Свелинк, Ян Питерсзон

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Ян Питерсзон Свелинк»)
Перейти к: навигация, поиск

Све́линк (Sweelinck, Sweeling, Sweelingh) Ян Питерсзон (апрель или май 1562, Девентер — 16 октября 1621, Амстердам) — нидерландский композитор, органист, клавесинист и педагог.





Биография

Сын органиста Питера Свиббертсзона (Swybbertszoon). Вскоре после рождения Яна семья переехала в Амстердам, где отец занял пост органиста центральной городской церкви «Ауде Керк» (букв. «Старая церковь»). У отца Свелинк получил первые уроки музыки и игры на органе. Со второй половины 1570-х (первое точное свидетельство датировано 1580) до конца своих дней, ни разу не выезжая за границу, служил органистом в той же «Оуде Керк». Начиная с первой известной публикации своих сочинений (1594) пользовался только фамилией матери (Свелинк).

Славился как виртуоз клавирной импровизации, был прозван за это «амстердамским Орфеем». Слава Свелинка-педагога простиралась по всей северной Европе, особенно велика была в Германии. Среди его учеников — основатели северогерманской органной школы Михаэль Преториус, Самуэль Шейдт, Генрих Шейдеман, Петр Хассе, Андреас Дюбен и др.

Творчество

В истории музыки творчество Свелинка обычно рассматривают как переходное от эпохи Возрождения к эпохе барокко. В его вокальной музыке явно влияние старых нидерландских мастеров, французской полифонической шансон, итальянских мадригалистов. Новые барочные тенденции просматриваются в музыке, написанной для органа и клавесина.

В вокальном наследии Свелинка центральное место занимает многоголосная (на 4-8 голосов) музыка для всей Псалтири (во французском стихотворном переводе). Это грандиозное четырёхтомное собрание (1604, 1613, 1614, 1621 гг.) с точки зрения стиля неоднородно: исследователи находят здесь черты мотета, мадригала и даже вилланеллы. В основе всех многоголосных пьес лежит cantus firmus — простая мелодия соответствующего псалма из Женевской Псалтири. Сб. «Духовные песни» («Cantiones sacrae», 1619) — довольно традиционное собрание (37) пятиголосных мотетов на латинские тексты (преимущественно из Псалтири, но также новозаветный Магнификат и популярные гимнографические, например, Te Deum и Regina caeli), при этом «по-барочному» — с партией basso continuo. Свелинк также писал в жанрах французской многоголосной песни (более 30 шансон в сборниках 1594 и 1612 гг.) и итальянского мадригала (19 пьес на 3-6 голосов).

В инструментальной музыке (для органа и клавесина) Свелинк больше всего работал в жанрах фантазии и токкаты. Наиболее популярна Хроматическая фантазия («Дорийская», SwWV 258). В так называемых «Эхо-фантазиях» Свелинк мастерски использовал регистровые и тембровые возможности органа. В инструментальном наследии также хоральные обработки, вариации, ричеркары, паваны. Целый ряд сочинений для органа и клавесина, сохранившихся анонимно, современные исследователи (на основе стилистического анализа) атрибуируют как сочинения Свелинка.

Музыку Свелинка ныне принято идентифицировать сокращением «SwWV» по семитомному изданию его сочинений под редакцией Г. Леонхардта:

  • Jan Pieterszoon Sweelinck: Opera Omnia, edd. Gustav Leonhardt, Alfons Annegarn & Frits Noske. Amsterdam, 1974-90.

Напишите отзыв о статье "Свелинк, Ян Питерсзон"

Литература

  • Seiffert M. J. Р. Sweelinck und seine directen deutschen Schüler. Leipzig: Druck von Breitkopf & Härtel, 1891.
  • Tusler R.L. The organ music of Jan Pieterszoon Sweelinck. Bilthoven: A.B. Creyghton, 1958

Ссылки

Отрывок, характеризующий Свелинк, Ян Питерсзон

– Слышишь? – сказал он.
Петя узнал звуки русских голосов, увидал у костров темные фигуры русских пленных. Спустившись вниз к мосту, Петя с Долоховым проехали часового, который, ни слова не сказав, мрачно ходил по мосту, и выехали в лощину, где дожидались казаки.
– Ну, теперь прощай. Скажи Денисову, что на заре, по первому выстрелу, – сказал Долохов и хотел ехать, но Петя схватился за него рукою.
– Нет! – вскрикнул он, – вы такой герой. Ах, как хорошо! Как отлично! Как я вас люблю.
– Хорошо, хорошо, – сказал Долохов, но Петя не отпускал его, и в темноте Долохов рассмотрел, что Петя нагибался к нему. Он хотел поцеловаться. Долохов поцеловал его, засмеялся и, повернув лошадь, скрылся в темноте.

Х
Вернувшись к караулке, Петя застал Денисова в сенях. Денисов в волнении, беспокойстве и досаде на себя, что отпустил Петю, ожидал его.
– Слава богу! – крикнул он. – Ну, слава богу! – повторял он, слушая восторженный рассказ Пети. – И чег'т тебя возьми, из за тебя не спал! – проговорил Денисов. – Ну, слава богу, тепег'ь ложись спать. Еще вздг'емнем до утг'а.
– Да… Нет, – сказал Петя. – Мне еще не хочется спать. Да я и себя знаю, ежели засну, так уж кончено. И потом я привык не спать перед сражением.
Петя посидел несколько времени в избе, радостно вспоминая подробности своей поездки и живо представляя себе то, что будет завтра. Потом, заметив, что Денисов заснул, он встал и пошел на двор.
На дворе еще было совсем темно. Дождик прошел, но капли еще падали с деревьев. Вблизи от караулки виднелись черные фигуры казачьих шалашей и связанных вместе лошадей. За избушкой чернелись две фуры, у которых стояли лошади, и в овраге краснелся догоравший огонь. Казаки и гусары не все спали: кое где слышались, вместе с звуком падающих капель и близкого звука жевания лошадей, негромкие, как бы шепчущиеся голоса.
Петя вышел из сеней, огляделся в темноте и подошел к фурам. Под фурами храпел кто то, и вокруг них стояли, жуя овес, оседланные лошади. В темноте Петя узнал свою лошадь, которую он называл Карабахом, хотя она была малороссийская лошадь, и подошел к ней.
– Ну, Карабах, завтра послужим, – сказал он, нюхая ее ноздри и целуя ее.
– Что, барин, не спите? – сказал казак, сидевший под фурой.
– Нет; а… Лихачев, кажется, тебя звать? Ведь я сейчас только приехал. Мы ездили к французам. – И Петя подробно рассказал казаку не только свою поездку, но и то, почему он ездил и почему он считает, что лучше рисковать своей жизнью, чем делать наобум Лазаря.
– Что же, соснули бы, – сказал казак.
– Нет, я привык, – отвечал Петя. – А что, у вас кремни в пистолетах не обились? Я привез с собою. Не нужно ли? Ты возьми.
Казак высунулся из под фуры, чтобы поближе рассмотреть Петю.
– Оттого, что я привык все делать аккуратно, – сказал Петя. – Иные так, кое как, не приготовятся, потом и жалеют. Я так не люблю.
– Это точно, – сказал казак.
– Да еще вот что, пожалуйста, голубчик, наточи мне саблю; затупи… (но Петя боялся солгать) она никогда отточена не была. Можно это сделать?
– Отчего ж, можно.
Лихачев встал, порылся в вьюках, и Петя скоро услыхал воинственный звук стали о брусок. Он влез на фуру и сел на край ее. Казак под фурой точил саблю.
– А что же, спят молодцы? – сказал Петя.
– Кто спит, а кто так вот.
– Ну, а мальчик что?
– Весенний то? Он там, в сенцах, завалился. Со страху спится. Уж рад то был.
Долго после этого Петя молчал, прислушиваясь к звукам. В темноте послышались шаги и показалась черная фигура.
– Что точишь? – спросил человек, подходя к фуре.
– А вот барину наточить саблю.
– Хорошее дело, – сказал человек, который показался Пете гусаром. – У вас, что ли, чашка осталась?
– А вон у колеса.
Гусар взял чашку.
– Небось скоро свет, – проговорил он, зевая, и прошел куда то.
Петя должен бы был знать, что он в лесу, в партии Денисова, в версте от дороги, что он сидит на фуре, отбитой у французов, около которой привязаны лошади, что под ним сидит казак Лихачев и натачивает ему саблю, что большое черное пятно направо – караулка, и красное яркое пятно внизу налево – догоравший костер, что человек, приходивший за чашкой, – гусар, который хотел пить; но он ничего не знал и не хотел знать этого. Он был в волшебном царстве, в котором ничего не было похожего на действительность. Большое черное пятно, может быть, точно была караулка, а может быть, была пещера, которая вела в самую глубь земли. Красное пятно, может быть, был огонь, а может быть – глаз огромного чудовища. Может быть, он точно сидит теперь на фуре, а очень может быть, что он сидит не на фуре, а на страшно высокой башне, с которой ежели упасть, то лететь бы до земли целый день, целый месяц – все лететь и никогда не долетишь. Может быть, что под фурой сидит просто казак Лихачев, а очень может быть, что это – самый добрый, храбрый, самый чудесный, самый превосходный человек на свете, которого никто не знает. Может быть, это точно проходил гусар за водой и пошел в лощину, а может быть, он только что исчез из виду и совсем исчез, и его не было.