дружбы (4 октября 2001 года)

Интересные факты

• Сергунин писал стихи.
• Сергунин имел чёрный пояс по контактному каратэ и таэквон-до.
• Он собирался написать автобиографию. Известно, что она должна была содержать такие слова:

Моя семья придерживается цыганских традиций. Мы много ездим по России, и наш дом также открыт для достойных людей. Я отстаивал и буду отстаивать самобытность моего народа, обычаи которого должны жить в веках. В противном случае мы станем не цыганами и не русскими.

• Знаменитый сайт «Цыгане России» создавался при его непосредственном участии.

Ссылки

• Сергунин, Ян — статья в Лентапедии. 2012 год.
• Политковская, Анна. [politkovskaya.novayagazeta.ru/pub/2002/2002-72.shtml «У Кадырова не было выбора, с кем быть…»] // Новая газета. — 2002. — 3 октября.</span>
• Пронин, Герман. [www.utro.ru/2002/06/05/articles/politics/ Серый кардинал Чечни]. Утро.Ru (5 июня 2002). Проверено 5 января 2015.
• Чубаров Е., Чуйков А. [izvestia.ru/news/263164 Второй фронт] // Известия. — 2002. — 17 июня.</span>
• Янченков, Владимир. [www.trud.ru/article/21-06-2002/42201_temnaja_loshadka.html Тёмная лошадка] // Труд. — 2002. — № 105 (21 июня).</span>
• Жеглов, Александр. [www.kommersant.ru/doc/485679 Защитник цыган погиб как чеченский генерал] // Коммерсантъ. — 2004. — № 114 (26 июня).</span>
• Речкалов, Вадим. [izvestia.ru/news/291501 «Перед смертью он собирался устроиться в Минюст…»] // Известия. — 2004. — 26 июня.</span>
• Гришин А., Дворников С. [www.vremya.ru/2004/110/51/101528.html «Посланный Аллахом»] // Время новостей. — 2004. — 28 июня.</span>

Отрывок, характеризующий Сергунин, Яков Александрович

– К нам милости просим, у наших господ всего много, пожалуйте, – говорила Мавра Кузминишна. – А что, очень нездоровы? – прибавила она.
Камердинер махнул рукой.
– Не чаем довезти! У доктора спросить надо. – И камердинер сошел с козел и подошел к повозке.
– Хорошо, – сказал доктор.
Камердинер подошел опять к коляске, заглянул в нее, покачал головой, велел кучеру заворачивать на двор и остановился подле Мавры Кузминишны.
– Господи Иисусе Христе! – проговорила она.
Мавра Кузминишна предлагала внести раненого в дом.
– Господа ничего не скажут… – говорила она. Но надо было избежать подъема на лестницу, и потому раненого внесли во флигель и положили в бывшей комнате m me Schoss. Раненый этот был князь Андрей Болконский.


Наступил последний день Москвы. Была ясная веселая осенняя погода. Было воскресенье. Как и в обыкновенные воскресенья, благовестили к обедне во всех церквах. Никто, казалось, еще не мог понять того, что ожидает Москву.
Только два указателя состояния общества выражали то положение, в котором была Москва: чернь, то есть сословие бедных людей, и цены на предметы. Фабричные, дворовые и мужики огромной толпой, в которую замешались чиновники, семинаристы, дворяне, в этот день рано утром вышли на Три Горы. Постояв там и не дождавшись Растопчина и убедившись в том, что Москва будет сдана, эта толпа рассыпалась по Москве, по питейным домам и трактирам. Цены в этот день тоже указывали на положение дел. Цены на оружие, на золото, на телеги и лошадей всё шли возвышаясь, а цены на бумажки и на городские вещи всё шли уменьшаясь, так что в середине дня были случаи, что дорогие товары, как сукна, извозчики вывозили исполу, а за мужицкую лошадь платили пятьсот рублей; мебель же, зеркала, бронзы отдавали даром.
В степенном и старом доме Ростовых распадение прежних условий жизни выразилось очень слабо. В отношении людей было только то, что в ночь пропало три человека из огромной дворни; но ничего не было украдено; и в отношении цен вещей оказалось то, что тридцать подвод, пришедшие из деревень, были огромное богатство, которому многие завидовали и за которые Ростовым предлагали огромные деньги. Мало того, что за эти подводы предлагали огромные деньги, с вечера и рано утром 1 го сентября на двор к Ростовым приходили посланные денщики и слуги от раненых офицеров и притаскивались сами раненые, помещенные у Ростовых и в соседних домах, и умоляли людей Ростовых похлопотать о том, чтоб им дали подводы для выезда из Москвы. Дворецкий, к которому обращались с такими просьбами, хотя и жалел раненых, решительно отказывал, говоря, что он даже и не посмеет доложить о том графу. Как ни жалки были остающиеся раненые, было очевидно, что, отдай одну подводу, не было причины не отдать другую, все – отдать и свои экипажи. Тридцать подвод не могли спасти всех раненых, а в общем бедствии нельзя было не думать о себе и своей семье. Так думал дворецкий за своего барина.
Проснувшись утром 1 го числа, граф Илья Андреич потихоньку вышел из спальни, чтобы не разбудить к утру только заснувшую графиню, и в своем лиловом шелковом халате вышел на крыльцо. Подводы, увязанные, стояли на дворе. У крыльца стояли экипажи. Дворецкий стоял у подъезда, разговаривая с стариком денщиком и молодым, бледным офицером с подвязанной рукой. Дворецкий, увидав графа, сделал офицеру и денщику значительный и строгий знак, чтобы они удалились.
– Ну, что, все готово, Васильич? – сказал граф, потирая свою лысину и добродушно глядя на офицера и денщика и кивая им головой. (Граф любил новые лица.)
– Хоть сейчас запрягать, ваше сиятельство.
– Ну и славно, вот графиня проснется, и с богом! Вы что, господа? – обратился он к офицеру. – У меня в доме? – Офицер придвинулся ближе. Бледное лицо его вспыхнуло вдруг яркой краской.
– Граф, сделайте одолжение, позвольте мне… ради бога… где нибудь приютиться на ваших подводах. Здесь у меня ничего с собой нет… Мне на возу… все равно… – Еще не успел договорить офицер, как денщик с той же просьбой для своего господина обратился к графу.
– А! да, да, да, – поспешно заговорил граф. – Я очень, очень рад. Васильич, ты распорядись, ну там очистить одну или две телеги, ну там… что же… что нужно… – какими то неопределенными выражениями, что то приказывая, сказал граф. Но в то же мгновение горячее выражение благодарности офицера уже закрепило то, что он приказывал. Граф оглянулся вокруг себя: на дворе, в воротах, в окне флигеля виднелись раненые и денщики. Все они смотрели на графа и подвигались к крыльцу.
– Пожалуйте, ваше сиятельство, в галерею: там как прикажете насчет картин? – сказал дворецкий. И граф вместе с ним вошел в дом, повторяя свое приказание о том, чтобы не отказывать раненым, которые просятся ехать.
– Ну, что же, можно сложить что нибудь, – прибавил он тихим, таинственным голосом, как будто боясь, чтобы кто нибудь его не услышал.
В девять часов проснулась графиня, и Матрена Тимофеевна, бывшая ее горничная, исполнявшая в отношении графини должность шефа жандармов, пришла доложить своей бывшей барышне, что Марья Карловна очень обижены и что барышниным летним платьям нельзя остаться здесь. На расспросы графини, почему m me Schoss обижена, открылось, что ее сундук сняли с подводы и все подводы развязывают – добро снимают и набирают с собой раненых, которых граф, по своей простоте, приказал забирать с собой. Графиня велела попросить к себе мужа.
– Что это, мой друг, я слышу, вещи опять снимают?
– Знаешь, ma chere, я вот что хотел тебе сказать… ma chere графинюшка… ко мне приходил офицер, просят, чтобы дать несколько подвод под раненых. Ведь это все дело наживное; а каково им оставаться, подумай!.. Право, у нас на дворе, сами мы их зазвали, офицеры тут есть. Знаешь, думаю, право, ma chere, вот, ma chere… пускай их свезут… куда же торопиться?.. – Граф робко сказал это, как он всегда говорил, когда дело шло о деньгах. Графиня же привыкла уж к этому тону, всегда предшествовавшему делу, разорявшему детей, как какая нибудь постройка галереи, оранжереи, устройство домашнего театра или музыки, – и привыкла, и долгом считала всегда противоборствовать тому, что выражалось этим робким тоном.
Она приняла свой покорно плачевный вид и сказала мужу:
– Послушай, граф, ты довел до того, что за дом ничего не дают, а теперь и все наше – детское состояние погубить хочешь. Ведь ты сам говоришь, что в доме на сто тысяч добра. Я, мой друг, не согласна и не согласна. Воля твоя! На раненых есть правительство. Они знают. Посмотри: вон напротив, у Лопухиных, еще третьего дня все дочиста вывезли. Вот как люди делают. Одни мы дураки. Пожалей хоть не меня, так детей.
Граф замахал руками и, ничего не сказав, вышел из комнаты.
– Папа! об чем вы это? – сказала ему Наташа, вслед за ним вошедшая в комнату матери.
– Ни о чем! Тебе что за дело! – сердито проговорил граф.
– Нет, я слышала, – сказала Наташа. – Отчего ж маменька не хочет?
– Тебе что за дело? – крикнул граф. Наташа отошла к окну и задумалась.
– Папенька, Берг к нам приехал, – сказала она, глядя в окно.


Берг, зять Ростовых, был уже полковник с Владимиром и Анной на шее и занимал все то же покойное и приятное место помощника начальника штаба, помощника первого отделения начальника штаба второго корпуса.
Он 1 сентября приехал из армии в Москву.
Ему в Москве нечего было делать; но он заметил, что все из армии просились в Москву и что то там делали. Он счел тоже нужным отпроситься для домашних и семейных дел.
Берг, в своих аккуратных дрожечках на паре сытых саврасеньких, точно таких, какие были у одного князя, подъехал к дому своего тестя. Он внимательно посмотрел во двор на подводы и, входя на крыльцо, вынул чистый носовой платок и завязал узел.
Из передней Берг плывущим, нетерпеливым шагом вбежал в гостиную и обнял графа, поцеловал ручки у Наташи и Сони и поспешно спросил о здоровье мамаши.
– Какое теперь здоровье? Ну, рассказывай же, – сказал граф, – что войска? Отступают или будет еще сраженье?