Жижка, Ян

Ян Жижка
Jan Žižka
Фрагмент конной статуи Яна Жижки в составе Национального памятника на Виткове. Богумил Кафка.
Место рождения:	Троцнов, Богемия, Священная Римская империя
Место смерти:	Пршибислав, Богемия, Священная Римская империя

Ян Жи́жка из Троцнова (чеш. Jan Žižka z Trocnova; около 1360, Троцнов, Южная Чехия — 11 октября 1424, Пршибислав) — знаменитый вождь гуситов, полководец, национальный герой чешского народа.

Биография

Родился в обедневшей дворянской семье.

В юном возрасте, продав оставшееся от родителей имущество, двинулся ко двору и провёл молодость пажом при дворе Вацлава IV.

По неподтверждённым данным, в 1410 Жижка принимал участие в битве при Грюнвальде на стороне Ордена немецких рыцарей, затем участвовал в походах венгров против турок и отличился в войне англичан против французов.

Перед тем как примкнуть к гуситам, в течение нескольких лет Жижка возглавлял шайку разбойников, действовавшую на одном из трактов в Чехии. Спустя некоторое время он был амнистирован королём и вновь принят на службу.

Через какое-то время Жижка примкнул к крайней партии гуситов и, став одним из лидеров, очень скоро превратился в грозу врагов. Он организовал плохо вооружённые отряды крестьян и устроил укрепленный лагерь. Во главе 4000 человек Жижка разбил в июле 1420 на горе Витков перед Прагой (рядом с которой впоследствии было основано селение Жижков, ныне часть Праги) 30-тысячное войско крестоносцев, отправленное императором Сигизмундом для захвата города; в ноябре он снова разбил императорские войска при Панкраце и овладел крепостью Вышеград.

Потеряв при осаде замка Раби свой второй глаз, слепой Жижка продолжал руководить войском и сам участвовал во всех битвах, перевозимый в повозке на виду у всего войска. В 1422 он одержал блистательную победу над Сигизмундом при Дойчброде и вторгся в Моравию и Австрию, предавая всё на пути разрушению.

Жижка был одним из авторов военной тактики таборитов. Именно он придумал использовать вагенбург — скрепленные цепями повозки в качестве оборонительного укрепления и захвата плацдарма для последующих атак. По другим данным эта тактика была им взята у кочевых народов южнорусских степей — половцев, печенегов, древних болгар, хазар и хуннов, которые её использовали задолго до этого. Гуситская телега представляла собой прообраз более поздних боевых машин, казацких возов, тачанок времен Русской Гражданской Войны начала XX века и современных танков. Экипаж состоял из 8-14 человек, среди которых были два арбалетчика, несколько копейщиков, два бойца, управлявшихся с лошадьми, несколько человек, поддерживавших щиты, и собственно десант. Жижка также разработал полевой устав для гуситского войска.

В 1423—1424 годах Жижка разошелся с руководством умеренных гуситов. Поэтому не менее жестоко Жижка преследовал пражан или каликстинов и в 1424 занял Прагу. В том же году он умер от чумы при осаде Пршибислава. Превосходный полководец, неустрашимый, с железной волей, Жижка был крайне жесток при расправе с врагами; сохранилось много рассказов о его мрачном характере и суровости. Из-за его суровости, мрачности, слепоты на оба глаза и умения побеждать врагов наголову он некоторое время носил прозвище «Страшный слепец».

Согласно Historia Bohemica папы Пия II, умирая от чумы, Жижка завещал, чтобы с него сняли кожу и натянули на военный барабан, чтобы он после смерти смог продолжать наводить ужас на врагов.. В очерке «Ян Жижка» (Jean Zizka, 1843) Жорж Санд ссылается на письмо Фридриха II к Вольтеру, в котором король сообщает, что нашел в Праге легендарный барабан и привез его с собой в Берлин.

О барабане писал и Майринк в «Вальпургиевой ночи».

Его похоронили в Чаславе и над гробницей повесили его любимое оружие — железный шестопёр. В 1623 году по приказанию короля Фердинанда II Габсбургского гробница Жижки была разрушена и останки его выброшены.

Память

• Наиболее известные памятники Яну Жижке на территории Чехии находятся в Праге (в составе Национального памятника на Виткове, 1929—1933 годы), в Троцнове (Памятник Яну Жижке, Боровани, 1958—1969 годы), близ Судомержа (район Страконице, 1925 год), близ Пршибислава (1874 год), а также в Таборе.
• Жизнь Жижки, ставшего персонажем народной поэзии, изложена Альфредом Мейснером (нем. Alfred Meißner) в поэме «Zizka» / «Ziska» (7 изд. 1867).
• Ян Жижка запечатлён на знаменитой картине Яна Матейко «Грюнвальдская битва».

В художественной литературе

• Персонаж Яна Жижки упоминается в трилогии Анджея Сапковского «Сага о Рейневане» как один из предводителей гуситского движения в Чехии во время Гуситских войн. Также упоминается в романе Ж. Санд «Консуэло».
• Яну Жижке посвящён исторический роман Сергея Александровича Царевича "За отчизну", вышедший в издательстве "Детская литература" в 1971 году

В кинематографе

• «Война за веру: Магистр» / «Jan Hus» (Чехословакия; 1954) режиссёр Отакар Вавра, в роли Яна Жижки — Зденек Штепанек.
• «Война за веру: Полководец» / «Jan Žižka» (Чехословакия; 1957) режиссёр Отакар Вавра, в роли Яна Жижки — Зденек Штепанек.
• «Война за веру: Против всех» / «Proti vsem» (Чехословакия; 1958) режиссёр Отакар Вавра, в роли Яна Жижки — Зденек Штепанек.
• «Крестоносцы» / «Krzyzacy» (Польша; 1960) режиссёр Александр Форд, в роли Яна Жижки — Тадеуш Шмидт.
• «На боевой повозке Жижки» / Чехословакия

В компьютерных играх

• Персонаж Яна Жижки встречается в игре Medieval: Total War, как командующий главных войском повстанцев за восстановление Польши, он был показан в 1427 игровом году, как раз в конце игры.

Литература

• Жишка, Иоанн // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Ссылки

• [www.echo.msk.ru/programs/vsetak/48240/ Ян Жижка — патриот и полководец. Программа «Эха Москвы» из цикла «Всё так»]
• [ceolte.com/view/1070/ Детская энциклопедия. Издание второе 1965—1968. Ян Жижка.]
• [100v.com.ua/ru/Zhizhka-Yan-person Жижка Ян | Знаменитые, великие, гениальные люди.]

Отрывок, характеризующий Жижка, Ян

Денисов не отвечал; он подъехал к Пете, слез с лошади и дрожащими руками повернул к себе запачканное кровью и грязью, уже побледневшее лицо Пети.
«Я привык что нибудь сладкое. Отличный изюм, берите весь», – вспомнилось ему. И казаки с удивлением оглянулись на звуки, похожие на собачий лай, с которыми Денисов быстро отвернулся, подошел к плетню и схватился за него.
В числе отбитых Денисовым и Долоховым русских пленных был Пьер Безухов.


О той партии пленных, в которой был Пьер, во время всего своего движения от Москвы, не было от французского начальства никакого нового распоряжения. Партия эта 22 го октября находилась уже не с теми войсками и обозами, с которыми она вышла из Москвы. Половина обоза с сухарями, который шел за ними первые переходы, была отбита казаками, другая половина уехала вперед; пеших кавалеристов, которые шли впереди, не было ни одного больше; они все исчезли. Артиллерия, которая первые переходы виднелась впереди, заменилась теперь огромным обозом маршала Жюно, конвоируемого вестфальцами. Сзади пленных ехал обоз кавалерийских вещей.
От Вязьмы французские войска, прежде шедшие тремя колоннами, шли теперь одной кучей. Те признаки беспорядка, которые заметил Пьер на первом привале из Москвы, теперь дошли до последней степени.
Дорога, по которой они шли, с обеих сторон была уложена мертвыми лошадьми; оборванные люди, отсталые от разных команд, беспрестанно переменяясь, то присоединялись, то опять отставали от шедшей колонны.
Несколько раз во время похода бывали фальшивые тревоги, и солдаты конвоя поднимали ружья, стреляли и бежали стремглав, давя друг друга, но потом опять собирались и бранили друг друга за напрасный страх.
Эти три сборища, шедшие вместе, – кавалерийское депо, депо пленных и обоз Жюно, – все еще составляли что то отдельное и цельное, хотя и то, и другое, и третье быстро таяло.
В депо, в котором было сто двадцать повозок сначала, теперь оставалось не больше шестидесяти; остальные были отбиты или брошены. Из обоза Жюно тоже было оставлено и отбито несколько повозок. Три повозки были разграблены набежавшими отсталыми солдатами из корпуса Даву. Из разговоров немцев Пьер слышал, что к этому обозу ставили караул больше, чем к пленным, и что один из их товарищей, солдат немец, был расстрелян по приказанию самого маршала за то, что у солдата нашли серебряную ложку, принадлежавшую маршалу.
Больше же всего из этих трех сборищ растаяло депо пленных. Из трехсот тридцати человек, вышедших из Москвы, теперь оставалось меньше ста. Пленные еще более, чем седла кавалерийского депо и чем обоз Жюно, тяготили конвоирующих солдат. Седла и ложки Жюно, они понимали, что могли для чего нибудь пригодиться, но для чего было голодным и холодным солдатам конвоя стоять на карауле и стеречь таких же холодных и голодных русских, которые мерли и отставали дорогой, которых было велено пристреливать, – это было не только непонятно, но и противно. И конвойные, как бы боясь в том горестном положении, в котором они сами находились, не отдаться бывшему в них чувству жалости к пленным и тем ухудшить свое положение, особенно мрачно и строго обращались с ними.
В Дорогобуже, в то время как, заперев пленных в конюшню, конвойные солдаты ушли грабить свои же магазины, несколько человек пленных солдат подкопались под стену и убежали, но были захвачены французами и расстреляны.
Прежний, введенный при выходе из Москвы, порядок, чтобы пленные офицеры шли отдельно от солдат, уже давно был уничтожен; все те, которые могли идти, шли вместе, и Пьер с третьего перехода уже соединился опять с Каратаевым и лиловой кривоногой собакой, которая избрала себе хозяином Каратаева.
С Каратаевым, на третий день выхода из Москвы, сделалась та лихорадка, от которой он лежал в московском гошпитале, и по мере того как Каратаев ослабевал, Пьер отдалялся от него. Пьер не знал отчего, но, с тех пор как Каратаев стал слабеть, Пьер должен был делать усилие над собой, чтобы подойти к нему. И подходя к нему и слушая те тихие стоны, с которыми Каратаев обыкновенно на привалах ложился, и чувствуя усилившийся теперь запах, который издавал от себя Каратаев, Пьер отходил от него подальше и не думал о нем.
В плену, в балагане, Пьер узнал не умом, а всем существом своим, жизнью, что человек сотворен для счастья, что счастье в нем самом, в удовлетворении естественных человеческих потребностей, и что все несчастье происходит не от недостатка, а от излишка; но теперь, в эти последние три недели похода, он узнал еще новую, утешительную истину – он узнал, что на свете нет ничего страшного. Он узнал, что так как нет положения, в котором бы человек был счастлив и вполне свободен, так и нет положения, в котором бы он был бы несчастлив и несвободен. Он узнал, что есть граница страданий и граница свободы и что эта граница очень близка; что тот человек, который страдал оттого, что в розовой постели его завернулся один листок, точно так же страдал, как страдал он теперь, засыпая на голой, сырой земле, остужая одну сторону и пригревая другую; что, когда он, бывало, надевал свои бальные узкие башмаки, он точно так же страдал, как теперь, когда он шел уже босой совсем (обувь его давно растрепалась), ногами, покрытыми болячками. Он узнал, что, когда он, как ему казалось, по собственной своей воле женился на своей жене, он был не более свободен, чем теперь, когда его запирали на ночь в конюшню. Из всего того, что потом и он называл страданием, но которое он тогда почти не чувствовал, главное были босые, стертые, заструпелые ноги. (Лошадиное мясо было вкусно и питательно, селитренный букет пороха, употребляемого вместо соли, был даже приятен, холода большого не было, и днем на ходу всегда бывало жарко, а ночью были костры; вши, евшие тело, приятно согревали.) Одно было тяжело в первое время – это ноги.
Во второй день перехода, осмотрев у костра свои болячки, Пьер думал невозможным ступить на них; но когда все поднялись, он пошел, прихрамывая, и потом, когда разогрелся, пошел без боли, хотя к вечеру страшнее еще было смотреть на ноги. Но он не смотрел на них и думал о другом.
Теперь только Пьер понял всю силу жизненности человека и спасительную силу перемещения внимания, вложенную в человека, подобную тому спасительному клапану в паровиках, который выпускает лишний пар, как только плотность его превышает известную норму.
Он не видал и не слыхал, как пристреливали отсталых пленных, хотя более сотни из них уже погибли таким образом. Он не думал о Каратаеве, который слабел с каждым днем и, очевидно, скоро должен был подвергнуться той же участи. Еще менее Пьер думал о себе. Чем труднее становилось его положение, чем страшнее была будущность, тем независимее от того положения, в котором он находился, приходили ему радостные и успокоительные мысли, воспоминания и представления.