Равестейн, Ян Антонисзон ван
Ян Антонисзон ван Равестейн (нид. Jan Anthoniszoon van Ravesteyn, род. ок. 1570 г. Гаага — ум. до 21 июня 1657 г. Гаага) — нидерландский художник.
Жизнь и творчество
О происхождении и художественном образовании Ян ван Равестейна известно мало. Предположительно, он обучался у мастера Михиля ван Миревельта из Дельфта, а затем продолжил свою учёбу в Италии. Начиная с 1598 года ван Равестейн состоит членом гильдии святого Луки в Гааге, некоторое время занимая в ней пост руководителя («дуайена»). В то же время он прилагает усилия по созданию отдельной гильдии для живописцев, в которую бы не входили «ремесленники» (как он их называл — «пачкуны», (Kleckser) из св. Луки. В 1656 году при поддержке ван Равестейна организуется такая группа, «Confrérie Pictura».
Ван Равестейн показал себя как талантливый портретист, создатель как отдельных, так и групповых портретов. Его работы отличают ясные, слегка красноватые тона и выразительная передача характеров персонажей, буквально оживляющая их. Только за период с 1611 по 1624 год художник пишет 24 портрета высших сановников Гааги. Среди известных его работ также — портрет семьи ван Равестейн в Брауншвейге.
Сын Яна, Арнольд ван Равестейн (1614—1690), обучался живописи у отца и сам был художником.
Галерея
- Francisco Hurtado de Mendoza (J.A. van Ravesteyn).jpg
Портрет адмирала Франциско де Мендоса (1546-1623)
- Willem van Nassau.jpg
Портрет графа Вильгельма фон Нассау-Зиген (1592-1642), копия картины М.ван Миревельта
- Hugo Grotius00.jpg
Портрет Гуго Гроция в 16 лет
- Jan Anthonisz. Van Ravesteyn - Portret van Ernestine Yolande, prinses van Ligne.jpg
Портрет Эрнестины Иоланты, принцессы де Линь (1594-1668)
- Jan Antonisz. van Ravesteyn 001.jpg
Портрет Даниеля Де Гертайнга
Напишите отзыв о статье "Равестейн, Ян Антонисзон ван"
Отрывок, характеризующий Равестейн, Ян Антонисзон ван
– Что, вы ранены, голубчик? – сказал Тушин, подходя к орудию, на котором сидел Ростов.– Нет, контужен.
– Отчего же кровь то на станине? – спросил Тушин.
– Это офицер, ваше благородие, окровянил, – отвечал солдат артиллерист, обтирая кровь рукавом шинели и как будто извиняясь за нечистоту, в которой находилось орудие.
Насилу, с помощью пехоты, вывезли орудия в гору, и достигши деревни Гунтерсдорф, остановились. Стало уже так темно, что в десяти шагах нельзя было различить мундиров солдат, и перестрелка стала стихать. Вдруг близко с правой стороны послышались опять крики и пальба. От выстрелов уже блестело в темноте. Это была последняя атака французов, на которую отвечали солдаты, засевшие в дома деревни. Опять всё бросилось из деревни, но орудия Тушина не могли двинуться, и артиллеристы, Тушин и юнкер, молча переглядывались, ожидая своей участи. Перестрелка стала стихать, и из боковой улицы высыпали оживленные говором солдаты.
– Цел, Петров? – спрашивал один.
– Задали, брат, жару. Теперь не сунутся, – говорил другой.
– Ничего не видать. Как они в своих то зажарили! Не видать; темь, братцы. Нет ли напиться?
Французы последний раз были отбиты. И опять, в совершенном мраке, орудия Тушина, как рамой окруженные гудевшею пехотой, двинулись куда то вперед.
В темноте как будто текла невидимая, мрачная река, всё в одном направлении, гудя шопотом, говором и звуками копыт и колес. В общем гуле из за всех других звуков яснее всех были стоны и голоса раненых во мраке ночи. Их стоны, казалось, наполняли собой весь этот мрак, окружавший войска. Их стоны и мрак этой ночи – это было одно и то же. Через несколько времени в движущейся толпе произошло волнение. Кто то проехал со свитой на белой лошади и что то сказал, проезжая. Что сказал? Куда теперь? Стоять, что ль? Благодарил, что ли? – послышались жадные расспросы со всех сторон, и вся движущаяся масса стала напирать сама на себя (видно, передние остановились), и пронесся слух, что велено остановиться. Все остановились, как шли, на середине грязной дороги.